Елена Мамышева, 50 лет
Москва
Обнаружив, что с ростом доллара за ипотеку платить стало невозможно, Елена вступила во «Всероссийскую ассоциацию валютных заемщиков», чтобы вместе отвоевать свои квартиры. Борьба закончилась операцией и удалением желчного пузыря.
Я жила в Ростовской области, работала преподавателем. Когда развелась с мужем, поняла, что надо учить ребенка, и переехала в Москву работать. Дочь на бюджет здесь поступила. Снимали жилье семь лет. Потом я решила взять ипотеку: бегать по этим съемным квартирам стало невыносимо. Доллар был 24 рубля, и я решила: пусть будем больше платить, зато квартира своя.
В 2007 году дали валютную ипотеку в банке «Дельтакредит». Другие отказали, хотя зарплата у меня была 120 тысяч. До 2014 года всё добросовестно платила, никогда проблем не было.
А в ноябре стал расти доллар. Мой работодатель набрал кредитов, влез в долги и кинул нас с зарплатой (мы теперь судимся с ним). Работу я потеряла. Не спала ночами, у меня была паника: я поняла, что не могу платить за квартиру. Пришла поговорить в банк — но в «Дельтакредите» ни к кому не пускают, только предлагают написать заявление. Там я познакомилась с женщиной, которая рассказала, что у них образовалась группа людей — все в такой же ситуации. И предложила присоединиться. С тех пор мне стало полегче. Банк мне предлагал продать квартиру, чтобы погасить долги, эсэмэски тогда по 12 раз в день приходили. И даже когда меня везли на операционный стол, «Дельтакредит» не переставал звонить.
За мной моя семья. Маме 82 года, она болеет. Страшно оказаться на улице, да и к тому же 200 тысяч долларов я уже отдала банку. Я писала письма и ЦБ, и правительству, и Гончару (председатель комитета Госдумы по финансовому рынку. — «ТД»), и Путину… Господи, куда только ни писала — везде отказы. Пишут, что отношения между мной и банком государства не касаются.
Вместе с ассоциацией валютных заемщиков я ходила на пикеты. В ноябре нас было 200 человек, мы вышли в сквер на Неглинной, потом пошли в ЦБ. Там, конечно, к нам отнеслись отвратительно гадко. Посадили каких-то людей, чтобы с нами разговаривали, а у них на лице — безразличное презрение. Я задала вопрос: для чего вы сидите, просто галочку поставить, что нас приняли? Ну а они плечами пожимают.
Вся суть этого отношения в словах нашего Владимира Владимировича, когда он сказал «попали»Твитнуть эту цитату Вся суть этого отношения в словах нашего Владимира Владимировича, когда он сказал «попали». («Если человек получает деньги в рублях, а ипотечный кредит взял в валюте, то он как бы взял на себя риски курсовой разницы. Курс изменился — и он попал», — сказал президент в ходе прямой линии, добавив, что господдержка валютных заёмщиков не должна превышать помощь тем, кто взял ипотеку в рублях. — «ТД»). Путина не волнуют наши проблемы, не волнует, что матерей с детьми выкидывают на улицы. И люди так же относятся.
Моя квартира стоила шесть миллионов, сейчас — девять, а банку я должна 13,5 миллионов. Шесть миллионов я давно отдала. У меня квартира на Рязанском проспекте, но учитывая, сколько я должна банку, ощущение, что она на Рублёвке.
Мне предложили рефинансировать кредит по курсу на сегодняшний день, и получился ежемесячный платеж 150 тысяч рублей еще на 15 лет. Это значит платить до 65 лет. Но найти работу на 150 тысяч в 50 лет сложно. Я во многие места ходила на собеседование, но все говорят: «В 50 лет?! На работу?!» Нигде не пишут, что есть ценз на возраст, но когда приходишь на место…
У меня квартира на Рязанском проспекте, но учитывая, сколько я должна банку, ощущение, что она на Рублёвке Твитнуть эту цитатуИ даже если возьмут — это ни есть, ни пить, всё отдавать банку. Я и так залезла в кредитные карточки, чтобы только не забрали квартиру. Я оттягиваю этот момент, просто залезая в новые кредиты. А всё равно кончится тем, что заберут квартиру, и я останусь еще должна 3,5-4 миллиона банку. И все — бомж, вокзал. Казанский или Ярославский на выбор.
