Социологические опросы ясно указывают на то, что россияне неважно относятся к судам: 43% считают, что судьи часто выносят несправедливые приговоры, 34% оценивают деятельность судов отрицательно и только 32% — положительно. Стоит ли доверять этим цифрам?
Можно уверенно сказать, что нет. И не только потому, что в ходе любых соцопросов люди часто говорят не то, что думают, или то, о чем вообще никогда не задумывались. В случае с судами все проще — граждане просто о них ничего не знают.
Российские суды в год принимают около 30 миллионов решений, которые, как можно предположить, касаются примерно 90 миллионов человек (две стороны в каждом процессе плюс один свидетель в среднем) — это большинство взрослого населения. На самом деле это не так — большая часть дел в России рассматривается без участия гражданина.
Мы изучили статистику Судебного департамента, чтобы понять, сколько людей реально бывают в суде. Это примерно 11,5 миллионов человек в год. Еще около 13 миллионов в год имеют серьезные неприятности из-за того, что в отношении них вынесено судебное решение (например, списали штраф с карточки). То есть в России каждый пятый взрослый каждый год сталкивается с судом, причем каждый десятый — очно.
Но если мы теперь вернемся к социологическим опросам, то увидим, что там 68% взрослых признаются, что никогда в жизни в суде не бывали. Как же так? Каждый десятый бывает лично в суде каждый год, при этом семь из десяти никогда в суде не были?
Этот парадокс очень важен для понимания того, как работает российская судебная система. Дело в том, что основной клиентурой российских судов являются как раз те, кого обычно никто не опрашивает. Во всем мире из опросов выпадают самые бедные и самые богатые. Разные опросные компании по-разному оценивают долю— по 3, 5, 10% сверху и снизу. И основные российские опросные компании всегда сообщают об этом где-то в примечаниях — мол, методология построена таким образом, что эти группы недостижимы. Попросту это люди, которые не откроют дверь, не возьмут трубку при звонке с незнакомого номера, к ним не подойдет интервьюер на улице.
У нас суды рассматривают порядка одного миллиона уголовных дел в год, и по статистике, примерно в 60% случаев обвиняемый является безработным. Но в целом безработных в России в десять раз меньше; примерно столько же будет их и в выборке социологов.
В гражданской юстиции доминируют дела, связанные с неуплатой — налога, долга по кредиту, долга за ЖКХ и прочих. Далеко не все такие дела доходят до суда. Потому что на обычного человека можно надавить другими способами. В крайнем случае налоговая и полиция при определенных условиях могут просто списать деньги с банковского счета без суда. В суд они идут, только когда взять с человека нечего — у него нет счета, нет карточки, нет зарплаты, нет работы. Такие люди редко отвечают на вопросы социологов.
В итоге голос тех людей, кто реально сталкивается с судами, остается неуслышанным.
А какие шансы столкнуться с судом у тех, кто в опросы попадает, — у добропорядочного человека с жильем, семьей и работой?
Обычный человек редко оказывается не только подсудимым, но и потерпевшим по уголовному делу. Считается, что 60-90% преступлений, особенно насильственных, совершаются внутри так называемой маргинализованной среды.
На административное правонарушение у обычного человека шансов больше — распивать спиртные напитки в неположенном месте и находиться там же в нетрезвом виде случается многим. Но тут есть нюанс. Дело в том, что закон разрешает судье в таких случаях назначить штраф заочно. То есть нарушитель в суд обычно не попадает.
Единственная массовая категория, которая затрагивает «приличных» людей — дорожно-транспортные происшествия. И вот тут человек немедленно сталкивается с «произволом»: судья ему не верит, а полиции верит; бумажка оказывается важнее человека; запись с видеорегистратора принимать отказываются и т. д.
При том что судопроизводство по административным правонарушениям у нас несравненно гуманнее уголовного. Если по уголовным делам, когда обвинение поддерживает прокурор, шанс быть оправданным в суде составляет доли процента (это так называемый обвинительный уклон), то по делам об административных правонарушениях — около 10%. Да и в целом при назначении наказания российские суды достаточно гуманны. И получается, что человек возмущается «хамством» и косностью системы, но в целом нередко уходит из суда удовлетворенным. Права не отобрали, и ладно.
Еще один распространенный случай, в котором обычный человек сталкивается с судом, — когда ему нужна от него какая-то бумажка. Без суда не получится оформить развод (если есть несовершеннолетние дети), в некоторых случаях — зарегистрировать недвижимость, нередко возникают вопросы с оформлением пенсии.
Но и здесь люди уходят из суда скорее довольными. Пусть с ними вели себя не вполне вежливо, но разъяснили в итоге, какие нужно принести документы, и бумажку все же выдали.
