«Планета надежд», Озерск, Челябинская область
Надежда Кутепова, директор:
«Планета надежд»Фото: из личного архива
«Я родилась и всю жизнь прожила в закрытом городе Озерске. Моя бабушка была мобилизована сюда строить плутониевый комбинат. Инженер-химик, она вместе с Курчатовым работала над нашей первой советской бомбой. В 1957 году на комбинате произошла авария — взорвалась подземная емкость с жидкими радиоактивными отходами. Это была крупнейшая авария в дочернобыльскую эпоху: 20 миллионов Кюри, загрязнение площадью 23 тысячи квадратных километров, 23 деревни выселено. Отца мобилизовали ликвидировать последствия. И он, и бабушка умерли от жуткого рака.
Однажды абсолютно случайно я попала на мероприятие «Движения за ядерную безопасность». Это был 1999 год. До этого я как будто жила в информационном вакууме: в нашем городе предпочитали не знать, не задумываться, не задавать вопросы. Я вдруг поняла, что последствия аварии на «Маяке» — так называется комбинат — до сих пор дают о себе знать, а при этом о людях забыли, и решила создать организацию, которая добивалась бы справедливости для пострадавших.
С момента аварии прошло 60 лет, но каждый год возникает какой-нибудь вопиющий случай, который ставит на уши общественность. Челябинские суды плохо относятся к пострадавшим, считают, что люди хотят что-то урвать у государства. Недавно шестилетняя девочка умерла от радиационно обсуловленного рака: ее бабушка была ликвидатором. Ее семье отказали в выплате компенсации. Мы тогда направили жалобу в Европейский суд по правам человека. Другое громкое дело — о признании 59 человек из села Караболка ликвидаторами аварии. В 1957 школьников из этого села позвали ликвидировать последствия аварии. Они закапывали урожай в полях, разносили строения, сажали сосны. Это была единственная деревня, которую не выселили с радиационного фона. Но суд посчитал, что имеющихся доказательств недостаточно, чтобы признать их участниками ликвидации.
Недавно шестилетняя девочка умерла от радиационно обсуловленного рака: ее бабушка была ликвидаторомТвитнуть эту цитату Последнее громкое дело — о сокрытии истинного диагноза людей, которые проживают в области загрязнения. В независимой лаборатории им ставят диагноз хроническая лучевая болезнь. Но у нас с этим не согласны — говорят, что это возрастные заболевания, а накопленная доза радиации тут ни при чем. Мы сражаемся с центром радиационной медицины, с Центром Бурнозяна в Москве.
О проверке мы узнали в начале февраля, все документы сдали вовремя. У меня была надежда, что нас не признают агентами. Дело в том, что я работаю не только в «Планете надежд», но и консультирую другие организации как волонтер. В качестве политической деятельности мне вменили несколько публикаций, в которых я критикую правоприменение по 42 статье Конституции, рассказываю о своем личном опыте работы в разных организациях. В деле также фигурирует мое выступление на заседании по правам человека у губернатора. Все это я говорила как частное лицо, а не как представитель «Планеты надежд». Но суд считает, что я содействую усилению протестных настроений в обществе и тем самым оказываю влияние на политику. Ну и иностранное финансирование: в грантах мы получаем примерно $35-40 тысяч в год на наши проекты.
Я себя чувствую как человек, которого посадили в клетку»Твитнуть эту цитату Меня знают все в городе, включая судью. У меня четверо детей, которых я воспитываю одна. Несмотря на мои просьбы, суд назначили на конец мая — когда все матери занимаются выпускными, обустройством летних каникул. Я не пришла тогда на суд — местные СМИ это извратили. Но если бы я пришла и не пошла бы в школу, мне бы и это вменили в вину. Я себя чувствую как человек, которого посадили в клетку».
«Комитет против пыток», Нижний Новгород
Иван Жильцов, пресс-секретарь:
«Чтобы попасть в список иностранных агентов нужно два компонента: иностранное финансирование и ведение политической деятельности. В качестве последней нам вменялись пикеты 26 июня в Международный день поддержки жертв пыток, а также то, что мы рассказываем о своей деятельности СМИ. Например, что пытки — это плохо и что это не только наша проблема, но и мировая, а что у нас пытки распространены из-за неэффективной работы Следственного комитета (в большинстве случаев СК не желает расследовать пытки, осуществляемые полицейскими).
