Такие Дела

Трудно быть Глебом

В этом учебном году в Хабаровске слепой мальчик Глеб Котин пошел в первый класс общеобразовательной школы. В классе он единственный особенный ребенок. Первое полугодие прошло хорошо, началось второе. Корреспондент «Таких дел» постаралась понять, благодаря кому и чему это стало возможным.

Глеб ставит портфель на парту. Нащупывает руками доску для Брайля и тетради, выкладывает на стол. Начинает открывать по очереди все отделы портфеля и пытается что-то нащупать, проверяет все отделы по нескольку раз и очень тихо говорит:

— Наталья Васильевна, — в классе шумят дети, она не слышит.

— Наталья Васильевна.

— Что, Глеб?

— Я, кажется, грифель потерял. — Глеб краснеет и начинает плакать.

Учитель Наталья Васильевна подходит к нему, еще раз проверяет все отделы. Глеб стоит рядом, трет глаза и плачет.

— Прекрати реветь! — она говорит строго, на повышенных тонах. — Что ты ревешь? Сейчас найдем.

И правда, находит в рюкзаке круглый, светло-зеленый футляр, проверяет — грифель внутри. Это основной инструмент работы Глеба: вместо бумаги и ручки у него грифель и доска для Брайля, грифелем он протыкает точки, то есть пишет буквы. Глеб проверяет пальцами, что грифель действительно здесь, трет глаза, перестает плакать и садится за парту.

Глеб на уроке математикиФото: Виктория Микиша

Глебу девять лет, в марте будет десять. Он тоненький, хрупкий, ребра можно пересчитать, ниже своих одноклассников на голову. Говорит тихо и нараспев. Часто вертит головой. Непрерывно трет глаза и давит пальцами на веки так, что кажется, от этого нажатия глазам должно быть больно.

Глеб родился недоношенным. В три месяца ослеп. Различает только свет и темноту, очертания предметов не видит. В первые дни учебного года одноклассники Глеба закрывали глаза руками и ходили по коридору с закрытыми глазами, а потом сообщили учителю результат эксперимента: «Трудно быть Глебом!»

на полотне любого размера тканевые карточки на липучке разной формы, слабовидящий ученик перемещает их на ощупь, так, например, можно заниматься математикой

Быть Глебом очень интересно. Каждый вечер они  с мамой сверяют расписание: все ли запланированное случится? Мама договаривается с папой и дедушкой: один привезет Глеба в школу, другой заберет. Нужно все успеть. Глеб занимается в двух театральных студиях, учится в музыкальной школе, вместе с папой тренируется плавать, играет в экспериментальном детском театре. Для разнообразия: катание на роликах или коньках, концерты в филармонии и с прошлого года — верховая езда.

До того, как поступить в общеобразовательную школу, Глеб занимался в школе-интернате для слепых и слабовидящих детей, отучился подготовительный и первый классы. Именно там Глеб, его мама Елена и учитель Наталья Васильевна встретились. Но в интернате их отношения были совсем другими.

Как подняться на вершину горы

Наталья Васильевна Скалозуб выходит с городского научно-методического семинара для учителей дефектологов. Заходит за угол соседнего дома — покурить. Озирается как подросток: никто не видит? Закуривает и рассказывает.

— У меня идея фикс эта года два зрела: либо открыть слабовидящий класс, либо взять на инклюзию слепого. Просто попробовать: вообще реально это или нереально? Мне нужна была такая больная мама, как я, понимаешь? Вот мы с ней и сошлись.

Наталье Скалозуб тридцать лет. У нее  двое детей, оба уже ходят в школу. Начала работу в общеобразовательной школе, а потом попала в интернат для слепых и слабовидящих и осталась на семь лет учителем, а потом и завучем. Профессиональный педагог для незрячих и слабовидящих детей, она в совершенстве знает азбуку Брайля. В специализированном интернате, где все уже создано для особенных детей, придумала и внедрила фланелеграф. Это тактильная доска, которая заменяет интерактивную доску: на полотне любого размера тканевые карточки на липучке разной формы, слабовидящий ученик перемещает их на ощупь, так, например, можно заниматься математикой.

