Андрей и Яэль, Москва
Андрей раньше был женщиной, Яэль, наоборот, мужчиной
Яэль: Я очень люблю технику, электронику. Могу с удовольствием отремонтировать розетку. Мне всегда нравилась техника и цифры, я работала в банке аналитиком.
Андрей:
Многие трансгендеры ненавидят свое прошлое, потому что им много приходилось лгать, играть мальчика для родных, сыночка. Я же наоборот, считаю, что во всем есть плюсы. И могу даже с долей иронии и сарказма вспоминать о том, как когда-то жил в женском мире. Есть полезные навыки, которые переходят с собой в «другую» жизнь. Меня мама научила готовить, научила усидчивости, каким-то психологическим моментам, больше свойственным женщинам. Я могу находить удовольствие в уборке, могу что-то зашить. Если я умею это делать, почему бы мне не делать этогоТвитнуть эту цитатуЯ могу находить удовольствие в уборке, могу что-то зашить. Если я умею это делать, почему бы мне не делать этого?
Яэль: Мы с Андреем познакомились в 2004 году, а поженились в 2011-м. Мы зарегистрировались, чтобы общество воспринимало нас как супругов, а не как двух посторонних людей. Сейчас люди воспринимают нас как обычную пару.
Андрей: У меня не было выбора. До семнадцати лет я жил с чудовищным чувством дискомфорта. Как только у меня появилось официальная возможность сделать коррекцию, я начал к ней готовиться. Пока проходил гормонотерапию, было много неприятного, особенно когда приходилось показывать документы. Люди могли запросто при мне начать обсуждать: “Ой, а что это такое пришло?”. Потом я устроился на работу в крупную международную компанию и никак не выделялся на фоне других, носил обычный женский деловой костюм. Это меня невероятно угнетало. Даже обычное, казалось бы, дело сходить на работе в туалет становилось для меня проблемой: я, мужчина, должен идти в женский туалет. Уже сменив имя в документах, я устроился на новую работу. Там никто не знал моего прошлого, поэтому ни вопросов, ни предвзятого отношения ко мне не было.
Яэль: Я тоже делала коррекцию пола, только с мужского на женский. Если бы не поддержка Андрея, боюсь, я бы не справилась. Мать была категорически против того, чтобы вместо сына у нее появилась дочь. Она хотела меня видеть брутальным мужчиной. Маме нравится образ Григория Лепса, вот такого сына она хотела. Твитнуть эту цитату Маме нравится образ Григория Лепса, вот такого сына она хотела. Хотела музыканта, а я стала экономистом. Она приходила ко мне на работу, устраивала скандалы. Сколько бы работ я ни меняла, она всегда появлялась на пороге, названивала в офис. Самое страшное, наверное, когда такое делают родственники, особенно родители. А у Андрея хорошие отношения с родителями. Отец его долго не принимал, но все-таки они оба, и мать, и отец, в итоге поддержали его в том, чтобы сходить к врачу.
Андрей: Мы с Яэль познакомились через друзей как раз во время гормонотерапии. Начали общаться, а потом стали вместе жить..
Яэль: Когда решаешься на коррекцию пола, нужно пройти кучу комиссий. В Москве в одной из клиник завотделением сексопатологии на меня наорал и выпер за дверь. Потом оказалось, что у него такая методика: проверяет серьезность намерений. В одной из клиник, куда я обращался, мама за деньги добилась, чтобы меня признали шизофреником. С этим заключением обратилась в суд, чтобы меня лишили дееспособности. В конце концов, мне пришлось на месяц лечь в психиатрическую больницу, чтобы доказать свою дееспособность. Естественно, у меня ничего не нашли.
Андрей: Когда я готовился к операции, нашел в Интернете информацию о Научно-исследовательском институте психиатрии и обратился туда за консультацией. Она окинула меня взглядом и сказала: «Вы не ядерный транссексуал, идите»Твитнуть эту цитату На мою беду, врач уже видела меня раньше: за два года до этого мы с мамой приходили к ней проверить, нет ли у меня проблем по части эндокринологии. И вот, я пришел к ней и говорю: «Хочу сменить пол». Она окинула меня взглядом и сказала: «Вы не ядерный транссексуал, идите».
