Вопрос об уходе Л. Н. Толстого имеет принципиальное значение в истории его конфликта с Церковью. Если антицерковная проповедь писателя была важным событием в жизни России, то можно только предполагать, какой общественный резонанс имело бы покаяние и воссоединение писателя с Церковью. Ходасевич писал, что это гипотетическое событие «прошло бы далеко не бесследно, не только для него самого, но и для всей России, для всей ее религиозной, умственной, а может быть, и политической жизни».
«Бегство или паломничество», «триумф или трагедия», «сестра или монахиня», «поиск выхода из тупика или поиск сюжета для нового произведения» – именно так стоял вопрос для русских газет и журналов и для всего русского читающего общества.
Формальным поводом для ухода писателя послужил конфликт с С. А. Толстой по поводу завещания, тайно от семьи подписанного Л. Н. Толстым. Суть этого конфликта заключалась в том, что согласно этому завещанию, душеприказчицей писателя была назначена младшая дочь, А. Л. Толстая, а фактическое право издания рукописей писателя переходило в руки В. Г. Черткова, издателя Толстого и непримиримого врага его жены. Последняя догадывалась о возможности существования такого завещания. На почве недоверия со стороны жены, обысков в его комнате и нервных припадков отношения Толстого с супругой крайне обострились и привели к тому, что ночью 28 октября 1910 г. он вынужден был тайно бежать из Ясной Поляны со своим врачом Душаном Маковицким.
Это событие имело огромную важность для всей России, если не для всего мира. С. Н. Дурылин сообщает, что в день первого известия об уходе газеты буквально рвали из рук, причем подобное отношение к печатной продукции Дурылин помнит только еще один раз в жизни: в день объявления войны с Германией. В день ухода уже к 10 часам утра у многих газетчиков не осталось газет, они раскупались нарасхват. Конечно, тут было много «слишком человеческого» интереса к семейной драме и просто к чужому горю, желания посмаковать интересную новость.
С каким чувством Толстой покидал усадьбу, что стояло за этим уходом, почему он направился именно в Оптину пустынь?
Последняя не-встреча с Достоевским: адский огонь
Толстой очень критично воспринимал художественные произведения Достоевского. Это целиком относится и к роману «Братья Карамазовы». Об этом свидетельствуют многочисленные письма Л. Н. Толстого, например, письмо А. К. Чертковой, в котором писатель говорит о своем «отвращении к антихудожественности, легкомыслию, кривлянию и неподобающему отношению к важным предметам».
Однако удивительно, что именно этот роман Достоевского стал последней книгой, которую Л. Н. Толстой читал перед своим уходом из Ясной Поляны. Возможно, образ старца Зосимы мог повлиять на решение Толстого покинуть родовое гнездо. После ухода писателя из Ясной Поляны на столе в его кабинете остался роман «Братья Карамазовы», причем в главе «Об аде и адском огне» Толстым сделана пометка «NB» и отчеркнуто несколько строк. Уже находясь в Козельске, Толстой не забывает о романе Ф. М. Достоевского и просит младшую дочь прислать второй том. Это была последняя не-встреча писателей на этой земле.
* * *
Было бы неверно уход Л. Толстого связывать только с семейными коллизиями. Вопрос о вере, о духовных основаниях жизни не давал ему покоя в последние годы жизни. Грозное предсказание, сделанное Ф. М. Достоевским в «Дневнике писателя» в 1877 г., исполнилось: «мужицкая вера» не пустила глубоких корней, все нужно было начинать снова. 30 июля 1906 г. Л. Н. Толстой записывает в дневнике: «Есть ли Бог? Не знаю. Знаю, что есть закон моего духовного существа. Источник, причину этого закона я называю Богом».
образ старца Зосимы мог повлиять на решение Толстого покинуть родовое гнездо
Но куда и зачем убегал писатель темной ненастной октябрьской ночью 1910 г.? К сожалению, при обсуждении этого вопроса объективность многих авторов проходит очень серьезное испытание. Одним, представителям школы безрелигиозного гуманизма, очень хочется представить дело так, что граф Л. Толстой убегал «в никуда», он просто «уходил от всех», как записал в своем дневнике 24 сентября 1910 г., то есть чуть больше, чем за месяц до ухода: «От Черткова письмо с упреками и обличениями. Они разрывают меня на части. Иногда думается: уйти от всех». Другими словами, Толстой хотел просто куда-то уйти, не имея никакого представления ни о направлении движения, ни о его цели.
Есть рассуждения и другого рода. Писатель заранее знал, что поедет в Оптину пустынь и встретится там со старцами, и именно это обстоятельство свидетельствует о покаянном состоянии души Толстого.
Что же нам известно на самом деле из достоверных источников? Безусловно, Л. Н. Толстой желал беседовать с оптинскими старцами, в первую очередь со старцем Иосифом (Литовкиным). Сестра писателя, М. Н. Толстая, сообщает об этом в письме С. А. Толстой: «До приезда Саши (дочери писателя – Авт.) он никуда не намерен был уезжать, а собирался поехать в Оптину и хотел непременно поговорить со старцем. Но Саша своим приездом на другой день перевернула все вверх дном». Правда, это более позднее свидетельство, относящееся к моменту, когда писатель уже находился в Шамордино.