Глеб с мамой перед занятием по музыкеФото: Виктория Микиша

Глеб пришел в класс Натальи Васильевны в конце первого полугодия. Наталья Васильевна совсем не была рада такому сотрудничеству. Как и другие педагоги в интернате, она невзлюбила маму Глеба. Тогда Наталья Васильевна еще не могла пойти против мнения коллектива: «Бабье, знаешь, как в стае. Она сразу не вошла, сразу не приняли. И началось: «Да они много хотят, да ребенок вообще дурак». И я тоже говорила, я тоже была в их числе».

Глеб жил в непрерывном стрессе, Елена убеждала педагогов, что дома он совсем другой, чем в школе: «Он был весь нервный, в школу приходил, весь напрягается, собирается, портфель надел и, как солдат, по коридору пошел на войну». Елене приходилось бороться с непониманием и агрессией педагогов, Глебу — с жестким и приказным стилем Натальи Васильевны.

Светлана Валентиновна рассказывает еще одно правило: она всегда организовывает процесс так, чтобы в родительских комитетах были родители особенных детей

— Родители их жалеют, а если я еще буду так относиться к ним, то из ребенка ничего не получится. А ему все равно выходить в жизнь зрячих, поэтому его надо долбать, чтобы он понимал: ему в жизни никто, извините, так не постелит, правильно? Он пришел в класс, и это была жопа такая! Глеб писился, Глеб плакал, были истерики. Он сейчас рядом просто может идти, а раньше он цеплялся, царапался, он меня пинал даже! Я его подгоняла: «Давай быстрей, быстрей!»

— Почему ты так делала?

— Это мой стиль преподавания.  У меня и девки так же: «Быстрей, положила туда, закрыла, положила слева», — она говорит голосом командира взвода. А потом резко переходит на шепот. — Это дрессировка. Так нельзя, конечно, говорить, но с детьми со всеми, хоть они нормальные, хоть они ненормальные это главное —дрессура. Как положить, как встать, как сесть. Когда ты научишь этим азам, тогда начнешь работать нормально уже.

Но через полгода Наталья Васильевна решила уйти из интерната в общеобразовательную школу. И тогда с агрессией коллектива ей пришлось столкнуться самой.

— Когда я уходила, меня тоже обсирали много и до сих пор обсирают. Я головой это поняла, а эмоционально я так тяжело это приняла, у меня все лето депрессняк был. Я астматик, я лежала все лето, задыхалась, я похудела. То есть у меня крыша поехала реально.

— Почему?

— Я вот так в депрессию вошла. Я тебе объясню. Я целенаправленно сделала так… Я поняла в какой-то период, что я где-то наверху, я могу упасть. И я сама себе целенаправленно сделала так, что лучше я сама спущусь вниз и полезу на другую гору, — она улыбается и говорит заговорщически. — Я прочитала одну хорошую мысль китайского мудреца. Когда ты стоишь на вершине одной горы, ты видишь вершину второй горы, но для того, чтобы туда попасть, ты должен спуститься и подняться заново. И мне это так въелось в голову! И я себе думаю: я лучше сейчас уйду вниз и начну подниматься в новой школе, заново завоевывать авторитет. И, видимо, это был момент, когда человек просто падает, ему тяжело, плохо, больно — а я целенаправленно это сделала.

Глеб читает учебник по русскому языку, написанный шрифтом БрайляФото: Виктория Микиша

Мама Глеба признается, что у нее всегда была уверенная позиция: Глеб должен учиться в обычной школе с обычными детьми. «Даже когда мы еще не пошли в школу, с бабушкой на кухне мы разговаривали, она говорит: “Вот, специализированная!” — я говорю: “Ну как? Это же неправильно, ну почему специализированная школа? Потом не будет никакого специализированного общества, никакой специализированной жизни не будет, только опять в рамках какого-то интерната для инвалидов, может быть. Ну почему?» Мечта Елены сбылась. Летом после первого класса ей позвонила одна из тех учителей, которая не принимала и не понимала Глеба, и сказала: “А не хотите уйти вслед за мной?” Это и была Наталья Васильевна Скалозуб.