На нашем сайте выложена вся грантовая история, мы никогда ничего не скрывали. В прошлом году 10% грантов были от России. Мы работаем уже 15 лет. Помимо Нижнего Новгорода — в Москве и Московской области, Башкортостане, республике Марий Эл, Оренбургской области и в Чечне. За эти годы больше 100 представителей правоохранительных органов были осуждены, большинство приговорено к реальным срокам наказания за превышение должностных полномочий. За все это время мы выиграли более 40 миллионов рублей — это компенсации заявителям. Более 670 решений Следственного комитета, Прокураторы и судов признаны незаконными.
В комитете работают 38 человек. Мы ведем дела несовершеннолетних, женщин, пенсионеров, есть даже дела полицейских, которые попадали под руку своим же коллегам. Есть категория асоциальных людей, а есть и люди с учеными степенями, которые пострадали от произвола.
Мы рассказываем, что пытки — это плохо и что это не только наша проблема, но и мироваяТвитнуть эту цитату В нашей работе особенно ничего не поменялось: мы как проводили общественные расследования и принимали заявления от граждан, так и продолжаем это делать. Единственное, нас заставляют регистрироваться как иностранных агентов, а мы отказываемся. Первый суд мы проиграли, теперь ждем второго. Я думаю, что его мы тоже проиграем и нам придется закрыться. Тогда будем искать другие формы деятельности. Надо быть реалистами: если государственная машина решила максимально усложнить жизнь всему, что ей неподконтрольно, эти меры будут только усиливаться.
Депутаты и представители Минюста нежно и по-детски хлопают ресницами и говорят, а чего вы испугались, ну подумаешь — иностранный агент, чего вы боитесь? Ну, получаете вы деньги из иностранных источников, назовите себя. Но мы не агенты! Агенты — это физлицо или юрлицо, которое действует в интересах своего принципала. А мы действуем в интересах России и российских граждан. Мы не выступаем в интересах наших грантодателей, не бывает такого, чтобы они нам указывали, что делать. Мы не можем себя назвать иностранными агентами, как бы депутаты, Минюст, а вместе с ними Конституционный суд, который не нашел в этом словосочетании никакой негативной окраски, нас не призывали. В России иностранный агент — все равно что шпион, враг народа и так далее.
В России иностранный агент — все равно что шпион, враг народа и так далееТвитнуть эту цитату Нет никаких сомнений, что так называемым иностранным агентам работать не дадут. Сейчас нас уговаривают повесить на себя звезду Давида, выжечь клеймо на лбу, приговаривая, что первое время будет болеть, а потом пройдет. Но я этому не верю. Уже есть законопроекты, запрещающие госслужащим общаться с так называемыми иностранными агентами, а этот закон сделает работу любой правозащитной организации невозможной. Захотим обжаловать что-то в суде, а нам ответят: вот закон, вы иностранные агенты, мне запрещено с вами общаться, до свидания».
Союз «Женщины Дона», Новочеркасск
Валентина Ивановна Череватенко, председатель-координатор:
Кроме прав человека, женщины и ребенка, мы занимаемся вопросами миротворчества. Мы работали во всех зонах конфликтов, занимались оказанием помощи в связи с чрезвычайными ситуациями, техногенными катастрофами, вооруженными конфликтами. У нас есть команда психологов, социальных работников, за эти годы мы разработали собственные технологии, которые применяли в Беслане, Крымске, после террактов в Махачкале, Каспийске, Буйнакске. За 20 лет у нас накопился огромный послужной список.
Еще в начале нашего пути мы выиграли 118 дел в суде по защите выпускников ВУЗов, которых пытались забрать в армию в качестве рядовых, хотя им должны были быть присвоены звания лейтенантов. Вместе с Думой мы добились отмены указа Ельцина по этому поводу. Два года наши мобильные бригады психологов, психиатров, психотерапевтов работали в Беслане. Там же мы работали с Министерством социальной политики, обучая соцработников на дому основам доврачебной психологической помощи.
Травля, битье стекол, расписанные стены, публикации с призывами расправиться со мной, предательницей родины, — мы уже через это прошлиТвитнуть эту цитату
Сейчас мы делаем очень важный проект, работая с семьями в социально опасном положении. В основном это — алкоголики и наркоманы; они — поставщики социального сиротства. В таких случаях негативный опыт передается из поколения в поколение, а другого просто нет, позитивному неоткуда взяться. Это травмированные люди, а травма, как известно, заразна — психологи расскажут подробнее. Работа с такими семьями ведется только на бумаге, система скинула всю ответственность на классных руководителей, школьных психологов и завучей, а у них совершенно другая сфера профессиональной ответственности. Первыми такие семьи распознают работодатели и работники системы образования — мы со всеми стараемся работать, хотя сейчас это сложно как никогда. Полиция и инспекция по делам несовершеннолетних к нам глухи как стена, хотя раньше мы сотрудничали.