В апреле мы решились на голодовку. Это был шаг отчаяния. Я понимала, что теряю квартиру, и больше терять мне уже нечего. Сначала нас было шестеро, потом осталось четыре — все женщины, матери. Одиннадцать дней — только вода и больше ничего.
Нам дали в аренду подвальное помещение. На вторые сутки ночью пришли сотрудники полиции. Не предъявляли никаких претензий, просто присутствовали. Я говорю: «Вы нам спать не даете». Отвечают: «Нам приказано из министерства. Вы ничего не нарушаете, сделать с вами мы ничего не можем, но будем здесь сидеть». Обтянули лентой вход в подвал, встали снаружи и внутри — всего восемь человек на шестерых голодающих.
Приехала хозяйка, они долго беседовали на кухне, в результате она сказала: «Съезжайте, я не хочу неприятностей». Второе место нам предоставил заёмщик, такой же бедолага как и мы. Мы переехали туда.
В итоге — минус 13 килограмм. Но самое главное, что меня оттуда увезли в больницу. Вызвали «Скорую» на девятый день — думали, начался криз. А через два дня уже и госпитализировали. Закончилось всё удалением желчного пузыря — врачи сказали, это последствие голодовки.
Я до сих пор на реабилитации и еще минимум полгода буду. Боли постоянные, есть практически ничего нельзя, только диетическую пищу.
Сейчас я хожу по своей квартире, где прожила восемь лет и за которую платила, и понимаю, что мне не по силам эта ноша. Честно говоря, я не знаю, что может меня спасти. Только чудо может свершиться — если договор пересчитают по курсу на дату заключения.
Знаете, какой единственный способ всего этого избежать? Мне его случайно в банке подсказали. Нужно обязательно страховаться! Я говорю: «Почему? Я не хочу, это навязывание услуги! Я и так плачу, зачем мне еще это?» А мне говорят: «Если с вами что-то случится, то квартира останется вашим детям, а банку заплатит страховая компания». И у меня периодически возникает мысль: ведь я могу оставить ребенку эту квартиру только одним способом, и банк отстанет от меня лишь в одном случае — когда я умру. Вот и выход.
Наталья Сундукова, 57 лет
Ангарск, Иркутская область
В 2007 Наталья взяла займ для оплаты квартиры. Через несколько лет оказалось, что она должна деньги неизвестным ей людям. Судебный процесс закончился выселением, во время которого пенсионерка неожиданно для всех — в том числе для себя самой — перерезала вены.
У меня на опеке девочка, моя внучка. Дочь в свое время увлеклась алкоголем, и я с роддома внучку воспитывала. Кроме нее у меня еще два сына и муж, а квартира была маленькая, две комнаты, 45 квадратов. Мы пришли к выводу, что девочке нужна отдельная комната.
На тот момент сыновья начали подрабатывать, так что мы решили продать квартиру и купить побольше с доплатой. Заключили с агентством недвижимости соглашение, а они посоветовали, где взять займ: у нас рядом сидит «Иркутская ипотечная корпорация», без проблем дадут под залог новой квартиры. Мы с сыном взяли по 600 тысяч.
Риэлтор говорит: подписываем здесь и здесь. Честно скажу, когда подписывала, не смотрелаТвитнуть эту цитату Тогда по 15 сделок в день проходило, поэтому документы мы очень быстро подписали. Пришли, лежит пачка бумаг, сидят несколько человек в ряд. Риэлтор говорит: подписываем здесь и здесь. Честно скажу, когда подписывала, не смотрела.