Это подтверждает и врач писателя, Д. П. Маковицкий. Он свидетельствует, что Л. Н. Толстой заранее решил ехать в Оптину и Шамордино, уже по дороге в вагоне и у ямщика спрашивал, какие старцы есть в Оптиной, и заявил Маковицкому, что пойдет к ним.
Похоже, правда, что это намерение тщательно скрывалось от всех, в том числе в первый момент и от Черткова. Действительно, при появлении в Шамордине А. П. Сергеенко, секретаря и ближайшего помощника В. Г. Черткова, Толстой заявил, что к старцам не пойдет. Позже Толстой уточнил, что сам не пойдет к старцам, если они его не позовут.
В этих колебаниях и противоречивых указаниях видна борьба надежды и страха – за десять дней до смерти, как и в продолжение всей жизни, Л. Н. Толстой искал ответы на мучившие его вопросы именно в Оптиной пустыни. Правда, это желание еще не было покаянием в церковном смысле: при первом же появлении посланников ближайшего друга писатель проявил малодушие.
«У Льва Николаевича было сильное желание побеседовать со старцами. Вторую прогулку (Лев Николаевич утром по два раза никогда не гулял) я объясняю намерением посетить их <…> По-моему, Лев Николаевич желал видеть отшельников-старцев не как священников, а как отшельников, поговорить с ними о Боге, о душе, об отшельничестве, и посмотреть их жизнь, и узнать условия, на каких можно жить при монастыре. И если можно – подумать, где ему дальше жить. О каком-нибудь поиске выхода из своего положения отлученного от Церкви, как предполагали церковники, не могло быть и речи».
за десять дней до смерти, как и в продолжение всей жизни, Л. Н. Толстой искал ответы на мучившие его вопросы именно в Оптиной пустыни
У Толстого. «Яснополянские записки» Д. П. Маковицкого. Кн. 4. С. 405.
Все, что мы знаем о старце Иосифе, ученике и ближайшем келейнике преподобного Амвросия, о его великом смирении и простоте, неземной доброте, которая отражалась в неизменной кроткой улыбке, свидетельствует, что такой человек просто не мог не понравится Толстому, очень чуткому ко всему, в чем проявлялась человечность и простая мудрость. В последние дни своей земной жизни Л. Н. Толстой сделал выбор в пользу тех людей, которые несли в себе эту человечность и которым он доверял больше всего на свете.
В первую очередь это родная сестра, М. Н. Толстая. Можно сколько угодно размышлять над вопросом, «хотел ли он с ней говорить как с сестрой или как с монахиней?», но очевидно, что в эти трагические, роковые дни, часы и минуты писатель искал поддержки от тех, кому верил. Он искал духовной поддержки там, где мог ее найти и всегда находил, где жили старцы, где его никогда не отвергали.
Не буду в очередной раз останавливаться на обстоятельствах краткого пребывания писателя в Оптиной пустыни, они описаны много раз чуть ли не по минутам. Писатель разместился в паломнической гостинице Оптиной пустыни, где его узнали, и совершил прогулку до скита, в котором в этот момент проживал старец Иосиф. Но, стоя у порога двери к скит, Толстой так и не нашел в себе сил переступить этот порог. Встреча со старцами не состоялась. Может быть, это была самая трагическая не-встреча в жизни писателя.
В последние дни своей земной жизни Лев Толстой сделал выбор в пользу тех людей, которые несли в себе эту человечность и которым он доверял больше всего на свете
После посещения Оптиной пустыни писатель направляется в Шамордино, где в это время и проживала родная сестра, М. Н. Толстая – самый близкий и дорогой ему человек в тот момент. Встреча Л. Н. Толстого с сестрой описана по косвенным источникам. Большой интерес представляет свидетельство очевидца, дочери М. Н. Толстой Е. В. Оболенской. Другой важный источник – письмо неизвестного автора, написанное, как свидетельствует его текст, со слов сестры писателя, М. Н. Толстой, и неизвестной монахини Шамординского монастыря. В этом письме сообщается, что встреча брата и сестры была очень трогательной, писатель говорил о своем желании надеть подрясник и жить в Оптиной, исполняя самые низкие послушания, но при этом поставил бы условие не принуждать его молиться. Толстой говорил, что не видел старцев, точнее, не решился пойти к ним, так как сомневался, что они примут его, отлученного от Церкви. Но при этом он утверждал, что на следующий день вечером снова собирается отправиться в Оптину, встретиться со старцами и ночевать в монастыре.
Но планам Л. Толстого снять в Шамордине избу и пожить какое-то время рядом с монастырем и родной сестрой не суждено было осуществиться. Вечером 30 октября к М. Н. Толстой прибыли дочь писателя, А. Л. Толстая, и ее подруга и помощница В. М. Феокритова. Они запугали Л. Н. Толстого сообщениями о возможности преследования писателя со стороны супруги и других членов семьи. Д. П. Маковицкий сообщает, что обеими девушками владел панический страх.
Приезд младшей дочери подействовал на Толстого угнетающе, он испугался погони и принял решение уехать из Шамордина, по всей видимости, к своим единомышленникам на юг России, но по дороге заболел и вынужден был 31 октября сойти с поезда на станции Астапово, где писателю и сопровождавшим его лицам было предоставлено отдельное помещение – дом начальника станции И. И.