Теперь, когда у мамы незрячего мальчика и его учителя нашлось столько смелости и наглости, чтобы рискнуть поменять интернат на общеобразовательную школу, им предстояло сделать самое трудное: перестроить свои отношения. Как они это делали? Очень много разговаривали. Обсуждали каждый случай, когда не поняли друг друга, высказывали все претензии, обиды. Проговаривали даже то, что до этого говорили за глаза. «Это большая внутренняя работа. Найти всему объяснения, всему оправдания. Это правда сложно», — Елена говорит медленно, надавливая на каждое слово.

Я курю, я матерюсь! Я другая! Я не учитель, я направитель, мастер, друг. Я сейчас с Глебом угораю, и он понимает мои шутки

— Мы дошли до этого сотрудничества путем взаимных высказываний, оскорблений и всяко разного. Сейчас можем встретиться, можем выпить, я спокойно могу покурить при ней, — говорит  Наталья Васильевна. — Изначально мне пришлось изменить отношение к этой семье и к ребенку, то есть, грубо говоря, я заново принимала этого ребенка, понимаешь?

— Как ты это делала?

— Никак. Я просто убрала все свои амбиции. Я убрала все свое прошлое впечатление и я на него посмотрела другими глазами. Я в прошлом году не знала, как с ними общаться, они интеллигентная семья, казалось бы, я тоже должна такая быть, а я не такая, я раздолбайка! Я курю, я матерюсь! Я другая! Я не учитель, я направитель, мастер, друг. Я сейчас с Глебом угораю, и он понимает мои шутки. Он тоже принял меня, я вообще не знаю, как он это сделал. Он же меня принял опять!

Где заканчивается зона комфорта

Около шести вечера, Глеб ест,  и бабушка помогает ему одеться. Приехал папа Глеба Эдуард, ему бабушка тоже поставила тарелку с ужином. Мы собираемся на занятия: сначала забираем маму с работы, потом едем в театр юного зрителя, нужно записать музыку для выступления Глеба в филармонии в честь дня инвалидов, потом — в бассейн, два раза в неделю у Глеба плавание.

Во время лечебной физкультурыФото: Виктория Микиша

Глеб одет, и мне поручают спуститься с ним вниз, к машине. Девятый этаж, лифт не работает. Я удивляюсь, как легко и быстро бабушка доверяет мне своего незрячего внука — он же не видит, куда его ведут, и я могу увести его куда угодно.

— А ты не боишься со мной идти, ты же меня совсем не знаешь? — спрашиваю Глеба, когда мы спускаемся.

— Нет, — его звонкий голос звучит легко и уверенно. Он держит меня за руку и шагает смелей, чем я.

На тренировке по плаванию с Глебом занимаются отец и тренер Ольга Гришина. Одно из упражнений: Ольга аккуратно держит Глеба за ноги, Глеб машет руками, отрабатывая технику плавания кролем. В каждой руке у Глеба желтые пластиковые трубочки, ими он ударяет о перекладину бассейна. Один мах рукой — один легкий удар пластика по металлу.

Когда Глеб привыкнет двигаться свободно в воде, он будет быстрее адаптироваться в любом пространстве

Два года назад Глеб боялся воды. Его движения были резкие, тело жесткое, он непрерывно цеплялся за тренера. Бесконечно что-то говорил и звонко смеялся. Его смех напоминал взвизгивающие звуки морских животных. Ольга сначала не понимала, почему Глеб смеется, а потом догадалась: не имея возможности видеть, он звуком проверяет пространство — нет ли впереди препятствия?

Ольга уверенно заявляет, что она не тренирует Глеба и не учит его плавать кролем или брассом, таких задач нет. Задача: помочь Глебу позволить себе двигаться более широко и более плавно, доверять пространству и научиться как можно быстрей в нем адаптироваться. Тренировать эти навыки в воде, как говорит Ольга, наиболее эффективно, потому что вода — это не среда, в которой мы живем, и каждый раз это зона дискомфорта, как бы мы ни убеждали себя в обратном. Когда Глеб привыкнет двигаться свободно в воде, он будет быстрее адаптироваться в любом пространстве. Это поможет ему смелее проявляться и что-то создавать, потому что только после полной адаптации в новом месте мы начинаем творить.

