Любовь и голуби

Родителям Немы жених приглянулся, но счастья с ним не случилось: пил и бил. В те годы табор Немы кочевал, жить и без побоев было не сладко.

«Кочевали, как положено, с лошадями, палатками, по разным областям, — сидя на полу, Нема прикрывает глаза. — Подвод пятьдесят, все на лошадях. Палатку расставишь, лошадей пустишь пастись — живешь. Мужики в лагере за лошадями следят, детьми, а бабы зарабатывают деньги гаданием — ходят по деревням. Это сейчас у нас мужья калымят, а тогда мы весь табор кормили. Весь день ходишь, к ночи возвращаешься, и сразу к котлу, варить ужин. Со стороны кажется — романтика, но ничего подобного. Грязные, немытые… Муж меня постоянно посылал гадать. И я знала — если не принесу денег, будет бить. Я от него троих детей родила, и один только сын выжил. А потом мы расстались, и я вышла за Петра. Он хороший оказался: не пьет, не курит, не обижает. Сорок лет уж с ним вместе. Я ему родила восемь детей. У меня внуков и правнуков не счесть».

Петр — тихий мужчина с густыми усами. Нема — его вторая жена. Первую у него украли в таборе.

— Красивая она у меня была, вот и… — Петр разводит руками, будто жену только что унесли у него из-под носа. — Красивых женщин воруют, так у цыган заведено. Она с матерью моей была на рынке, та видела, как ее потащили. Но ничего сделать не смогла… А потом вот, хорошая баба мне попалась, — кивает на Нему. — Курит и пьет. Но хорошая. Отец мой калым за нее отдал — сережки, колечко, деньги. У нас как: друг друга не знаешь, пойдут, засватают, и все.

— А вы ее потом полюбили? — спрашиваю Петра.

— А как же? Столько лет живешь!

— Вживаешься. Начинаешь друг дружку жалеть, любить. Он переживает, что я помру, — хохочет Нема. — Чуть заболею, у него сердце выпрыгивает, сразу в аптеку бежит.

— Дурочка ты, — говорит Петр. — Дошутишься у меня.

Нема с Петром осели в Пугачеве 30 лет назад. В 1980-е кочевать стало трудно. Появилось много машин — растягивавшийся на пять километров табор мешал проезду. Весть о том, что идут цыгане, быстро доходила до ближайших деревень и даже соседних областей. Люди закрывали в сараях кур и другую живность, загоняли домой детей и наглухо запирались. «Только по деревне слух пройдет: цыгане едут, щас будут детей воровать — народ прячется, — рассказывает Нема. — Идешь по деревне гадать — никто не открывает. Обидно…»

Последней каплей стала смерть матери Немы. Во время перехода подводу, на которой она ехала, сбил грузовик. «Лошадь до смерти, мать до смерти, дети разбитые все, — говорит Нема. — Целое лето мы с ними в больнице провели. А я как раз беременная была, еле спасли меня. После этой аварии мы лошадей и имущество почти все продали и стали оседло жить. Купили небольшой дом, достроили. И вот уже больше тридцати лет тут».

***

Дети Немы и Петра живут, кто где. Некоторые сыновья в Пугачеве, старшая дочь в деревне неподалеку, замужем за русским. У них 11 детей и бедная жизнь: муж пьет, женщина занимается детьми.

Из всех детей с Немой остался только 23-летний сын Ян. Так заведено — кто-то должен жить с матерью. Еще здесь живет жена Яна по имени Княжна, шестеро внуков от другого сына, включая Забара, и его жена Билана — всего десять человек.

На кухне: Нема, Билана, Забар, Калюча и Арсен

Первое время Петр работал на заводе — собирал мебель. Нема торговала тряпками — стояла на рынке и ездила по деревням. Потом завод закрылся, Нема состарилась, народились внуки. Сегодня холодильник в семье Колмыковых пуст, хотя ртов много.

Арсену полтора года, Калюче шесть, Неле восемь, Степе 11, Косте 12, Забару 14. Этим внукам Нема заменяет родителей. Их родного отца, сына Немы, недавно посадили на восемь лет — кого-то порезал в пьяной драке. А мать сбежала.

«Мамаша не появляется уже больше месяца — к своей матери уехала, говорят. А до этого на базаре все время попрошайничала, крала у меня детей, — ворчит Нема. — В пять утра встанет, ребенка возьмет и уходит. Уж как мы ругались с ней, толку никакого. Да так и пропала, оставив на меня детей. Сейчас я пытаюсь оформить опеку над внуками на Яна. Раньше меня там и слушать не хотели, а как в Москву съездила, приняли, обещали все сделать».

