Вячеслав, 40 лет, инженер:
То, что случилось с нашей семьей, не должно, наверное, происходить ни с кем. Когда мы взяли в семью приемного ребенка, мы были готовы ко многому, но не думали, что почувствуем отторжение на каком-то физиологическом уровне.
У нас двое детей — десяти и пяти лет. Больше своих малышей мы решили не заводить — все-таки мы уже не молоды. А хотелось большую семью. И мы решили усыновить сироту. Мы прошли какие-то курсы по подготовке приемных родителей, назначенные опекой. Там нам рассказывали о медицинских проблемах, о психологических проблемах сирот, о юридических казусах. Психолог рассказывал нам о том, как ведут себя дети, у которых не сформирована система привязанностей. Нас учили преодолевать эту проблему, готовили к тому, что ребенку предстоит длительный период адаптации в семье.
После примерно двадцати занятий нам выдали заключение о том, что мы готовы стать приемной семьей, и мы стали искать ребенка. Нашли полугодовалого мальчика, которого мать оставила в роддоме. Он внешне немного похож на мою жену. Три месяца ходили к нему, а на прошлой неделе оформили опеку и забрали домой.
И тут началось нечто ужасное — совершенно неожиданное для нас с женой.
Оказалось, что это МЫ очень тяжело переживаем адаптацию к нему. Нам никто ни слова не сказал о том, что взрослые переживают привыкание к малышу. Понимаете, ни слова!
Вот представьте себе, что вы целый день проводите в одном помещении с коллегой. А от него исходит какая-то отрицательная энергия, или от него, например, пахнет парфюмом, который вам не нравится.
Мы понимаем, что мальчик — несчастный малыш, которого бросила мама. Он, а не мы, находится в трудной жизненной ситуации. Он довольно спокойный — нет, конечно, бывают капризы, присущие его возрасту. Но не более. Наши родные дети вели себя в его возрасте гораздо хуже.
А мы с женой вечерами сидим и плачем.
На курсах подготовки нам говорили лишь о правах и проблемах ребенка. А о том, какие трудности переживают родители при адаптации к сироте, которого они приняли в семью, — ни слова. Мы стали заложниками неинформированности. Такое впечатление, что всем хочется побыстрее «распихать» сирот по семьям и отчитаться.
Как нам поступить? Мы сделаем все, чтобы мальчик вновь не оказался в детском доме.
***
Вячеслав сдержал свое слово: через организацию «Родительский мост» малышу нашли другую семью, с которой Вячеслав с женой смогли подружиться. Они решили помогать этим людям — и материально, и физически — воспитывать мальчика, к которому сами привыкнуть не смогли. Вячеслав и его жена оставили мысль об усыновлении приемного малыша.
Комментарий Екатерины Шумилкиной, психолога службы подготовки и сопровождения приемных родителей Санкт-Петербургского общественного благотворительного фонда «Родительский мост»:
В процессе подготовки приемных родителей важна работа с личной историей и ресурсами кандидата. Очень часто ресурсов оказывается недостаточно, и родитель, не подготовленный к собственным реакциям на ребенка, сталкивается с совершенно непереносимыми чувствами.
В случае Вячеслава неприятие ребенка было на физическом уровне. Сложно сказать, что это было. Скорее всего, невротическая реакция на малыша. Искать тут виноватых нет смысла.
Очень часто в приемное родительство приводят личностные кризисы или кризис семьи. Ребенок в таких случаях кажется лекарством для исправления ситуации. Это неправильно. Мы уделяем большое внимание личности будущего приемного родителя, анализируем его мотивы, смотрим, есть ли непережитые кризисы и психотравмы. Приемный ребенок может как бы вызвать наружу все «темное», что есть во взрослом, даже если малыш ведет себя как ангел. Иногда бывает лучше принять решение расстаться.
