«Критический срок — трое суток. Может, раньше все разрешится, но точно не позже. Но, честно скажу, ему будет легче, если он уйдет».
Мне было 13 лет, и ничего страшнее я на тот момент не слышал. Сутки назад мы с дедом убирали снег во дворе деревенского дома. В конце марта подтаявший снег набухает, слипается в плотный слой, становится тяжелым. Дед занес лопату над сугробом, и тут что-то произошло, что-то жуткое и непонятное мне, из-за чего он рухнул, скорчился на снегу, и глаза его остекленели.
Спустя день я смотрел, как он лежит без движения в палате сельской больницы (у него инсульт, нам уже объяснили), а вокруг его каталки стоят ведра и тазики. В них капают капли с потолка. На улице весна.
«Ему будет легче, если он уйдет».
Что это значит? Я не понимаю, это какая-то дикость. А если не «уйдет»? Станет «овощем», да? И его не вернут к жизни? К нормальной, человеческой жизни, я имею в виду.
Я пытался вообразить себе это еще два дня, а потом дед умер.
Он был головной болью для всех врачей, под опекой которых оказывался. Никогда не мог усидеть на месте. Один раз, после сложной операции на кишечнике, просто взял и сбежал домой. Дошел до вокзала в городе Кунгуре, сел на электричку, проехал три остановки до нашего села и предстал перед бабушкой во всей красе, — с перевязанным, не зажившим еще швом и пакетом пряников.
Я помню, какими были его последние слова, он лежал на дощатом полу в ограде, куда мы приволокли его со двора, отказывался отдавать лопату и повторял: «Но-шпы выпью да пойду. Закончить надо. Но-шпы выпью, да и все». Потом отключился окончательно и уже ничего никому не сказал.
У моего деда было только два пути – или смерть, или унизительное, растительное существованиеТвитнуть эту цитатуВозможно, мы бы справились, если бы он очнулся. У него была невероятная воля к жизни, и были близкие рядом. Но это большое счастье, которым располагают далеко не все пожилые люди. Кроме того, иногда нужно нечто большее. Нечто такое, на что мы не могли рассчитывать в сельской больнице на берегу реки Сылвы, из которой я вышел в сырой и солнечный мартовский вечер, догадываясь, что больше не увижу деда живым.
Специальное оборудование. Оно необходимо для восстановления после инсульта. Именно его сегодня пытается приобрести Всеволожский дом-интернат, в котором живут 25 пожилых людей, перенесших инсульт. Это 25 самых обычных людей самых разных (но тоже, как правило, обычных) профессий.
Просто в какой-то момент к ним пришла беда, которая лишила их возможности работать, полноценно двигаться и разговаривать. Они оказались вычеркнуты из жизни, а затем попали во Всеволожский интернат, — кто сразу, кто спустя годы мытарств по российским больницам.
То, что эти люди живут в интернате, не значит, что они одиноки. У большинства из них есть родственники. Но домашний уход за человеком, парализованным после инсульта, требует от его родных героизма, который, к тому же, далеко не всегда оправдан, — полноценную помощь в его восстановлении могут оказать только специалисты. И коллектив Всеволожского дома-интерната старается улучшить жизнь своих подопечных, насколько это возможно. Двадцать пять пожилых людей учатся жить заново. Учатся ходить, самостоятельно есть, умываться, поддерживать здоровье, общаться друг с другом, интересоваться новостями и окружающим миром.
Я помню, насколько это страшно, — знать, что третьего не даноТвитнуть эту цитату Забота, которой они окружены, — это уже очень много. Но недостаточно. Заботой и тренажерами можно добиться большего, чем просто заботой. Поэтому нужен, во-первых, балансировочный стендер. Такой тренажер в прямом смысле помогает встать на ноги. С его помощью человек, перенесший инсульт, привыкает к вертикальному положению и заново учится стоять и ходить, а это благотворно сказывается на работе всех органов. Во-вторых, интернату необходим восстановительный «Манупед». На «Манупеде» (да, вы правильно догадались) есть педали, причем как для ног, так и для рук. Занятия на нем восстанавливают подвижность этих частей тела, улучшают координацию движений да и просто повышают мышечный тонус.
Это дорогие тренажеры. С вашей помощью мы рассчитываем собрать 750 тысяч рублей на их покупку. В случае, если нам это удастся, Всеволожский дом-интернат станет первым учреждением в Ленинградской области, располагающим такими тренажерами. А это значит, что мы поможем не только двадцати пяти пожилым людям, живущим в интернате сегодня, речь и обо всех его будущих обитателях, и о других учреждениях, которым интернат сможет передавать накопленный опыт.
Тогда, тринадцать лет назад, у моего деда было только два пути, — или смерть, или унизительное растительное существование, которое, по мнению врача, было бы хуже смерти. Третьего варианта нам не предложили, потому что ни в сельской, ни даже в городской больнице не было оборудования и специалистов, способных превратить «существование» в жизнь. Я помню, насколько это страшно, — знать, что третьего не дано. И поэтому понимаю, как важно дать жителям Всеволожского дома-интерната тот шанс, которого не было у моего деда. Пожертвовав фонду «Добрый город Петербург» хотя бы небольшую сумму, мы с вами сможем обеспечить достойную и полноценную жизнь десяткам пожилых людей. Жизнь без отчаяния и без унижений, такую, чтобы никто никогда не посмел сказать, что было бы лучше, если бы они «ушли». И чтобы у них самих никогда не возникло такой мысли.