В нашей деятельности найдены признаки политической. Базируются они, в частности, на доносе осужденного Солнцева, которого я вместе с коллегами посещала в колонии по заявлению его жены. Мы помогали решить его проблему: ему не выдали одежду установленного образца и постельное белье. Нам удалось помочь, а через месяц он написал, что я его агитировала за активные действия по изменению системы исполнения наказаний в Российской Федерации. Еще в бумагах было написано, что мы агитировали участников одного из наших семинаров высказываться в поддержку Михаила Саввы, который был вынужден покинуть страну после того, как его осудили. Также мы опубликовали в Вестнике Союза «Женщины Дона» дорожную карту реформы МВД, которая, собственно, была взята с сайта МВД. Прокуратура вычленила оттуда несколько предложений и заявила, что это мои личные предложения, и никакие аргументы, что это точная копия документа, вывешенного для обсуждения населением, ни к чему не привели. Также к делу были присоединены наши круглые столы по теме «Полиция и население», которые мы делаем с целью предотвращения нарушения прав человека. Весьма вероятно, что причиной недовольства власти послужил наш альтернативный доклад от 2010 года о нарушении прав женщин на Северном Кавказе, в особенности в Чеченской республике.
У нас была целая серия судов, Союз оштрафовали на 300 тысяч рублей. Травля, битье стекол, расписанные стены, публикации с призывами расправиться со мной, предательницей родины, — мы уже через это прошли. Мне звонили с угрозами: «Ваши хозяева убивают наших людей в Донбассе». Те, кто это делал — анонимы. А те, кто нас поддерживает — это люди с именами, отчествами и фамилиями, они открыто выступают в нашу поддержку. Благодаря им мы смогли собрать деньги на выплату штрафа.
Мы продолжаем не признавать решение Минюста и суда о том, что наша деятельность — политическая, поскольку мы занимаемся правозащитной деятельностью и никакой другой. Наше дело в Верховном суде, в Европейском суде, мы продолжаем биться в Замоскворецком суде. Как бы ни было тяжело, вся команда считает, что, если мы бросим, то можно будет сказать — ага, испугались, значит, действительно что-то делали такое, за что можно вас считать иностранными агентами! Все наши сотрудники работают, несмотря на то, что мы в очень сложном финансовом положении. К нам пришло много новых волонтеров. И нам самим скоро понадобится поддерживающая реабилитационная программа после всего, что нам устроила власть.
«Гуманистическое движение молодежи», Мурманск
Татьяна Кульбакина, заместитель директора:
МурманскФото: Виталий Серветник
Проверить нас можно было только, если бы кто-то обратился с таким заявлением в прокуратору. Поэтому ФСБ и Центр «Э» слепили какого-то парня, который якобы наткнулся на нашу газету в каком-то автоцентре (что она там делала — непонятно) и понял, что его религиозные чувства оскорблены. В том номере была статья про клерикализм и современное искусство, то есть они, конечно, могли попробовать привлечь нас за оскорбление чувств верующих. Они нам и экстремизм вменяли, и пропаганду ЛГБТ — все, что хочешь, — но в итоге выбрали сделать иностранными агентами. Может, нам еще повезло.
Нам вменили призывы к свержению конституционного строя и нарушение целостности Российской федерации с помощью призывов к предоставлению больших прав и больших свобод. Это абсурд: сам Минюст говорил, что не считает, что мы занимаемся политической деятельностью.
Мы с 2003 года занимаемся культурно-просветительскими проектами. Наша цель — рассказывать о ценности свободы, солидарности, экологичности, ненасилия. За эти годы у нас было множество проектов: фотовыставки, уличные перформансы (мы ставили стол с самоваром и сушками, чтобы было похоже на кухню, и предлагали прохожим присоединиться к нам и рассказать, о чем они говорят на своих кухнях). У нас есть Школа демократии: это дискуссионный клуб, где мы говорим о социальной доступности, правах человека, ксенофобии, о том, как могут выглядеть наш город и наше будущее. Мы делали феминистические проекты, делали лагерь с дискуссиями об экстремизме в разных странах. То, что мы делаем, меняет среду. Когда мы начинали, в Мурманске не было никаких международных фестивалей, а теперь их множество. Дискурс меняется, люди говорят о том, что надо самоорганизовываться, влиять на то, как город будет выглядеть.