Марина, 46 лет, психолог:
Когда мы с мужем поняли, что у нас не получается зачать ребенка, мы решили взять малыша из приюта. И думали: пусть это будет девочка трех-четырех лет. К этому возрасту «вылезают» все диагнозы. Мы закончили положенные курсы приемных родителей. Еще не начали искать ребенка, когда я на одном сайте в разделе «Ищу маму» увидела фото одиннадцатилетнего мальчика Миши. Я как-то сразу поняла: это мой ребенок.
Мы приехали в приют, где он в то время жил. Мы знали, что Миша более года назад потерял мать — отец погиб еще раньше. С точки зрения документов, ничто не препятствовало усыновлению.
И вот выходит к нам ребенок. Я сразу вспомнила иллюстрацию из детской книжки о животных — гиббон в неволе. Взгляд исподлобья, руки висят ниже колен, спина согнута.
Миша к нашему визиту отнесся негативно: мне кажется, он уже не верил ни во что хорошее.
Мы стали забирать его домой на выходные. Казалось (как потом выяснилось, ошибочно), что-то сдвинулось с мертвой точки. Миша был вежливым мальчиком. Он говорил нам: «Извините, я долго привыкаю».
Он вообще интроверт. Он никогда не обращался ко мне — ни по имени, никак. Потом он мне рассказал, что очень любил мать, и ему казалось, что хоть какие-то чувства к приемным родителям станут предательством ее памяти.
Миша худо-бедно закончил четвертый класс. Отдохнул в лагере на море. Мы купили ему велосипед, и он съездил с нами в велопоход.
В сентябре мы забрали мальчика домой. Когда Миша понял, что он здесь навсегда, он как будто переродился.
Скандалы следовали один за другим. В ответ на мою просьбу поставить грязную чашку в раковину, эта самая чашка летела в стену. Как-то утром я Мише сказала, что не разрешаю ему играть в компьютер — мальчик стал рвать зубами пододеяльник.
А муж? Муж сам погрузился в компьютерную игру. Забегая вперед, скажу: он играл в нее год, а потом ушел к другой женщине.
Попав в обычную школу после упрощенной приютской, Миша скатился на двойки. Учиться не желал — я тратила море денег на репетиторов по всем предметам. На уроках ребенок качался на стуле и не слушал учителей. Дружил с еще большими двоечниками, чем он сам.
Миша никогда в своей жизни не голодал, но за столом он как будто не ел, а жрал — хватал котлеты руками. И краем глаза следил за мной — как я реагирую.
После каждой выходки я запирала его в ванной — он в приступе бешенства сбивал там на пол все шампуни с полочки. Я говорила: «Пока не уберешь — не выйдешь».
Он кое-как убирал в конце концов.
Я понимала: меня проверяют на прочность. Я купила Мише пластмассовую кружку, привезла ему ветхое постельное белье с дачи. В течение трех месяцев я каждый день просыпалась с мыслью о том, что больше не выдержу и отправлю Мишу обратно в приют. Но потом что-то во мне возмущалось: как же так?! Как это я так просто сдамся?
Детский психолог сказала мне: на адаптацию в семье уходит времени вдвое больше, чем то, что было проведено в приюте.
Однажды я страшно сорвалась — в ответ на очередную порцию хамства дала Мише оплеуху. Он резко осел — не от боли, а скорей, от удивления. И вдруг как-то криво улыбнулся. Я поняла: он подумал, что мир на самом деле ужасен, и он не ошибся.
После этого мы, как ни странно, хорошо поговорили, и ситуация начала налаживаться.
Я сказала Мише, что мне тяжело не меньше, чем ему. И он меня вдруг услышал! Я не считаю, что надо бить детей. Просто, мне кажется, человек имеет право на срыв. После того, как конфликт достигает высшей точки, нечто может начать меняться.
Мы стали много разговаривать, обсуждать то, что чувствуем. Через год Миша стал обращаться ко мне по имени. Это была победа!
Постепенно я поняла, что устала контролировать его учебу. И сняла с себя ответственность за нее. И Миша к девятому классу стал организовывать себя сам.