Вообще, те, кто имел опыт общения с судами, обычно относятся к ним несколько лучше, чем те, кто такого опыта не имел. Наказали, но не сильно. Настроение испорчено, но цель достигнута.
Но ведь социологи спрашивают о доверии к судам не только 32% тех, кто в них бывал, а всех. Откуда же берут свое мнение 68%? Если коротко — из новостей. Которые, конечно, никак не отражают реальную работу судов.
Известно, что когда собака покусала джентльмена — это не новость. Так и здесь: судья села с представителем налоговой и проштамповала сто совершенно очевидных решений — кому нужна такая новость?
Новость — это когда джентльмен покусал собаку. То есть когда СМИ сообщили, что судья принял несправедливое, из ряда вон выходящее решение.
Вот родственник высокого чиновника или олигарха сбил на машине человека, а наказали его условно. Это воспринимается как несправедливо мягкий приговор, и совершенно напрасно. Да, статус обвиняемого в уголовном процессе ощутимо повышает его шансы быть оправданным, но в абсолютных цифрах это все равно на уровне статистической погрешности — доли процента. А при выборе меры наказания и вовсе никаких скидок нет: статистика Судебного департамента покажет нам, что по делам о наезде, если водитель был трезв, а погибло меньше двух человек, до половины подсудимых получат наказание, не связанное с реальным лишением свободы. Ничто не мешает нашему высокопоставленному обвиняемому оказаться в этой счастливой половине.
Такая же ситуация с несправедливо жесткими приговорами. Я до недавнего времени был уверен, что дело Алексея Навального — исключительный случай. Но, оказалось, нет: следователи часто рассматривают обычные бизнес-практики как уголовное преступление, а суды с ними соглашаются — таких дел тысячи.
По моим наблюдениям, в топ СМИ выходит примерно одно дело в неделю. Вот эти 50 судебных историй в год и формируют отношение граждан к судам.
Судьи обижаются на такое отношение. Например, после разгона массовых протестов 2011-2012 годов судьи в социологических интервью жаловались нам, что они отрабатывали по полной — задерживались на работе, работали как проклятые, чтобы всех побыстрее осудить, а их за это в социальных сетях поливали грязью. Тогда, кстати, многие благополучные люди впервые столкнулись с судебной системой и пришли в ужас — увидев на самом деле лучшее, что эта система могла им предложить.
Судья не готов к тому, что к нему придет в зал нормальный человек, который еще будет отстаивать свои права. Обычный районный или мировой судья имеет дело совсем с другими людьми — как раз с теми, кто не попадает в опросы.
Судья живет в огромном потоке гражданских дел, участники которых не платят за ЖКХ, уклоняются от налогов, не возвращают кредиты и даже в суд, будучи вызваны, не приходят. То есть это бедные, «нечестные» и необязательные люди.
Судья живет в потоке административных дел — там те же неблагополучные люди, только они еще и пьющие, а многие — опустившиеся.
Судья живет в мире уголовных дел. Там он встречает преступников, которые в 92% случаев не отрицают свою вину. Обычно они совершили дурацкое и жестокое преступление — убили родственника или друга по пьяни, украли телефон у знакомого, а деньги пропили.
И вот по всем этим людям судья представляет себе среднего гражданина. Это называется профессиональная деформация. Мир судьи — мир неблагополучных, неприятных, необразованных и неумных людей, склонных ко всему дурному. Этот мир похож на ленту Facebook или «ВКонтакте», хозяин которой стал добавлять друзей по принципу отрицательного отбора. Это больной мир.
Конечно, судьи понимают, что где-то существует и другой мир, в котором все не так плохо. Но возможности узнать его у них нет. Типичная судья — это молодая женщина, которая рано, возможно, со школьной скамьи начала работать в аппарате суда. И лет десять много, тяжело и за маленькую зарплату трудилась, а одновременно получала юридическое образование (заочно — получать очное ей было некогда). Став судьей, она продолжает ежедневно перерабатывать, у нее нет времени сходить ни в кино, ни на выставку, ни в гости. Фактически она без остатка делит свою жизнь между работой и семьей.
Таким образом, представление судьи о людях формирует почти исключительно работа. Поэтому судьи часто выступают против либерализации законодательства — ведь если убрать или не ввести репрессии, люди станут делать дурное. Вот поэтому обычный человек, зайдя в суд, чувствует, что к нему относятся как к идиоту. И ошибается: там ко всем относятся одинаково, просто он там не такой, как все.
Судьям трудно объяснить, что именно тут не так. Как многим другим трудно объяснить, что есть люди, которые с удовольствием пьют «боярышник» или честно голосуют за «Единую Россию».
Автор — социолог, ведущий научный сотрудник Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге.