«Родители ему очень помогают, они пытаются донести до него, что зона комфорта — везде. Что нужно все пробовать, чтобы можно было максимально проявиться. Я вижу родителей так: их основная мысль, что зона комфорта — везде! Потому что когда-нибудь Глеб останется один, и если зоны комфорта будут ограничены, то он будет ограничен».

Ольга ни разу не говорит про Глеба слово «инвалидность», слова «слепой» или «незрячий» тоже не говорит, даже не говорит «особый ребенок», изобретает новый термин — «многозадачный». Ведь каждая задача создана для того, чтобы начать ее решать.

Слева: В начале тренировки по плаванию Глеб несколько раз переплывает бассейн, слушая руководящие голоса тренера и папы. Справа: Глеб и его папа ЭдуардФото: Виктория Микиша

Ольга утверждает, что мы становимся более терпимыми и лояльными к особенным людям. И объясняет: чтобы начать принимать других, нужно сначала принять себя со всеми несовершенствами и трудностями. «Что произойдет с таким человеком, который не воспринимает слепого мальчика, если он тоже в какой-то момент потеряет зрение? Как долго он проживет с этой задачей? Мы не можем воспринимать мир иначе — только через себя. Если я не принимаю другого во внешнем мире, то скорее всего я не воспринимаю этого и у себя тоже».

Что такое толерантность

Средняя общеобразовательная школа 68 города Хабаровска, где учится Глеб Котин, сильно переполнена. Сейчас в ней 1417 учеников, из них 21 ребенок с особенностями здоровья, трое на домашнем обучении, остальные 18 в классах.

Дети с инвалидностью в школе появились благодаря соседнему детскому саду комбинированного вида, в котором в одной группе занимались и здоровые дети, и глухие, и слабослышащие. Дети, которые выпускались из этого детского сада, шли в 68-ю школу. В школе сидели на уроках, а после обеда шли в детский сад, где их продолжали сопровождать психолог, логопед и дефектолог.

Но в конце нулевых в детском саду стало не хватать денег, и сопровождение школьников отменили. Тогда руководители 68-й школы поняли: нужно набирать специалистов для особых детей. В 2006-2007 годах в общеобразовательных школах ставок для психологов, логопедов и дефектологов не было. Поэтому директор 68 школы Светлана Валентиновна Филатова набирала этих специалистов под 0,25 и 0,5 ставки на должность — какую придется. Это уже потом, в 2014, появился закон, и появились ставки.

Светлана Филатова работает директором 68-й школы с 2006 года. По первому образованию она преподаватель русского языка и литературы, по второму — дефектолог. В образовании она уже больше тридцати лет, из которых восемь трудилась преподавателем в интернате для слабослышащих. В четверг вечером мы разговариваем у нее в кабинете.

— Не будем лукавить, Глеб слепой пошел за своим учителем. У меня только одно было сомнение: каким образом он здесь вообще будет ходить, ориентироваться? Вот это сомнение у меня самое тяжелое всегда. Как происходит всегда знакомство? Я приглашаю родителей и ребенка, традиционно мы проходим по школе, типа экскурсия у нас — я смотрю, каким образом ребенок ориентируется хотя бы в пустых коридорах. Есть дети, которые боятся, у них сразу паника, и я говорю родителям: «Подумайте! Стоит ли запускать, когда он и в пустой школе боится шагу шагнуть?»

Учительница Наталья Васильевна Скалозуб, мама Глеба Елена и ГлебФото: Виктория Микиша

— А как было с Глебом?

— Он пошел с Натальей Васильевной, то есть экскурсию они провели без меня. И когда он ко мне пришел в кабинет, он мне сказал: «Меня все устраивает в вашей школе, кроме звонка». Я говорю: «А чем тебя не устраивает звонок?» — «Он очень громкий, я звонка очень пугаюсь». Ну вот когда он у нас в этой массе грохочущей на перемене пообщался, мы с ним буквально через неделю в сентябре встретились, я говорю: «Ну что, Глеб, со звонком у меня не получается, большие затраты денежные, я не могу так быстро поменять», а он говорит: «Вы знаете, это уже не проблема, потому что ваш звонок меня не пугает».

— Было у педагогов сопротивление особенным детям?