Сейчас Мише двадцать один год. Он учится в вузе на специалиста по социальной работе. Недавно расстроился — после трех пятерок в сессию получил четверку.
Комментарий Екатерины Шумилкиной:
Часто решение взять ребенка в семью окрашено в романтические тона. Когда говоришь будущим приемным родителям о тех сложностях, с которыми они могут столкнуться, они слабо верят. Но жизнь с приемным ребенком — это всегда большой труд, результат которого непредсказуем. Гарантий, что все получится, нет.
В данном случае вероятно, что решение взять ребенка в семью было инициировано в большей степени женщиной, а мужчина оказался не готов столкнуться с проблемами и разделить с женой трудности. Так происходит, когда семья не гармонична изначально. А ребенок не вносит гармонию: напротив, нарушает ее.
Дети, пережившие утрату, плохо вступают в любые отношения, не переносят близости. Ребенок, к примеру, подвергавшийся насилию, даже любовь представляет себе как насилие. И поэтому провоцирует приемного родителя на выражение именно «грубых» чувств и насильственных реакций.
Елена, 32 года, социальный работник:
У нас двое своих детей — дочка двух с половиной лет и полугодовалый сын. И двое приемных — тринадцатилетняя Зена и одиннадцатилетняя Вера.
Я работаю в одной из социальных служб Петербурга. Как-то в 2009 году я зашла по делу в один из питерских домов ребенка. И увидела там очаровательную четырехлетнюю девочку-кокетку.
Мне она очень понравилась, и мы с мужем решили ее взять. Нас стали отговаривать: Вера из семьи наркоманов, у нее гепатит С, недоразвитие костей, проблемы с желудочно-кишечным трактом. Но мы решили: это наш ребенок. И все. Нам предлагали взять более здорового малыша. Мы отказались.
Мы забрали Веру домой. Выяснилось, что все ее болезни излечимы. Даже форма гепатита. Проблемы с костями и желудком, как оказалось, возникли вследствие недостаточного питания. Бывало, мать-наркоманка оставляла троих детей, младшей из которых была Вера, одних на несколько дней. Старший брат Веры говорил, что им однажды пришлось пить собственную мочу: водопровод в квартире не работал. Что теперь говорить: мать Веры недавно умерла от передозировки. Отец скрылся в неизвестном направлении. Дети живут в разных приемных семьях. Чаще всего братьев и сестер берет одна семья, но потомство этих наркоманов признали настолько проблемным, что решили пристроить поодиночке.
Мы много сил и денег потратили на лечение Веры. Проблемы со здоровьем постепенно отошли на второй план. А вот психологические трудности не заставили себя долго ждать.
Как оказалось, Вера не чувствует разницы между чужими и своими. Может, к примеру, подойти к незнакомому человеку и достать что-то из его сумки.
При малейшем недовольстве она валилась на пол и устраивала истерики — где угодно. В магазине, например. Она билась головой об пол так, что казалось: сейчас она разобьется насмерть.
Такие сцены периодически повторялись в течение двух лет. Мы старались их игнорировать. Вера с криком падала на пол в универсаме — я спокойно продолжала ходить с тележкой по залу.
При этом в садике Вера поражала всех рассудительностью, смышленостью. А пошла в школу — и ее как будто подменили: снова впала в детство. Все трудности, связанные с учебой, приводят Веру в состояние оторопи, и она просит покупать ей куколок.
Мы называем ее «девочка-праздник». Вера обожает радости, веселье и развлечения. С удовольствием участвует в разных внеклассных развлечениях — например, в школьных спектаклях. Она у нас девочка душевная, способная сопереживать.
Старшую нашу приемную дочь мы именуем «девочка скандалы-интриги-расследования»…
Мать назвала ее Зеной в честь героини известного сериала. Зену мы удочерили в конце 2011 года. Я не смогла пройти мимо истории, в которую попала эта девочка.