Уже потом оказалось, что старую квартиру мы продали за 1 400 000, а ИИК за новую внесли только 1 200 000. Стала добиваться отчета: откуда разница? Несколько раз к ним ездила, но каждый раз они говорили: «Вы неправильно считаете». Сказали, что часть взяли за оформление займа, часть еще за что-то, но толком ничего и не объяснили. А через некоторое время старший сын с девушкой сошелся, женился… В общем, я переключилась на бытовые нужды.
Потом вдруг позвонили, сказали открыть счет в «Газпромбанке» и туда платежи класть, хотя до этого я деньги в офис носила. А позже, в 2010-м году, начался кризис, производства стали сокращаться, трудности везде. Один сын ушел в семью, я не могла с него брать деньги, другой пошел учиться, а у мужа зарплата упала с 25 до восьми-десяти тысяч. Начались задержки с выплатами.
Я сразу пошла в ИИК, и оказалось, что офис, где мы брали займ, исчез. Спросила у охранника, куда, а он говорит — не знаю, вроде в Иркутск переехали. Потом, правда, позвонили сообщить, что у меня задолженность, просрочки. Я сказала: давайте договариваться, рассрочим платёж. Приехала к ним в Иркутск, взяла бумажку, по которой нужно собрать кучу других бумажек. Два месяца готовила документы, а за это время на меня вдруг подали в суд.
Я на это совсем не рассчитывала, я договориться собиралась. Причем иск подала другая компания — ГПБ-Ипотека (дочка «Газпромбанка», который владеет 80% ее акций. — «ТД»). Уже во время суда выяснилось, что через 10 дней после взятия займа мою закладную эта «ИИК» продала, хотя делать этого не могла: по документам у нас на это был полугодовой мораторий. И так закладную перепродавали восемь или девять раз, пока она не оказалось у «ГПБ-Ипотеки».
Пока суды шли, я все равно продолжала платить, правда, непонятно кому — счет в «Газпромбанке» оказался до востребования, я потом выписку взяла. Куда деньги уходили, я так и не знаю.
Последний платёж был в ноябре 2013-го, когда в руки попало решение суда, по которому «ГПБ-Ипотека» переписала квартиру на себя еще в 2011-м году. Почему они стали выселять только сейчас, я не знаю. У нас в Ангарске на январь 2014 года 115 семей выселили, и из них практически все брали займ в «ИИК». ВТБ или другие банки не выселяют, они как-то договариваются. А с этими договориться не выходит.
В феврале приставы запустили исполнительное производство. Я написала заявление с требованием ознакомить меня с документами: кто у меня собирается квартиру отнять, на основании каких документов. Ни одной бумаги я так и не увидела.
Шестого июля приехали утром выселять. Я стою на улице с подругами, которые так же попали, тут подъезжает машина группы быстрого реагирования — в масках, с автоматами, с наручниками. Подходит пристав, спрашивает: «Вы добровольно будете выселяться?» Я говорю: «Покажите бумаги по производству». И тут он что-то сказал, и на меня четыре туши накинулись. Больше я ничего не помню. Как я это сделала, что произошло дальше, не знаю. Только помню, что лежала на холодном асфальте — утро же ещё было.
Мне просто было очень страшно, когда четыре лба в масках, с автоматам, в бронежилетах налетели на меняТвитнуть эту цитатуПотом отвезли в медсанчасть, наложили 13 швов, а оттуда хотели в психо-неврологический диспансер вести. Я посреди дороги вышла из «Скорой» и уехала на такси подальше. Дочь потом рассказала, что уже комиссию собрали, чтобы признать меня недееспособной, будто я пыталась совершить суицид. Но я не совершала суицид, мне просто было очень страшно, когда четыре лба в масках, с автоматами, в бронежилетах налетели на меня. У меня в кармане бритва была (я женским мастером работаю) — когда руки заламывали, я, наверное, себя и полоснула. Просто довели меня. Я не думала, что так выйдет, но как-то защитить себя должна была.
