Адвокат Эдуард Иванов часто выступает в казанских СМИ как эксперт. На его счету несколько резонансных дел,— например, он защищал Игоря Данилевского, бывшего доцента одного из местных университетов, который был осужден за двойное убийство. Несколько лет назад он выиграл суд у мэрии Казани: одного из его клиентов переселяли на окраину из дома под снос, и адвокату удалось добиться для подзащитного квартиры в центре города и компенсации. Эдуард Иванов ослеп в полтора года от менингита, сейчас ему 60. Он не любит, когда к нему относятся снисходительно или с жалостью, себя описывает так: «Я не тот слепой, который не поднимает жопу с дивана».
Школа
Я ослеп в полтора года от менингита, поэтому учился в школе для слепых по упрощенной программе. Вообще, моя семья не та, из которой выходят адвокаты. Мама — штукатур, отец — разнорабочий. Он как в том фильме: «Украл, выпил — в тюрьму», только скорее: «Выпил, подрался — в тюрьму». У него было несколько судимостей за хулиганство.
Адвокатом я стал, потому что маме дали квартиру в Казани. Тогда и пришла идея поступить на юридический факультет здешнего университета. Тем более перед выпуском нас собрал директор школы, спросил, кто чем хочет заниматься, — я рассказал, и после этого меня перестали называть по имени, только «адвокат». Ходу назад не было.
Университет
Проходной балл тогда был 23 — это четыре экзамена плюс средний балл аттестата. Русский язык и литературу я знал хорошо, ошибся только с названием рассказа Горького «Двадцать шесть и одна». Хуже всего было с немецким, потому что в школе у нас была добрейшая преподавательница. Когда я сел перед экзаменационной комиссией, оказалось, что они говорят на другом немецком, я не понимал ни одного их вопроса. В университете оказалось, что я ни дорогу сам перейти не могу, ни вывеску прочесть. Тогда я почувствовал себя слепым, убогим, описавшимся пуделемТвитнуть эту цитату Меня отчасти выручило то, что передо мной сдавал парень, который говорил еще хуже меня. В итоге за пролетарское происхождение мне поставили четверку, я набрал ровно 23 балла и поступил.
После того, как попадаешь из специализированной школы в университет, психологический перелом неизбежен. В школе я был равный среди равных, даже лучше: учился отлично, ходил в спортзал, был общественным активистом. А в университете оказалось, что я ни дорогу сам перейти не могу, ни вывеску прочесть, ни еду купить. Тогда я почувствовал себя слепым, убогим, описавшимся пуделем.
Было много трудностей — их невозможно перечислить. По университету надо ходить — например, буфет я всегда избегал, потому что его надо найти, определить, где очередь, понять, какие там есть блюда, найти свободный столик, заказ поставить на поднос и поднос перенести. Все это для меня было невыполнимо. Зрячий удивился бы, узнав, что для кого-то это сложно.
Это выбор брошенного в воду котенка: хочешь жить — плывиТвитнуть эту цитатуНо это выбор брошенного в воду котенка: хочешь жить — плыви. В первый же день после переезда мама ушла на работу и оставила мне ключи. Я решил, только она уйдет — пойду в город, буду его изучать. Найду клуб общества слепых, библиотеку. С первого раза не получилось. Сел не на тот автобус, оказался в другом конце города. Спросил у людей — они перевели меня через дорогу и посадили на ту же маршрутку. Я вернулся домой ни с чем. Зато на следующий день сделал все правильно и приехал куда нужно.
Как добивался работы
После университета меня распределили в министерство юстиции Чувашии. Там заведующий юридической консультацией сразу же спросил меня, владею ли я чувашским языком; я не владел. Следующий вопрос был просто убийственным: «Как вы думаете, какая уважающая себя девушка пойдет к вам секретарем?»
