Не люблю Меладзе. Не нравится мне, когда песни его мелодичные звучат. Хотя, как говорил мой оператор Борис Петухов, царствие ему небесное, «этот грузин может великолепно спеть даже нотную грамоту».
Мокрой осенью 95-го нам с Борей повезло. Военная база «федералов» в предместьях Грозного по уши увязала в грязи.
А нам повезло остановиться не во влажной палатке и не в душном офицерском кунге, а в настоящем доме. Каменная двухэтажка стояла особняком в Ханкале. Ближе к окраине столицы мятежной Чечни. «Казарма» для офицеров-коммунальщиков из войскового обеспечения, молодых и веселых пацанов. Все на войне вскоре после училища или институтской «военки». В нашей квартирке с установленными в два яруса железными койками, окрашенными в синий цвет, жили восемь человек. Днем в разрушенном Грозном они с рядовыми солдатами чинили, где это возможно, электричество, пытались наладить канализацию, привозили-увозили продукты. В-общем, никакие не вояки.
Эдуард из Москвы следил за своими пижонскими бакенбардами тщательнее, чем за брошенным в угол «Калашом».
Пухлый очкарик Володя выпрашивал вечерами у моего оператора японскую карманную электронную «игралку». Когда это удавалось — расплывался в медовой улыбке.
Мы так его и прозвали — «Мишка Гамми».
Самым взрослым казался «старлей» Леха. Он был с «русского севера». Северянин был самым рассудительным. После полуночи говорил жестким баритоном: «Все, паря, отбой! Допивайте свои чай-водку и харэ! Сейчас полковник Ли точно нагрянет. И заводите вашего «мармеладзе».
На трофейном магнитофоне «Тошиба» включался почти на полную громкость один и тот же альбом Меладзе. Кассета играла на реверсе каждую ночь до самого утра. Песни заглушали ночную «долбежку» артиллерии и залпы танков.
«Песни заглушали ночную «долбежку» артиллерии и залпы танков»
Через неделю мы переехали из военной базы в город. Поселились в частном доме у чеченской семьи, в полуразрушенном микрорайоне «Индюшка». Так было удобнее для нашей телевизионной работы, да и ночные концерты «мармеладзе» надоели.
Через месяц заскочили в очередной раз на Ханкалу для «перегона» репортажа и неожиданно выкроилось немного свободного времени. Решили зайти к ребятам. По вязкой грязи добрели до дома-казармы и наткнулись на смурного старлея Леху. Северянин нас с Борей и пригвоздил.
— А погибли все пацаны. Кто где. В разных местах. «Мишку Гамми» вашего на базарчике на въезде в город уложили «чехи» из автоматов. Прямо у «бэтээра». Я один из них остался. Один. И подполковник Ли тоже… Где-то в Веденском ущелье наши же его и убили. То ли по ошибке, то ли еще как…Про «дружественный огонь» слыхали?
«Мишку Гамми» вашего на базарчике на въезде в город уложили «чехи» из автоматов. Прямо у «бэтээра»
На обратном пути к машине мой оператор бормотал в бороду: «Надо сегодня вечером накатить… Что-то накатило…И чего я «Мишке Гамми» эту «игралку» зажал, чего не подарил-то ее?»
Все эти прошедшие восемнадцать лет я иногда вспоминаю ребят из двухэтажки на Ханкале.
Правда, слишком много потом было событий и других знакомых, сгинувших на следующих войнах. Уже и лица пацанов стерлись в памяти и имена некоторых забыл. А фамилий и не знал. Где-то в Москве или Мурманске их помнят по-прежнему ярко и отчетливо только их родные. Я не знаю, помогло ли им наше государство в беде или нет.
Разговаривал на днях по телефону с Николаем Николаевичем Власовым из Йошкар-Олы.
Он воспитывал своего сына Станислава в одиночку, без жены. В августе 99-го, когда в России снова крепко запахло ваксой для кирзовых сапог и оружейной смазкой, совершенно искренне захотел «отмазать» сына от войны. Стас к тому времении служил в армавирском отряде специального назначения.
«В августе 99-го, когда в России снова крепко запахло ваксой для кирзовых сапог и оружейной смазкой, совершенно искренне захотел «отмазать» сына от войны»
Договорился о блате через службу безопасности своего коммерческого банка, где сам работал главным ревизором по республике Марий Эл. Парня готовы были перевести на службу в воинскую часть в тихое Подмосковье, но боец спецназа отказал отцу.
— Папа, ну ты же сам служил в армии срочную. И дед наш фронтовик. Если парни погибнут там из отряда, то как я буду стоять и смотреть на их могилы из-за ограды? Да я просто не смогу жить дальше.
10 сентября 99-го года армавирский спецназ был уничтожен в дагестанских горах в результате «дружественного огня» армейской авиации. В отряде, где было сто бойцов — 52 раненных и 9 погибших. В том числе и Стас Власов. Тогда в войсках говорили о трагической ошибке авианаводчика, а выжившие — глухо о предательстве командования.
И спустя 14 лет Николай Николаевич не может сдержать волнения. Его голос в телефонной трубке клокочет.
— Я тогда остался один на один с гробом и государством. Никому не был нужен. Обратился в военкомат, а там все на охоту уехали.
Николай Николаевич похоронил единственного сына и остался один в пустой квартире. Случайно на улице кто-то из знакомых посоветовал обратиться за помощью в московский фонд «Право матери» к Веронике Александровне Марченко.
«Николай Николаевич похоронил единственного сына и остался один в пустой квартире»
— Если бы не эти девчонки, я бы не знаю, как выдержал все…Они мне тут же прислали юриста Людмилу Голикову, совершенно бесплатно. И мы с ней составили грамотное заявление в военную прокуратуру, а потом и иск в суд.
Пройдя все круги судебного ада, фонд «Право матери» заставил российское государство признать свою вину. По иску Николая Власова к министерству внутренних дел с управления казначейства Минфина по республике было взыскано 500 тысяч рублей. Тогда эта сумма была беспрецедентной.
— Тут знаете, не это главное…У меня появилось ощущение, что не один на белом свете… И что государство призналось в своей вине. И как-то оклемался я. Женился спустя десять лет. Сейчас мне 60, а сыну два с половиной года. Жизнь продолжается. Тут у одного знакомого, у нас в Марий Эл, тоже сын три года назад погиб в армии. Знакомый мой — простой деревенский мужик, охотник. Хотел руки на себя наложить, застрелиться. Я ему посоветовал к юристам в «Право матери» обратиться. Тоже помогли они ему. Видел недавно. Не узнать сейчас мужичонку-то.
Сейчас «Право Матери» необходимо оплатить труд трех квалифицированных юристов на три месяца в размере 583 тысячи 200 рублей. Родители погибших фонду, разумеется, ничего не платят. За эти деньги, за три месяца юристы Фонда смогут принять участие в 18 судебных командировках по всей России и дать 600 консультаций таким же отцам и матерям погибших солдат.