В воскресенье мама идет с Глебом в филармонию — это традиция, еще когда Глебу было четыре, Елена покупала абонементы

— Когда вошел в силу новый закон об образовании, 273-й, учителей подвели к тому, что вы или будете усовершенствоваться, или вы уйдете из школы. Так и случается. У нас ушло пять человек. Они не могут перестроиться! На новые принципы, на то, чтобы учить всех. Всех! Посмотрите, сейчас до сих пор применяется в элитных учреждениях классификация детей от умного к слабому. Вот, умных мы соберем в один класс, и это будет какой-нибудь класс с углубленным изучением, а слабых мы соберем в класс для детей с задержкой психического развития. Ну, не сработала эта система. В образовании эта система не сра-бо-та-ла! Почему говорят —  может, оно режет слух, потому что оно не совсем русское это слово — толерантность. По сути, принятие всех и вся — это и есть толерантность.

Светлана Валентиновна рассказывает об еще одном правиле: она всегда организовывает процесс так, чтобы в родительских комитетах были родители особенных детей. Тогда они начинают видеть не только проблемы своего ребенка, но и потребности всего класса. Остальные родители перестают быть для них враждебной средой, и мама или папа особенного ребенка из наблюдательного и настороженного человека становится действующим и авторитетным.

— Вы учились в советской системе образования, и тогда не было принятия всех и вся. Умственно отсталых и сложных людей изолировали. Что вам помогло перестроиться?

Глеб и его одноклассница Алина общаются, они оба не ходят на физкультуруФото: Виктория Микиша

— Ну, не знаю… у меня не было как таковой перестройки. Может быть, потому что я начинала с интерната. Мало того,  у меня дети поступили потом в Бауманку. Я никогда не чувствовала, что, не дай бог, ко мне какой юродивый подошел. Это идет от человека, я бы так сказала.

— Но в человеке это идет от чего-то, вот у вас это откуда?

— Наверное, от семьи.

— А что у вас такого в семье?

— Да ничего такого. У нас просто в семье пожизненный был колхоз, мы все время за кем-то ухаживали. То прабабушка, то прадедушка.

— Они были лежачими?

— Да. У меня так в жизни случалось, я постоянно кого-то выхаживала. Ну, не знаю. Какие-то вы мне такие вопросы задаете, честно говоря, никогда не задумывалась над этим. Откуда это у меня? Вот, если некоторых раздражают больные люди, меня не раздражают они. Маму же не раздражало, она, видать, внушила это мне, что это естественно — вот так случилось с людьми. Под закат моей жизни у меня, простите, муж слег. У него случился инсульт, и он просто превратился во что превратился. Перед этим мама с онкозаболеванием, и я опять за ней ухаживала. И хватало — и на этих инвалидов, и на своего мужа. Я не знаю, откуда это, правда, не знаю. Даже не отвечу.

На лошади галопом

Отец Глеба Эдуард рассказывает, что в роддоме про Глеба сказали, что он будет растением, его судьба — всю жизнь лежать на кровати. «Сначало было обидно, злость. А сейчас уже обидно то, что он не может то, что мы можем. Поэтому стараемся его вывести как можно больше в люди, чтобы он не просто был обыкновенным ребенком, а уже человеком. Пианист какой-нибудь или еще чего-нибудь. Знаменитый — уже совсем по-другому отношение же».

Слева: Глеб скачет на лошади Капле галопом. Справа: Глеб на лошади КаплеФото: Виктория Микиша

В воскресенье мама идет с Глебом в филармонию — это традиция, еще когда Глебу было четыре, Елена покупала абонементы, и они два-три вечера в неделю пропадали в концертном зале. После концерта Эдуард заезжает за ними, и все вместе едут за город, на тренировку по верховой езде.

Мама Елена Котина и папа Эдуард Оккель стоят за деревянной оградой из нескольких бревен и наблюдают. Елена спрятала руки в карманы пуховика, улыбается и выглядит очень спокойной. Эдуард оперся на перегородку забора, в его глазах недоверие и требовательность, он хмурится и выкрикивает: «Глеб, давай! Кружочек! Давай!» Их незрячий сын Глеб Котин скачет на лошади галопом. Ровно половину круга.

Exit mobile version