В Чувашии решили, что я им не нужен, дали открепительный и отправили в Москву, чтобы я там добился для себя места в Казани. Мы поехали вдвоем с товарищем — слепым парнем-математиком. Родители дали нам денег, чтобы мы что-нибудь купили, потому что был дефицит. Мы к девяти часам приехали в Минюст. В тот день в Москве выступала группа Boney M, и все минюстовские девочки говорили только про них: кто идет, почем билеты. Нашего чиновника не оказалось на месте. Поэтому мы пошли на рынок, купили какие-то диковинные сигареты и еще зачем-то целый противень цейлонского чая.
Пришли обратно — заместитель министра уже ушел. Видимо, моя физиономия была настолько расстроена, что его секретарша куда-то пошла и привела его к нам. Он чуть ли не матом ругался на татарстанское начальство: «Да как они вас, с красным дипломом, с казанской квартирой никуда не берут!» Он мне выписал путевку в одну из консультаций города. Мне коллеги потом сказали: «Ты, Иванов, изнасиловал всю коллегию Республики Татарстан!» Сейчас бы я посчитал это за комплимент, а тогда обиделся.
О профессии
Первая работа была в Бауманской юридической консультации. Меня взяли на стажировку и через две недели направили на судебный процесс по краже вещей из машин. Я волновался, написал конспектов больше, чем само уголовное дело. Перед началом заседания я подошел к скамейке подсудимых, все арестованные были уже там, назвал фамилию своего клиента, поздоровался и сказал, что буду его защищать. Повисла пауза, и он ответил: «Ну валяйте, хуже не будет».
Но все прошло удачно: когда один из его подельников хотел переложить на моего клиента часть вины, я взвился, начал задавать вопросы. При тех обстоятельствах, несмотря на четыре судимости, дело кончилось благоприятно — срок дали, но минимальный. Лучшей благодарностью для меня было то, что мой клиент из колонии перевел в коллегию 80 рублей — тогда это была целая зарплата.
Каждый адвокат считает, что у него самые интересные и необычные дела. И я так склонен думать. Мне не нужна публичность — не хочу славы, известности, не хочу авторитетно говорить с трибуны. У меня требование только к качеству своей работы. Это меня всегда выручало. Люди должны понимать, что в их ситуации я сделал все возможное, а лучше бы никто не сделал.
Я должен помогать как врач, вне зависимости от того, кто лежит у него на операционном столе — злодей или праведницаТвитнуть эту цитату Иногда горжусь своей работой: например, помощью молодому парню, который в колонии заболел туберкулезом позвоночника. Ему сделали операцию — четыре позвонка заменили фрагментом его же ребра, он стал инвалидом. Я к нему пришел в больницу для осужденных и сказал: «Давай попробуем что-то взыскать с государства». В новогодние дни, когда страна бухает, я решил этим заняться. Написал исковое заявление, которое показывал всем коллегам, отправил в Москву профессору права и доктору наук, процесс пошел. Ему взыскали всего ничего — 50 тысяч рублей, но мы-то думали, что вообще ничего не получится.
Бывают дела, в которых не хочется участвовать — неприятно до брезгливости. Но я должен помогать как врач, вне зависимости от того, кто лежит у него на операционном столе — злодей или праведница. Редко отказываю — когда человек оказывается очень уж неприятным.
Шестое чувство
В работе мне помогает интуиция, которая есть и у медиков, священников, учителей. Люди в суде врут, но я это понимаю и без зрения. Мы слишком много говорим, мы избыточны, не только в обычной жизни, но и в суде.
Поэтому я слушаю очень внимательно, по-другому мне не составить психологический портрет человека. Слушаю не только, что человек говорит, но и как он это говорит — на какие слова нажимает, какие повторяет, что из того, что говорит, считает первостепенным.
Для того чтобы убедительно врать, надо иметь тренировку. Иногда человека выдает интонация. Мы все знаем, с чем связаны склонности приврать. Например, пьющий человек считает, что он самый умный, лучший, непризнанный. Часто люди хотят создать более выгодное представление о себе, и прежде всего — у самих себя. Как говорится, человек смешон не теми качествами, что у него есть, а теми, на которые он претендует.