Где я нахожусь сейчас, не скажу, потому что негласно дана задача определить меня в ПНД. Даже адвокат мой говорит на заседания не ходить, потому что прямо с них в психушку заберут.
Духом я не падаю: что я докажу, если упаду духом? Жертвой себя не считаю, а считаю обманутой мошенниками — еще с того момента, как недостающие 200 тысяч уличила. У меня новое заседание на сентябрь назначено. Будем дальше бороться, хотя у нас тут полный беспредел.
И.
Ростовская область
В июне ростовский портал «Блокнот» рассказал о женщине из Батайска, которая выставила на продажу свою почку, чтобы покрыть долги по ипотеке. По словам издания, «двушка» в панельной многоэтажке стала непосильным бременем для матери-одиночки с четырьмя детьми
В 2009 году я вышла замуж, и мы с мужем взяли ипотеку. Брали кредит в равных долях, основным заемщиком был он, а созаёмщиком я. А в 2013 году развелись — по моей инициативе. После этого он отказался платить свою долю. Подал на меня в суд, нарисовал задним числом какие-то расписки, навешал на меня два миллиона долгов, и в счет них пытался забрать нашу с детьми половину. Суд ему тогда отказал, и после этого он мне начал угрожать. Он бывший мент, на нём официально зарегистрированы три охотничьих ружья.
Мне пришлось уехать к родственникам в Абхазию. Надо было где-то жить, плюс даже участковый сказал: мол, у тебя вариантов нет, собирай свои шмотки и где-нибудь пересиди. Ну вот мы и пересиживали.
Ровно год мы скитались, а когда вернулись в квартиру, меня сразу коллекторы отыскали. Оказалось, что помимо основного долга в 800 тысяч, еще 120 тысяч штрафных санкций набежало. И ведь кричат, что звонили мне, но это же неправда, у меня входящих от них нет. Я перед отъездом специально в банк ездила, телефоны давала, через которые меня найти можно.
Сейчас долгов уже 950 тысяч. Я просила разделить лицевой счет за ипотеку пополам. Хотела заплатить за свою материнским капиталом. А мне в банке ответили, что не могут. И в пенсионном фонде тоже не согласны. Раз мы в разводе с бывшим мужем, то он нам чужой, а деньги — детские, и почему этими деньгами должны платить за чужого человека. Так что теперь все долги на мне.
Сейчас у меня четыре ребенка, когда мы развелись, то самому маленькому года не было, сейчас только три исполнилось. Трое детей не от него, от предыдущего брака, только младший совместный. Он за все время после развода ни разу не позвонил, не спросил, жив он или умер.
В суде, когда встречались, я ему просто говорю: «Ты бы хоть ребенка с днём рождения поздравил». А он: «Скажи спасибо, что я его и так содержал». Как он содержал, правда, не знаю.
От безысходности я решила почку продать. Может и есть способ получше, но когда такие долги, и когда тебя прессуют изо дня в день… Уже реально все варианты перекрутила, но вот где такую сумму наскрести?
Рылась по форумам, там один мужик был в заложниках у банка, пишет: «Блин, хоть почку продавай». Ну я и намотала на ус. Залезла на медицинский сайт, начала копаться. Не то, что села — и здрасьте: прежде чем разместить объявление, думала, советовалась, кто-то говорил, что дура, кто-то понимал — безвыходная ситуация.
Но по объявлению мне только журналисты звонили. Хотя, честно сказать, если бы позвонил покупатель, я бы согласилась. После того, как ростовские журналисты написали про меня, мне помощь пришла от читателей, 34 тысячи. Это хорошо, конечно, но миллион не покроет. Я не хотела реквизиты выставлять, но журналисты сказали, что нужно. Я вообще не собиралась ничего огласке предавать.
Первый, кто меня навестил после статьи, — это органы опеки. Они сказали, что я им создала очень много проблем. Детей пока не забирают — этого я больше всего на свете боюсь.