Яэль: Некоторые разделяют свою жизнь на два периода: до и после смены пола. У меня и Андрея такого нет. Но это скорее связано с нашей работой. Теперь мы общаемся с такими же людьми, как мы.
Андрей: Мы с Яэль решили создать собственное дело — Центр помощи трансгендерам. Устраиваем лекции, семинары, открыли магазин транстоваров и медицинский центр, где работают психиатры и хирурги. Мы слышали от других людей массу историй о том, как сложно через все это пройти, и решили создать место для взаимной поддержки, чтобы другие не повторяли наших ошибок. Для таких людей важно, чтобы люди знали: все можно решить. Мы с Яэль сами через это проходили, и нам есть, чем поделиться, что посоветовать. Тем более, что мы уже не просто пара — мы супруги.
Михаил и Томас, Магнитогорск — Киддерминстер
Когда Михаил познакомился с Томасом, тот еще был девушкой
Миша: Мы познакомились четыре года назад в Англии. Томас работал фотографом на вечеринке. Тогда у него были длинные волосы, грудь, и я спутал его с девушкой, обращался в женском роде. Он, воспитанный англичанин, мягко меня поправлял. Тогда я впервые столкнулся с темой трансгендерности. Нам было по семнадцать лет, и я легко это воспринял. Я не знал его имени по паспорту и обращался так, как он меня просил. Через три года мы начали вместе жить, и тогда же Томас начал коррекцию пола. Но все эти четыре года, несмотря на его женское воплощение, он был для меня мужчиной.
Томас: Я начал чувствовать себя мужчиной в четырнадцать лет. В шестнадцать-семнадцать стал думать о том, чтобы начать гормонотерапию, изменить имя. Семья была против, и понадобилось время, чтобы принять меня таким, как есть. Понимала меня только мама, а вот брат до сих пор не может перестроиться и часто называет меня прошлым именем, как когда я был его сестрой. брат до сих пор не может перестроиться и часто называет меня прошлым именем, как когда я был его сестройТвитнуть эту цитату Но труднее всех переход воспринял отец. Вообще в моей семье стараются не обсуждать эту тему, хоть в нашей стране это не вызывает агрессии. Выйди я на улицу в Англии и скажи: «Люди! Я меняюсь! Я был девушкой, а стал мужчиной!», все пожали бы плечами: «Ну и ладно». И вернулись бы к своим делам. В России все по-другому. Когда мы с Мишей были в страховой компании, мужчина за соседним столом сказал, что мои ботинки выглядят «по-гейски». Думаю, если бы он заподозрил что-то, мне бы не поздоровилось.
Миша: Мы не стали препираться — посмеялись и ушли. Нас это не задело, мы люди сдержанные, не стали вступать в диалог. Закончили со страховкой и ушли.
Томас: Больше таких случаев, правда, не было. Все остальное время в России мы проводили с детьми — это наша работа. Нас пригласили работать преподавателями английского языка. Мне нужно было оформлять визу, и начальник узнал о моей трансгендерности. Но отношение ко мне из-за этого не изменилось: своему работодателю я был интересен в первую очередь как специалист и учитель.
Жизнь до коррекции я просто стёр из памяти. Я остался таким же, но стал более уверенным в себе, и теперь даже не боюсь рассказывать репортёру о том, что со мной было раньше. В Англии не все было гладко: я с трудом закончил школу, в колледже пытался найти общий язык со сверстниками, но потом бросил учебу. Психологически тяжело чувствовать себя «не таким». Я не чувствовал себя собой. Да и дети, когда видят в своем окружении «не такого», как все, чаще не принимают его.
Миша: У Томаса не было настоящих друзей. Всем в классе он представлялся, как Томас, но называли его все равно по-другому. Главным его другом в колледже стала учительница социологии. Она помогала с учебой, социализацией и даже посоветовала врача, который помог Томасу сделать «переход».
Томас: Я бросил работу фотографа в Англии и приехал на Урал по рабочей визе — туда, где Миша работал преподавателем английского. Это был серьезный шаг. Еще мы работали вожатыми в детском лагере. Потом Миша познакомил меня со своей семьей.