Пенсия у Немы — 7200, минималка. Пенсия деда уходит на оплату коммунальных услуг, почти ничего не остается. Семью кормит Ян — собирает аккумуляторы, ездит на заработки. Забар тоже иногда подрабатывает.

«После школы ходит на работу к армянам, чистит гранит и мрамор. Один камень — рубль пятьдесят. За день 350-400 рублей принесет. Приходит домой поздно вечером, уставший… У нас воды нет — дети ходят за три квартала за водой на колонку. Я за пользование этой колонкой семь тысяч задолжала, мне судом грозят, но неоткуда эти деньги взять».

В доме Колмыковых, как и в холодильнике, нет ничего лишнего: в огромной гостиной диван и кресла, иконостас в углу с блестящими занавесками и одной иконой, неприметный шкаф и фотографии членов семьи под потолком.

«Это вот на фото в свадебном платье моя внучка от первого сына. Ей там 12, у них сейчас трое детей. А это внук мой, в 11 лет женился, у них уже двое», — комментирует фотографии бабушка Нема.

На привезенный нами в подарок конструктор сразу набрасываются дети — игрушек в доме нет. «Старые все, страшные, выбросила» — поясняет Нема.

Единственная детская радость — голуби, которых Петр держит в голубятне на заднем дворе. Хохлатые, с пушистыми лапами, белые, коричневые — красивые, совершенно не вписывающиеся в мир вокруг.

«Дед за них задушит», — говорит про страсть мужа Нема. Голубями Петр увлекается с 12 лет, и любовь к этим птицам такая сильная, что даже кочевал вместе с ними.

«Они у меня жили в ящике. На телегу его — и едем. Как палатку поставим — я их выпускаю, они летают. Как видят, что собираемся в путь — возвращаются обратно. Отец на меня ругался: лучше б курей держал! Да, проку от них нет, но это дело жизни. Просто любовь и голуби, вот и все».

Петр открывает дверь голубятни, берет грубыми руками двух голубок и подбрасывает в небо. Птицы расправляют в воздухе крылья и радостно нарезают круги над крышей дома. А потом начинают кувыркаться.

— Смотри, смотри, как они умеют! — кричит восторженная Неля.

Общаясь с голубями, Петр улыбается и много говорит. А когда заходит обратно в дом — блекнет и становится невидим.

Билана + Забар

Фотографий Забара и Биланы в доме нет. Их скромную свадьбу не снимали — некому. Влюбленные жмутся друг к другу на продавленном диване и хихикают. Их сын Юра лежит в больнице в Саратове — ребенок родился недоношенным. Семья ищет деньги на бензин, чтобы отвезти Билану к ребенку — дорога обойдется в две тысячи рублей. Пока деньги не нашли, Билана все время проводит в домашних хлопотах: стирка, уборка, готовка, дети — все на ней и Княжне. Собственно, поэтому старая мамо и благословила Забара на взрослую жену: нужна была помощница.

«У меня инсульт был, парализовало левую сторону, — рассказывает Нема, неловко обхватывая Арсена нерабочей рукой. — Поехали внука сватать, калым уже отдали, и родители невесты вдруг: “Не отдадим!” Ну, я и свалилась от нервов. С таким здоровьем и кучей детей мне одной не справиться. Арсен все время у меня на руках, все баба, баба, я иной раз плачу уже. Поэтому, когда услышала, что невесте 18, сразу одобрила. Если бы не она, не знаю, что бы я делала».

Забар познакомился с Биланой по телефону — друг дал ее номер. Болтали, обменялись фото. 18-летней девушке Забар наврал, что ему тоже 18. А она и не подумала усомниться: парень выглядит взрослым. Договорились, что Забар за ней приедет, а она убежит из дома.

«Я заложила кольцо в ломбард, и мы поехали в Ставрополье за две тысячи километров, — вспоминает Нема. — Подъехали, она вышла, села в машину. “Где мой жених?” — спросила. “Да вот он! Нравится?”— “Нравится”.—“Согласна?”— “Согласна”. — “Ну, тогда поехали”. Сыграли свадьбу дома. Денег не было, так что поставили водку, кое-что приготовили, платье ей нашли. Она тут в нем танцевала даже. Потом я позвонила ее матери: “Не переживай, у нас твоя Билана”. Она не расстроилась, но запросила калым — триста тысяч. А у меня откуда такие деньги? Раз калыма нет, мать сказала, что не отдаст нам Биланкины документы».

