Диагноз «рак груди» мгновенно выбил мою бабушку из колеи. В начале нулевых она перенесла операцию по удалению молочной железы — на фоне диабета и сама операция, и те два года жизни, что были отведены после, дались ей очень нелегко. Она жила в деревне вдалеке от нас, и единственной поддержкой для нее был мой дед — ну и мы с родителями. Родители не могли приезжать часто, а я торчал около бабушки с дедом все школьные каникулы. В какой-то момент у нее развилась лимфедема — куда позже я узнал, что это типичное осложнение после подобных операций. А пока что я был мал, и меня забавляло, что рука у бабушки неестественно раздулась и отекла от жидкости. Я мог подойти к ней и слабо надавить пальцами на отек — некоторое время после этого на ее руке оставались следы.
«Вот видишь, у меня рука стала как подушка», — говорила мне бабушка и пыталась улыбаться.
Потом дед принес ей длинную лыжную палку с петлей на конце — она хваталась за нее, чтобы держать руку на весу, и так сидела часами. Отек от этого не спадал, но бабушке казалось, что спадал — ну и хорошо.
С тех пор прошло уже пятнадцать лет. Я закончил школу и вуз, занялся журналистикой, несколько раз посещал хоспис, в котором бабушка провела последние дни, и даже писал о его проблемах разные тексты. Но только на этой неделе я узнал, что рисование, лепка, шитье и любые другие занятия, связанные с развитием мелкой моторики, могли бы противостоять лимфедеме. Это было так просто, но почему-то никому из нашей семьи не приходило в голову.
В конце концов, нам пришлось отвезти бабушку в хоспис. Я помню пермский хоспис начала нулевых — туда попадали, чтобы просто умереть, и там вряд ли могла идти речь о полноценной паллиативной помощи или облегчении страданий. По счастью, в тот период в хосписе каждый день бывала сестра из ближайшего монастыря, которая становилась для больных и их родственников психотерапевтом, сиделкой и священником в одном лице. Я помню, как она собирала своих подопечных в холле, вовлекая их в общение и в какую-то коллективную осмысленную деятельность. Она пыталась. Ей никто не платил. Это было ее послушание.
Мне очень нравилась эта женщина и ее непомерные старания, но даже тогда я их недооценивал: совместные вечера в хосписе казались мне не более чем способом развеять скуку.
Теперь мне кажется, что я слишком многое упустил. Так, наверное, всегда кажется людям, которые перенесли смерть близкого. Всегда есть что-то, что мы не успели сказать или сделать. Тем более, когда речь идет о таких простых вещах, которые мы могли бы им подарить — например, приобщить к нехитрому творчеству, которое стало бы для них отличным средством психотерапии.
Да, я рассказываю о негативном и трагическом опыте. Рисование картинок и рукоделие, возможно (да и то не факт, учитывая, какую громадную роль могут сыграть воля и интерес к жизни), оказались бы бессильны против метастаз, которые в итоге победили. Но даже тогда эти занятия сыграли бы роль паллиативной помощи, отвлекли бы и увлекли, сделали бы последние месяцы жизни бабушки более комфортными, а лимфедему — более терпимой.