Миша: Семья его сначала не приняла. Они сказали, что он похож на девушку, отчего мне стало неуютно. Я сказал, что это мой парень, и вопрос закрыт. Потом все оказалось проще: он пожил рядом с ними пару месяцев, и мнение изменилось. Родители уже были не против того, что мы вместе. А вот бабушки и дедушки пытаются до сих пор меня переубедить, что Томас мне не нужен. Хотя для нас это вопрос решенный. В этом году мы планируем окончательный переезд в Англию.
Ирина и Алена, Санкт-Петербург
О том, что Ира была молодым человеком, Алена узнала уже после знакомства
Ира: Я сейчас нахожусь в процессе коррекции пола. Сколько себя помню, всегда чувствовала себя женщиной, а была мальчиком. В один прекрасный момент я решила, что больше так продолжаться не может, нужно меняться и быть той, кем я себя чувствую. Я уже принимаю гормоны два с половиной года с 23 лет. Скоро у меня операция. Родители ожидали, что это произойдет, но не ожидали, что так рано. Думали, что у меня просто переходный период, и это пройдет.
Алена: В прошлом в году в Петербурге мы с Ирой расписались. У нас была свадьба, расписка в ЗАГСе — все как полагается. Правда, обе мы были в свадебных платьях. Официально нас не имели право не расписывать, Ира ещё не меняла документов, поэтому все соответствовало закону. После этого в Заксобрании Санкт-Петербурга заговорили о том, что нужно ввести дресс-код для молодоженов.
Ира: В Питере у меня было море комиссий, я уже поняла, что добиться разрешения на операцию здесь невозможно. Хочу доехать до Москвы и попробовать получить разрешение там. Для меня самое ужасное, когда просят предъявить документы, а там мальчик. Нужно объяснять людям, что и как. На прошлой работе я была ведущим программистом, и обо мне все все знали. Но я была незаменимым специалистом, поэтому руководство пыталось сгладить углы. Часть коллег со мной не общались, а другие говорили: «Нам по фигу».
Алена: Когда я встретила Иру, она была уже в процессе гормонотерапии, от обычной девушки её нельзя было отличить. И, мягко говоря, я не сразу узнала о том, что она еще не до конца изменилась. Но несмотря на некоторые отличия, я всегда воспринимала ее как девушку. Она моя жена.
Ира: Мне повезло, что меня принимают родители, — это бывает не часто. Правда, они долго меня отговаривали, все это было для них тяжело. Прошло, наверно, больше полугода, прежде чем они первый раз назвали меня дочкой. Папа только до сих пор путается, и называет иногда в другом роде и старым именем. Но он пытается побороть себя, сделать вид, что все нормально.
водительских прав мне не видать. Транссексуализм в России до сих пор официально считается психическим заболеваниемТвитнуть эту цитату Отношение в обществе становится хуже. Комиссию по вопросам трансгендерности в Питере ликвидировали. Так же, как комиссию, которая отвечает за окончательное решение по смене пола. У нас на Петербург всего два человека, которые могу назначить гормональную терапию! Из-за этого в психоневрологическом диспансере мне говорили: либо ты платишь большие деньги, чтобы получить разрешение, либо этот процесс затягивается на два года с лишним года. Но даже если разрешение дадут, выдает его ПНД, где ставят тебя на учет. А это значит, например, что водительских прав мне не видать. Транссексуализм в России до сих пор официально считается психическим заболеванием.
Алена: Мы очень ждем того момента, когда Ира сможет поменять документы. Сейчас купить билет на самолет — уже проблема. Она не может воспользоваться медицинской помощью, даже по ДМС, не говоря уже о частных клиниках и больницах. Мы думаем об эмиграции в Европу. В России отношение к трансгендерам только портится. Есть даже мысли о том, чтобы съездить в Таиланд, сделать операцию там, а потом доказать в России, что ты — это ты. Так делают.
Ира: Даже если я получу новое свидетельство о рождении и паспорт с новым именем, графа «пол» у меня нигде не изменится. Когда я сделаю коррекцию пола с мужского на женский, это будет выглядеть так: Ирина Александровна, пол мужской. Добиться в нашей стране того, чтобы эту графу поменяли, практически невозможно.