Забар

Билана неграмотная: в школе не училась. Из документов у нее было только свидетельство о рождении, которое осталось у матери. Как Билана будет рожать без документов, родные не думали, пока не пришло время.

«Подошла ко мне Билана: “Баба, я умираю”, — рассказывает Нема. — Выяснилось, что у нее давно уже воды отошли, а она все ходит. У нее уже ноги стали волочиться, глаза закатываться. Мы испугались страшно, а в больнице документы просят. Я тогда взяла паспорт и полис 16-летней внучки. Врачи долго ничего не понимали, а потом кто-то донес. И стал ходить к нам следователь, Биланку трепать. Доходило до того, что он говорил ей: “Покажи живот, посмотрю, есть ли кесарево, ты родила или не ты!” Так узнали, кто отец, сколько ему лет. И завели дело».

Билана покладистая, скромная, говорит мало и с акцентом. Первый муж Биланы ее похитил. «Закрыли ей рот, в машину забили и увезли», — говорит Нема. С мужем Билана прожила несколько месяцев и однажды ночью, уже беременная, сбежала. Родила у матери. Мать ей ребенка не отдает.

В доме свекрови Билане хорошо: Нема и Забар на нее не надышатся. «Девка хорошая, красивая, — нахваливает Нема. — У Забара за нее душа в пятки уходит. Билану в Москву привезли позже, чем нас с Забаром. Так он из гостиницы ее увидел в окно и чуть к ней не выбросился!»

Билана немногословна. «Характер нормальный, мне нравится», — все, что она может сказать про мужа. Свою неграмотность объясняет тоже коротко: «Я за дитями у мамки смотрела, их восемь у нее, учиться некогда было. Целыми днями все с дитями, с дитями, с дитями…» Билана очень боится тюрьмы, но до конца происходящего не осознает. Не осознают и родные. 

«Забар, конечно, дурак, что обманул ее, не сказал ей свои года, — говорит Нема. — Но сказал бы — все равно бы она поехала с ним. У нас все так женятся, это нормально. Если уж наказывать, то давайте всех тогда. Пройдите по домам, вы удивитесь — там почти все такие, как они».

Днем мы заглядываем на местный рынок. Цыган много, в том числе и просящих милостыню женщин с детьми. Спрашиваю у пары цыган, знают ли они семью Немы Колмыковой? Мужчина кивает. «Мы сами не местные, но этих знаем, видели по телевизору. Это же педофилия! Я — мусульманский цыган из Краснодара. У нас такого нет. Ну, родила девка в четырнадцать, что она ребенку может дать? Она сама ребенок! У меня дети в восемнадцать лет женятся, в школу ходят, как положено. А эти… Ну кошмар же!»

Сергей + Тамара

Двери в доме Немы не закрываются — то и дело в гости заглядывают родственники. Вечером приходят сестра Петра Тамара с мужем Сергеем. Княжна полушутя называет его «цыганским бароном» — потому что богатый. В отличие от семьи Колмыковых семья Поляковых живет в трехэтажном доме и ни в чем не нуждается.

Тамара приносит с собой флешку, на которой записано видео свадьбы родни. На видео грустная невеста — красивая девушка 16 лет. Она почти не улыбается, хотя свадьба шикарная. Жених в белом костюме и шляпе, головой едва достает невесте до груди. Мальчику девять лет, и его растерянная улыбка говорит о том, что он не очень-то понимает происходящее.

«Украду красиво, украду тебя, будешь ты красива, девочка моя-а-а», — льется песня из телевизора, все танцуют, жених с невестой — в центре. Столы ломятся, гости разодеты, цветов груда — все как у больших.

— Понимает ли девятилетний мальчик, что такое женитьба? — спрашиваю сидящую рядом Тамару.

— Нет, какое там, — отвечает. — Я бы своих в таком возрасте не выдала. Но семьи все разные… Меня замуж выдали в 17 лет за незнакомого пацана, семьи наши дружили. Это поздно, у нас девушка в 19 лет уже старая дева. И вот всю жизнь с Сергеем, пятерых детей народили.

— И сразу брачная ночь с незнакомым?

— Ну а как же?

— А любовь потом приходит?

— Ну а как же?

