Уже год, как в моей жизни всё благополучно. Не могу, конечно, позволить себе шелковистых нарощенных волос, но на ресницы и платья хватает.
Просыпаюсь после полудня в воскресенье, пью из фарфоровой чашечки кофий, надеваю выходную вуаль с блестками и жду гостей. Этот лучший период в жизни называется: «заневестилась».
В этот момент возникает редактор Катя. Каждый сытый выходной она, как мобильная синагога, напоминает о милосердии и сострадании. Ведь где -то рядом с нами живут бездомные, они вымирают и очень нуждаются, переживает Катя, как редактор которому нужна колонка…
Ну,говорю, мон анж, камон, у меня вон ресниц на целую швабру, маникюр свежевыкрашенный, я уже не та девочка за гаражами. С чего мне переживать за бездомных неудачников.
«…у меня вон ресниц на целую швабру, маникюр свежевыкрашенный, я уже не та девочка за гаражами. С чего мне переживать за бездомных неудачников»
— А прошлый год, забыла?- говорит Катя, дёргая меня за то самое, живое.
Если вам уже надоело читать, то просто переведите деньги в помощь бездомным. Так как они, то есть нами, может стать любой из нас, то есть вас.
Если нет, то садись и слушай, сытый читатель, как нелепа и обманчива в своих ожиданиях жизнь. Прошлой весной мне нравился художник Игорь. Он любил меня помимо жены, я его — назло писателю Мите.
Была ночь, Москва полупустая, я — улыбчива, пьяна, кое-какими прядями блондинка. Мы насмехались над жизнью в районе Якиманки, пока не встретили цветочный магазин — нашу погибель. Художник уже не мог говорить, поэтому полез в штаны,за деньгами. Миллион алых роз, по его мнению, должны были избавить меня от всех юношеских сомнений и комплексов.
— Цветов для дамы. На все! — и продавщица почему — то с обидой в лице, вручила нам охапку разных цветных веников, с пальмовыми листьями сверху.
Алкогольная истерика на этом не кончилась. Как настоящие влюбленные, мы с художником начали спорить, кто кого, собственно, больше любит. Игорь, в доказательство прочности чувств, прыгал на одной ноге, клялся на ней же перейти Садовое. Я, вложив всю свою нерастраченную женственность, вертела грудями и плечевым суставом. Всё это пахло страстью, цветами, гомонило и под песню «Лохматый шмель» удалялось в ночи.
Потом общение потеряло ни к чему не обязывающую непосредственность. Игорь стал необоснованно ласков со мной. Я не понимала этой томной грусти. Уже два ресторана прошли, водка кончилась, а я все не понимала, чего он от меня хочет.
В конце концов взяла и купила ему цветы в ответ.
«Уже два ресторана прошли, водка кончилась, а я все не понимала, чего он от меня хочет»
— Художнику. На все!
Так, каждый со своими букетами, мы поцеловались и разъехались по своим кроватям.
Утро в редакции было суровым и бездеятельным.
К тому моменту, погрязнув в любви к художнику, я почти перестала писать тексты. Считая, что редакция должна быть счастлива одним лишь фактом моего существования как музы. Все-таки на их обывательских глазах зарождалась новая Фрида Кало. Мои экскременты в живописи были везде. За рабочим столом, у туалета, на стенах у редакторов. Я ссорилась с службой охраны из-за лево — либеральных полотен , писала какие- то жалобы заместителю генерального директора. В общем, моя журналистская карьера погрязла в творческой бюрократии и любви к самой себе.
«моя журналистская карьера погрязла в творческой бюрократии и любви к самой себе»
В тот же день. как помню, художник попросил меня попозировать. Это был новый важный этап в отношениях. Стало быть, надо идти и покупать платье, которое он будет торжественно снимать.
Дорога к любви и счастью как обычно лежала через редакционный банкомат. Раздав кучу невыполнимых обещаний, отпросилась с работы и пошла к нему. Перекрестила, как единственное священное место на канале, погладила по железной головке, поцеловала. А он всё равно, вместо денег — дулю и какие- то канцелярские извинения на чеке.
То, что все свои средства я потратила на цветы, в голову не пришло. Нельзя ругать женщину за чувства. Зато в тот же миг сочинился монолог для красивой увольнительной. Так и написала главному редактору, что если он не в состоянии содержать таких дорогих женщин, как я, то и нечего морочить голову. До свидания, приятных снов. Если захотите дать денег прямо сейчас, я тут недалеко в баре, пью шабли.
«Если захотите дать денег прямо сейчас, я тут недалеко в баре, пью шабли»
И пошла с пивом на детскую площадку.
Тут же меня встретил художник Игорь.
Думала, пришел специально,похитить и отвезти в солнечную Италию. Но нет. Глаза его опали, движения потеряли порыв. В общем, он был уже не так влюблен. В эту злую пьяную ночь, когда сам сатана писал стихи под псевдонимом Илья Резник, ведьма -жена выгнала его из дома. Без денег, паспорта и щетки для зубов. Ни одна приличная женщина такое не подберёт. Игорь стал временно бездомным.
Так мы и сидели. Сначала на лавочке, потом, теряя всякий стыд, расстелили Игоря на лужайке перед детсадом. В общем, стали бездомными странниками, как и мечталось в романтическом детстве. Счастья это не принесло. Только колготки порвала.
«В эту злую пьяную ночь, когда сам сатана писал стихи под псевдонимом Илья Резник, ведьма -жена выгнала его из дома»
Целый день мы вызывающе смотрели на мир с высоты некрупной кошки, и никто даже не сказал «Кыс- кыс- кыс. Иди дам сосиску». Равнодушие, боль и презрение охватили наши когда- то добрые сердца.
Если бы не внутренний стержень и утонченное воспитание, пошли бы попрошайничать и грабить прохожих. Но на второй день что-то во мне поднялось и побежало маячить перед главным редактором. Хороший мужчина. Зная, что я ребёнок из неблагополучной семьи и еще более неблагополучного города, предложил денег и личного психолога.
Но что такое взять из кармана у главного редактора ? Это значит перестать хамить и дурно хихикать ему в лицо на летучках.
Поэтому, за чисто символические 15 тысяч рублей, продала руководству свои ранние тексты и два полотна с частями голой женщины.
— Теперь я вам ничего не должна…
Редактора того я до сих пор люблю и о нём жалею. Художника выбросила из головы, как мужчину, на которого нельзя положиться. Только лечь.
А бездомным, и тем, кто себя за них выдаёт, даю в день по рублю…
В конце концов, кто знает, может перед тобой лежит и мучается похмельем Довлатов или Ерофеев. Может, с цыганским ребенком на руках, почёсывая шершавые пятки, выпрашивает себе на краски Фрида Кало. Ведь, не для каждого мироздание найдёт богатого начальника со слабыми нервами. Но для каждого найдётся поворот и ларёк с водкой, за которыми конец времён.
«В конце концов, кто знает, может перед тобой лежит и мучается похмельем Довлатов или Ерофеев»
Ну и о деле: если ты прочитал эти строки и внутренне похолодел, но при этом ездишь на машине и не можешь кинуть бедняге мелочь, переведи деньги в специальный фонд. «Милосердие» делает добро за тебя с 2004 года. Подбирает с улицы таких художников, как я и адаптирует к нормальной жизни. Лечит, восстанавливает им документы, дает одежду и покупает билеты домой.