Я остаюсь, брат

Всеволод Лунькин признается — тот снежный сон был похож на клиническую смерть. Погружаясь в него, он разрешил себе больше не бороться. Борьбы и войны в его жизни было и так слишком много — сначала война в Чечне, потом тяжелая болезнь, хронический миелолейкоз. Всеволод пережил трансплантацию костного мозга, но это не принесло облегчения — началось отторжение трансплантата. Впереди была вторая пересадка. «Пусть все будет, как будет», — думал он, проваливаясь в снежный сон.

Но Всеволод вернулся домой. На этот раз наяву.

«Сначала я ничего не понял»

Тот дом на два крыльца стоит в поселке Ахуны, сейчас он стал районом Пензы. Там живет мама Всеволода, а четверть века назад он рос в нем с братом Тимуром. Водил его в детский сад, кормил кашей и учил играть в хоккей.

«Он всегда был мне как отец: учил ездить на коньках и заступался в школе», — вспоминает младший брат.

«Когда его привезли из роддома, по телевизору шел фильм «Тимур и его команда», — вот я и предложил назвать брата Тимуром», — вспоминает старший.

В 17 лет старший брат уехал из дома поступать в училище, а младший остался дома. Всеволод Лунькин поступил в Пензенское артиллерийское училище, а потом и вовсе уехал из Пензы — младшего офицера направили в распоряжение Уральского военного округа. В 1995 году началась первая чеченская война, и Всеволод в составе 276-го полка 34-й мотострелковой дивизии оказался в Грозном.

Всеволод называет войну «другим измерением», в котором перестают действовать человеческие законы. «Я смотрел прямо в лицо войны. Только смерть и теракты, — говорит он. Это лицо имело мало общего с героической картинкой, которую он видел в фильмах. — Это другая война».

«Сначала я ничего не понял», — вспоминает Всеволод свой первый бой. Он помнит, как по их колонне внезапно открыли стрельбу из гранатометов, как офицеры организовали круговую оборону, а потом в селе началась зачистка. Помнит, как обстреливали боевиков, засевших в зиндане, и освобождали пленных. Но за те двадцать минут, что длился бой, Всеволод увидел только боль и страх, никакого книжного героизма.

«Боевые столкновения — это море крови и нервные срывы. Я освобождал заложников, два раза штурмовал Грозный. Был ранен — получил контузию и касательное осколочное ранение».

Всеволоду было двадцать три. Лишь спустя годы он понял, что его возвращение домой было чудом — Чечня забрала жизнь половины его полка. «Смерть стояла на каждом перекрестке», — повторяет он. И вспоминает Грозный, весь усеянный трупами, шли бои за площадь Минутку, от тел в воздухе стоял смрад. Смерть была везде, солдаты чувствовали ее дыхание в кишевших бельевыми вшами окопах.

Во время первой кампании Всеволод пробыл в Чечне десять месяцев. Несколько раз возвращался — с 2001 по 2005 год. Потом вышел на пенсию и осел в Пензе. Но денег не хватало — в Пензе Всеволод пошел работать на бумажную фабрику рабочим. Ремесло тяжелое — нужно было снимать рулоны с бумагоделательной машины и обрезать их по формату.

Пыль, химические красители и тяжкий труд. После одного из профосмотров врач подозвал его и сказал — кровь не порядке. Диагноз «хронический миелолейкоз» Всеволоду поставили в гематологическом центре. Назначили дорогой швейцарский препарат и отпустили обратно на работу. Некоторое время лекарство удерживало показатели крови в норме, но летом 2012 года болезнь стала прогрессировать.

Пришла слабость, начали болеть кости. Болезнь развивалась стремительно. В стационар Всеволода отвезли на «Скорой». Начались бесконечные курсы химиотерапии.

Пензенских врачей Всеволод хвалит, претензии у него к региональному минздраву. Когда стало понятно, что требуется пересадка костного мозга, искать способ спасения пришлось самим. О том, что государство предоставляет квоты на лечение онкобольных в НИИ имени Р.М.Горбачевой в Петербурге, семье Лунькиных просто не сообщили. А потом региональные чиновники еще и взялись отговаривать родственников пациента от поездки.

«Нам сказали: рассчитывать на квоты нечего, это лечение для богатых — надежды нет, только оставите ваши деньги», — вспоминает брат Всеволода Тимур.

Семья сделала по-своему: начала срочный сбор документов и переписку с петербургскими врачами. Тимур сдал костный мозг на типирование, и выяснилось, что он может быть донором для старшего брата. Это удача: родственные доноры подходят всего 20% пациентов, поэтому часто доноров ищут в международных регистрах. Поиск стоит 15–20 тысяч евро, на химиотерапию перед трансплантацией и лечение осложнений после нее могут уйти миллионы рублей.

Лекарства, анализы и жилье в Петербурге Всеволоду оплатил фонд AdVita. За два года на лечение Всеволода потребовалось еще 1,6 миллионов рублей поверх бюджетной квоты. Всеволод рассказывает, что сотрудники фонда сделали работу, с который бы ни он, ни близкие не справились: «Тревожили пензенских депутатов, попросили помощи у общества ветеранов». И самое главное: оплатили препараты, которые потребовались для лечения осложнений после трансплантации, — более 1,2 миллионов рублей.