Княжна + Ян

«Если на улице предлагают гадать, ты не верь, — говорит Княжна и раскладывает мне колоду. — Гадать не многие умеют, этот дар передается по наследству. Мне вот от прабабки достался. Я в Москве всем гадала, даже Малахову. Все в шоке были, как я все угадала верно».

За картами молчавшая до сих пор Княжна рассказывает о себе. Что из этого правда, что нет, как всегда с цыганами, понять сложно.

«Сюда убежала моя подружка замуж, за друга Яна. Она отдала ему мой номер телефона за 500 рублей. Он стал мне звонить. Месяца четыре мы общались. Мне было совсем мало лет. Он приезжал пару раз, а я через дорогу от него стояла, боялась подходить — вдруг украдет? Посмотрели друг на друга, понравились. Я мусульманская цыганка, а он христианский, ему бы меня не отдали. И он предложил: “Давай сбежим”. Убежали, а через какое-то время сюда приехали мои старшие сестры — избили меня. Но я все равно домой не вернулась. Уже в девять лет я понимала, что такое замуж, что так надо, что мне уже пора. Но мы долго жили как брат и сестра, хоть и спали вместе. Сейчас я бы родила, но надо сначала на ноги встать. И так детей столько, куда еще? Может, отец их выйдет, заберет. Тогда подумаем о себе».

Засмотревшись на карты, не замечаю, как маленький Арсен вытаскивает из моей сумки кошелек, а из него банковские карты.

— Арсен, а ну-ка! — ругается Нема и переходит на цыганский. — Он такой у нас шебутной, все тащит.

— Заберите его! — предлагает мне Княжна.

— Да я с ума сойду, только через мой труп. Я ж его вырастила! — осаживает ее бабушка Нема.

Она укладывает Арсена в люльку, вытирает ему ладошкой сопли, целует в щеку и начинает раскачивать.

«Из этой люльки у меня шесть детей вышло, этот седьмой. Мы жизнь свою за детей отдадим, все. Только чтобы дети жили. Аборты, как русские, не делаем. Пусть 12, 15 детей у нас — всех вырастим, в детдом не отдадим, как бы тяжело ни было. Один раз мы тут на свалке, пока искали металл, ребенка нашли запеленованного. Мертвого, один-два дня ему было. Так мы неделю туда потом не ходили, боялись. Для нас такое — грех страшный!»

***

Из всех внуков Немы только трое ходят в школу — Забар, Степа и Костя. Недавно еще ходила Неля, потом бабушка запретила: толку все равно мало, пусть лучше присматривает за Арсеном.

Мало толку, потому что цыганята в основном ходят в специальный, цыганский класс, во вторую смену. По словам цыган, это потому что русские родители не хотят, чтобы их дети учились вместе с «вшивыми и грязными» цыганскими. К тому же, если русский ребенок в первом классе, как правило, умеет читать и считать, то цыганские не знают ничего.

«Они туда что ходят, что не ходят, — говорит Нема. — Забар до шестого класса доучился, не знал ни читать, ни писать. Они там балуются, учителя на них внимания не обращают. Дети между собой балакают, по партам ходят… Степа вот в четвертый класс ходит, он только свою фамилию писать начал. Я ходила в школу и ругалась, чтобы Забара в русский класс перевели. Перевели, и стало лучше сразу. А остальных никак: всех же не переведешь».

Учеба Забара не сильно радует, но ходить приходится — Нема заставляет. Сегодня суббота — Забар не пошел в школу. Говорит, уроков нет. И опускает голову, чтобы обман не был так очевиден.

Билану учить грамоте никто не собирается: «Какая ей школа, ей 19 уже, пусть с ребенком сидит».

— Неля, а ты скучаешь по школе?

Красивая девочка с умными глазами кивает и убегает в соседнюю комнату. Возвращается с рюкзаком, из которого выуживает помятую рваную тетрадку.

— Вот, я недавно еще была в школе, смотри, что писала!

Половину листа в тетради занимают буквы «б» и «в» — учились писать. На втором листе каракули. Больше ничего нет. Зато у Степы есть дневник с оценками. Домашнее задание не записано: «Не задают».

Образование детей Нему волнует, но сделать она почти ничего не может. В школе просят деньги, в школу нужно покупать одежду, тетради и ручки — семейным бюджетом это не предусмотрено. В доме всегда шумно, стол — один на всех. Делать уроки детям негде. И помогать им некому. «Я их кормлю и одеваю, как могу. А на большее у меня нету».