Они нам и экстремизм вменяли, и пропаганду ЛГБТ — все, что хочешь, — но в итоге выбрали сделать иностранными агентами. Может, нам еще повезло Твитнуть эту цитатуВ июне мы ликвидируемся. Мы не сможем протянуть как иностранные агенты, от нас отвернулись все, с кем мы сотрудничали, — Министерство по делам молодежи, например. У нас был проект экскурсий для школьников, организованный совместно с Домом Анны Франк, а в статусе иностранных агентов нас к школе никто и близко не подпустит. Мы потеряем наш мандат в Общественной наблюдательной комиссии по контролю за соблюдением прав человека в местах принудительного заключения и содействию лицам, находящимся там. Я хожу в тюрьмы и контролирую, что там происходит, пишу справки во ФСИН, мы общаемся с заключенными, работаем с их жалобами. Там много проблем с медициной, часто не хватает лекарств, недостаточно внимания уделяется людям, они слепнут, а лечат их недостаточно, недавно были перебои с терапией для ВИЧ-положительных людей. А еще проблемы с приватностью туалетов, переполненность тюрем и многое другое: иностранным агентам не дадут в это влезать.
У нас был проект экскурсий для школьников с домом Анны Франк, а в статусе иностранных агентов нас к школе никто и близко не подпуститТвитнуть эту цитату
Я не думаю, что этот закон направлен против самой нашей организации и ее деятельности: у нас всего один раз были проблемы с властями — мы делали фестиваль правозащитного документального кино и показывали фильм «Ходорковский». Это было буквально за пару недель до выборов, а мы даже не заметили, что на дворе какие-то выборы. Нам стали звонить и обвинять в том, что мы хотим их сорвать фильмом.
Я посмотрела протоколы: там куча информации не про ГДМ, а про меня лично: в каких акциях лично я участвовала как гражданин. Центр по борьбе с экстремизмом и ФСБ насобирали кучу информации и отнесли это в прокуратуру. Центру «Э» нечем заниматься: экстремизма ведь почти нет. Вот они и ходят на любые акции — даже на акции Красного креста в память об умерших от ВИЧ, где люди просто стоят со свечками, — и всех фотографируют.
Но в суд эту папку не взяли, отправили только газету о правах человека, которую мы выпускаем на деньги грантодателей. Последние три года мы получали гранты от фонда Розы Люксембург, МАТРА, от генерального консульства Нидерландов (600 тысяч рублей на 12 выпусков газеты).
Конечно, еще зимой было понятно, что тучи сгущаются, но суд нас выбил из колеи. Ты, невиновный, оказываешься в роли обвиняемого, тебе приходится оправдываться — это ввергает в депрессию.
Музей истории политических репрессий «Пермь-36», Пермь
Виктор Шмыров, директор:
Нам передали ксерокс заявления некоего гражданина, где были заклеены его фамилия и подпись. У нас было много противников, но чей конкретно донос сработал, мы не знаем.
В нашем уставе четко прописано, что мы делаем свои проекты на территории лагеря «Пермь-36», а мы больше года не имеем к нему доступа: госорганы нас выставили оттуда, и все сотрудники остались без работы. Местные власти инициируют целый ряд судебных исков против нас, задача их сводится к тому, чтобы удержать за властями то имущество, которое принадлежит не государству, а нам: музейные фонды, наша коллекция, научная библиотека, архивы и все то, что мы накопили за 20 лет работы. Если это удастся вернуть, мы сможем искать способы существовать дальше. В музей на территории лагеря нас вряд ли пустят, но есть идея создать в Перми просветительский центр — тогда мы переедем туда и сможем продолжать нашу работу.
Нас очень поддерживает «Мемориал», петицию против закрытия подписали более 80 тысяч человек, нас защищает уполномоченная по правам человека в Пермском крае Татьяна Марголина. И, судя по публикациям в Интернете, преобладающая реакция на нашу историю — сочувственная.
А гнобят нас за нашу деятельность, особенно за один из наших проектов — международный форум «Пилорама». Мы проводили его более 10 лет, это крупное событие, либеральная массовая акция. Вы можете посмотреть в Интернете его программу — там спектакли, поэтические чтения, показы фильмов, но самое главное — дискуссии по актуальным проблемам современности, отечественной и мировой истории. А еще мы делали Международную школу музеологии для учителей и преподавателей истории, Леонид Кацва там преподавал. Все это признали формами политической деятельности.