Я вспомнил всех святых

Пересадка прошла в конце лета 2013 года. «Врачи не могли нарадоваться, — вспоминает Всеволод. — Мы подходили друг к другу как ключик к замочку».

Костный мозг — это полужидкая субстанция внутри костей. Чтобы пересадить его больному, донору делают проколы тазовой кости специальной иглой и набирают в шприц жидкость. Процедуру Тимур перенес стойко — знал, что спасает брата. Говорит, немного болела поясница пару дней, как будто спину потянул.

А Всеволод описывает трансплантацию совсем лаконично. «Привезли в палату пакетик с жидкостью гранатового цвета — перелили. Все, операция окончена». После трансплантации братьев отпустили домой, Всеволод только успел сходить с дочкой 1 сентября на линейку, как беда вернулась. Костный мозг не прижился —началась реакция отторжения.

«Стал пятнистый как леопард, глаза слезятся, — вспоминает он. — Прихожу к врачу весь в синяках, а он мне с порога: “Дружище, тебя надо срочно госпитализировать”. На меня тогда в Пензе вся станция переливания крови работала — накачали меня тромбоцитами и отправили в Петербург».

В аэропорту Всеволода встречала «Скорая» — в реанимацию везли с мигалками. «Тут я вспомнил всех святых, — говорит Всеволод. — Прощался с жизнью. У постели — постоянная смена караула: то мама приезжала, то брат».

В эти невыносимые дни Всеволоду и приснились Ахуны. Он говорит, что понял тогда, раз проснулся — значит, «его не забирают», дают еще пожить. 26 ноября Всеволоду сделали вторую пересадку костного мозга. Так Тимур стал донором дважды, с разницей в 10 месяцев. В этот раз клетки забирали по-другому: вводили специальные препараты, чтобы стволовые клетки вышли в периферическую кровь, и собирали их, прогоняя кровь через сепаратор. Эта процедура длится несколько часов, несколько дней до этого Тимура стимулировали уколами, немного побаливали кости, ощущения были как при простуде. Потом все прошло, зато старший брат пошел на поправку.

В НИИ ДОГиТ имени Р.М.Горбачевой Всеволод лежал одиннадцать месяцев — с перерывом на сентябрь и октябрь. Теперь ездит раз в полгода — пройти исследования, закрепить динамику.

Поездки Всеволод оплачивает за свой счет — в пензенском минздраве компенсировать расходы отказались. Причина простая — по закону инвалид первой группы Всеволод Лунькин —консультативный больной, а значит, оплата расходов остается на усмотрение региональных чиновников. Те трактуют закон в свою пользу — с октября 2014 года Всеволод приезжал в Петербург уже шесть раз, потратив на билеты более 70 тысяч рублей. Это соответствует его «военной» пенсии за три с половиной месяца.

Но проблема встает не только с проездом. Везде, где ему требуется помощь регионального минздрава, обращения заканчиваются бесконечной бумажной волокитой. Например, когда ему нужно продлить квоту на лечение. Всеволод считает, что «проблема в системе», а не в конкретных чиновниках, но от этого онкологическим больным не легче.

«Порой переговоры приходилось вести под капельницей: в одной руке капельницу держишь, в другой — телефон и договариваешься, чтобы тебе квоту продлили. Но это еще ничего, а что делать, когда лежишь и не можешь пошевелиться?»

Опыт переговоров «с капельницей наперевес» не прошел даром, теперь Всеволод делится информацией с пензенскими пациентами. Им он рассказывает о фонде AdVita и врачах в НИИ ДОГиТ имени Р.М.Горбачевой.

«Теперь по моей дорожке другие идут, — говорит он. — Еще три человека точно — молодые студенты. Встречаемся обычно в стационаре — такое у нас “братство пациентов”».

Два брата

Но настоящее братство — у Лунькиных. У Всеволода и Тимура восемь лет разницы. Братья похожи внешне, но не характерами. «Я переживательный, а он —мажорный», — говорит Всеволод. Тимур считает брата человеком прямым, а в некоторых вопросах даже несколько бесхитростным.

Тимуру 35 лет, работает в строительстве, директор субподрядной организации. Рассказывает, что, став донором, до сих пор чувствует ответственность за брата.

«Врачи после первой трансплантации сказали, что это, может, и не заключительный этап, — рассказывает он. — Я знал, что может потребоваться еще одно. И так — до полного излечения. Пришлось поменять образ жизни. Я и раньше не курил, а теперь и выпивать бросил, стал заниматься спортом, две тренировки в неделю — бег и легкая атлетика».

Заканчиваем разговор. Через пару дней Тимур перезванивает мне снова. Добавляет после небольшой паузы: «Вы спросили, как изменились отношения? Ушли наши старые обиды. Вы знаете, болезнь нас примирила».

Врачи говорят: стать донором костного мозга — все равно, что найти брата в этой Вселенной. Может, живет брат в другом полушарии, а может, на соседней улице. Фонд «Нужна помощь» собирает средства для работы шести лабораторий НИИ имени Р.М. Горбачевой в Санкт-Петербурге — единственной в России клиники, где делают все виды пересадок костного мозга для взрослых и детей. На год работы шести уникальных лабораторий нужно 32 миллиона рублей. История Всеволода Лунькина и его семьи закончилась благополучно. Если вы подпишетесь на регулярные пожертвования, вы можете дать такой шанс другим.