Степа убирает дневник в рюкзак, надевает на босые ноги расхлябанные ботинки 45 размера и, черпая ими землю, отправляется с большим железным чаном за водой. За ним бежит полураздетая Неля. «Не замерзнут, — отмахивается от меня Нема, — привыкшие!»

***

Вечером Билана отводит меня в свою комнату. Маленькую каморку занимает кровать, больше места нет. На стене на крючке висит одежда — юбки, кофты, платки. Все с блестками.

«Женя, а ты в магазин сегодня пойдешь? — шепчет девушка. — Княжна и я хотели выпить, у меня сегодня день рожденья. Никто не знает еще. Мы чуть-чуть выпьем, да? Вот Изабелла в коробке, ой, хорошее!»

Обещаю купить вино и выхожу на кухню. Билана заходит следом и перемигивается с Княжной.

— Бабушка, а сегодня же у Биланы день рождения! — вдруг вскрикивает Княжна. Нема явно не понимает, о чем говорит Княжна, но быстро спохватывается:

— А сегодня — какое там? 22-е? Ну да, точно! Надо стол накрыть!

Из магазина я приношу вино и конфеты. На низком столе уже стоят бокалы, сало, лук, хлеб, тушеная картошка. Дед разливает вино, Билана и Княжна к столу не подходят.

— Билана, Княжна, — кричу я девушкам. — Вы же вино хотели, вот, давайте выпьем!

— Не, спасибо, я не пью, — говорит Билана и уходит.

После короткого застолья Сергей и Тамара приглашают нас к себе в гости.

На фоне маленького дома Колмыковых трехэтажный коттедж Поляковых кажется дворцом.

За стол присаживается старшая дочка Тамары — красивая девушка 22 лет, не замужем. «Мы на нее сильно не давили, — поясняет Сергей. — До девятнадцати без мужа дожила, дальше все, своя голова на плечах, сама выбирает. Мы сватаем, конечно, приезжают женихи разные, не нравится ей — уезжают».

Сергей объясняет, что ранние браки цыган — это традиция, не лишенная смысла. Чем больше у отца сыновей, тем больше уважения среди родственников. «Когда у человека сын женат, и есть внуки, он в семье в авторитете. Его на лучшее место сажают за столом. Ну и хорошо, когда они с 12 лет вместе растут, спят — узнают друг друга лучше. Такие браки крепче. И все-таки традиции уходят, — сетует “цыганский барон”. — В таборе у нас в 12 лет замуж выходили, невест крали. Мешок на голову, и все — домой. До резни доходило. А сейчас они вон, по телефону знакомятся».

Старший сын Сергея Руслан работает в банке. И по совместительству при городской администрации — в Совете по взаимодействию с национальными религиозными объединениями. Когда на Билану завели уголовное дело, он ходил в Следственный комитет — объяснял про традиции.

«Я спросил, зачем они завели дело, — рассказывает Руслан. — Ведь таких историй у нас масса. На всех будем заводить? Я понимаю, что есть законы, но куда мы денем традиции? Если мы не будем женить детей в 16 лет, то они вырастут и сами женятся, нас не спросят. И приведут в семью, кого захотят, и на русской жениться ведь могут. А нам важно, мы смотрим, кто семья невесты, кто ее мама, кто папа, дядя.

Они думают, Забар ребенок, не понимает ничего, но это не так. Он серьезно настроен, понимает всю ответственность. У цыган мужчины настроены на семью с малых лет, они мало гуляют, с детства заботятся о младших. Да, времена идут, мы общаемся с русскими, обрусели. И потихоньку традиции уходят.

Наши дети уже не хотят жениться рано. Но многие семьи еще живут, как жили десятки лет, и искусственно, уголовными делами, этот образ жизни не изменить».

***

Семьи Поляковых и Колмыковых надеются, что судья ограничится для Биланы условным сроком. Что мать не разлучат с ребенком, что их поймут и отпустят с богом. Кочевая жизнь кончилась, дети худо-бедно ходят в школу, невест воруют все реже.

Рано утром Нема, Петр и Билана собираются в Саратов — нашли деньги на бензин, надо ехать, а то, говорит бабушка, звонили уже, грозились ребенка у Биланы забрать.

Скрежет старой «шестерки» Петра заглушается хлопаньем крыльев — в голубом небе кувыркаются голуби. С птицами останутся дети, так что Петр спокоен.