Ее отец до сих пор в тюрьме за два убийства. А мать, пока была жива, сильно пила. Они с Зеной жили в коммуналке, в крошечной комнатке — узкой как пенал. Для матери размеры комнаты были очень удобны. Она перенесла операцию на ноге и решила, что ходить ей больше не нужно. За ней ухаживала дочь-младшеклассница. И получала тумаки при малейшем недовольстве матери — благо, размеры комнаты позволяли дотянуться.
Несколько лет Зена убирала, готовила, ходила в магазин, не забывая покупать спиртное для матери.
В конце концов восьмилетнюю девочку забрали от матери и поместили в социальную гостиницу. Однажды ее отпустили навестить маму. И именно в этот день ее непутевая родительница умерла от цирроза печени. Зена ночью заметила, что мама холодная и не дышит. Пожаловалась соседям. Те сказали, что ей показалось. Так девочка остаток ночи до утра провела с трупом мамы.
Мне так жалко ее стало. Я рассказала мужу о Зене. Он сказал: «Ну что, давай собирать документы на нее».
Оказавшись дома, Зена мгновенно забыла обо всех своих предыдущих подвигах. Стала воровать. Подначивала Веру. Зена вообще любит сталкивать всех лбами…
С Верой нам было трудно. Но я никогда не думала о том, чтобы отдать ее обратно в детский дом. Зена же меня доводила до такого состояния, что я ей говорила:
— Я больше не могу.
Она как-то вяло отвечала:
— Не отдавай меня…
Мать, конечно, с ней очень плохо обращалась. Но и не контролировала. Переделав все дела по дому, девочка шаталась по городу. Эту привычку она не оставила до сих пор. После школы где-то шляется — мобильный не берет.
Я волнуюсь — беру коляску с младшим и ищу ее по дворам. А Зене — хоть бы хны. Говорит: «Отстань от меня».
Недавно стала чуть получше — она начала мне помогать с младшими.
Я не жду от наших приемных детей благодарности. Тем, кто ее ждет, лучше сразу отказаться от мысли взять ребенка. Мне кажется, приемным родителям приходится тяжелее, чем детям.
Надеюсь, что Вера и Зена встанут на ноги. Будут самостоятельны. Не пойдут по кривой дорожке. Получат профессии, способные их кормить. Создадут нормальные семьи. Если так случится, значит, мы с мужем справились.
Комментарий Екатерины Шумилкиной:
Большинство заболеваний, с которыми приходит ребенок в семью, уходят в процессе адаптации. Что касается психологических сложностей, тут все происходит не быстро. Воровство, резкие перепады настроения, невозможность самостоятельно справиться со своими эмоциями, нарушение пищевого поведения, повышенная конфликтность — это лишь маленькая часть списка.
Дети переживают бессознательную тревогу утратить дом и новых родителей, своим поведением проверяя приемную семью на прочность. Приемная семья нуждается в длительной психологической поддержке, даже после окончания периода адаптации ребенка к родителям и родителей к ребенку, который длится три-четыре года.
Елене и ее мужу удалось принять ситуацию такой, какая она есть, не ожидая чего-либо от девочек. Родители просто научились с этим жить: не вступать в борьбу или противодействие, а принять и простить детей — такими, какие они есть. Просто любить.
Чтобы возвратов было меньше, а приемным родителям легче, тем, кто решил усыновить ребенка, лучше всего пойти не в первую попавшуюся школу приемных родителей, а в ту, что организована благотворительным фондом «Родительский мост». Подготовкой приемных родителей здесь занимаются с 1997 года.
Фонд «Родительский мост» получает субсидии от государства, но их не хватает на покрытие всех расходов. Поэтому фонд «Нужна помощь» собирает средства для проведения одного полного цикла Школы приемных родителей. Он включает первичное психологическое консультирование по телефону горячей линии 200 человек, первичный прием, проведение шести установочных тренингов, а по итогам этих этапов — обучение 30 потенциальных родителей и сопровождение семей на этапе размещения ребенка.