Техника
Пользоваться компьютером и сенсорным телефоном меня учили в библиотеке для слепых, там есть прекрасный преподаватель Эдуард Ибрагимов. Я им восхищаюсь — он программирует, знает про компьютеры все и даже больше. Мне же, как папуасу, нужно все объяснять. Тогда я никак не мог избавиться от пишущей машинки, цеплялся до последнего, хотя все уже работали на компьютере. Пришлось отдать ее в спецотдел, чтобы у меня не было никакого выбора, поскольку я себя знаю — мне надо создать ситуацию, чтобы не было выбора. Сенсорным телефоном пользуюсь с позапрошлого года.
В работе я всегда пользовался техникой — магнитофоном, диктофоном, фотоаппаратом, компьютером. Ведь у слепого основная трудность — получение новой информации. А если он ее получил, то работать можно. Сейчас легче — сфотографированный текст можно превратить в вордовский файл, и компьютер тебе его прочитает. Мне тексты читает самый неприятный, наждачный автоматический голос, чтобы я не уснул.
Мир звуков и запахов
Как выглядят здания, я не представляю. Для меня совершенно не важно, как выглядит здание. Важна сама цель: найти конкретного человека, помещение, выполнить работу в этом здании. Зато здание для меня звучит своеобразно: я знаю, где и как распространяется звук шагов, знаю звук открывшейся-закрывшейся двери.
Я не понимаю, как можно заблудиться в городе — это ведь понятная любому семикласснику геометрияТвитнуть эту цитату Город для меня — это прямые, острые и тупые углы, перпендикуляры. Кроме этого, есть и запаховые, звуковые ориентиры. Например, слепой должен уметь ориентироваться по шуму машин, иначе ему сложно будет перейти дорогу или идти параллельно проезжей части по тротуару.
Нерегулируемый перекресток — это ад для слепого. Раньше их тоже было много, зато транспорта — меньше. Слепой не может перейти в этом месте дорогу, потому что не знает, есть ли там «зебра». Я обычно иду на тишину, а не на зеленый свет. Слышу, что машин вблизи нет, значит, успею перейти.
Я не понимаю, как можно заблудиться в городе — это ведь понятная любому семикласснику геометрия.
О смысле жизни и самом главном
Главное для мужчины — делать дело. В шестьдесят лет понятно, что большая и лучшая часть жизни прожита, теперь интересно, как у меня сядет батарейка. Я хочу, чтобы это произошло на бегу — за работой или во время тренировки. Лишь бы не в постели, в результате длительной болезни.
Основная мечта — сделать так, чтобы работа не накрывала меня с головой. Я бы хотел, чтобы она протекала размеренно, ритмично, а я успевал все: заниматься и собственной квалификацией, и новыми гаджетами. Вон, пожалуйста, недавно новый эппловский аппарат появился. Мне интересно все это знать, боязно отстать от жизни. Но получается не всегда.
Никогда не хватает свободного времени: я бы хотел пойти в библиотеку, взять какую-нибудь умную ироничную книжку и читать ее. Можно было бы перечитать любимых авторов — Анатоля Франса, Ромена Роллана.
Мне интересно посмотреть, как живут другие люди. Но только в стране, где не хуже, а лучше, чем в России. Чтобы понять: почему они живут лучше нас? Но пока я собирался, рубль обесценился. Я выбрал единственный правильный способ использования гибнущих денег — немедленно их потратил. Сразу поменял мебель, технику, сделал ремонт. Так что о поездке теперь не думаю.
Моя бывшая жена — это уже прошлое, ничего не восстановить, разбитую посуду не склеить. А новую семью создавать у меня уже нет смелости и решимости. Надо привыкать к чужим привычкам, приноравливать человека к своим, — едва ли кто-нибудь выдержит мои наклонности. Иногда я просыпаюсь в три часа ночи и понимаю, что спать больше не буду — иду работать. Ну кому это понравится?