«Мы должны растить психически здоровых детей с традиционными семейными ценностями»
Наталье 30 лет, она живет в Ставрополе и работает учителем истории и обществознания в школе. Она поддерживает нынешнюю власть и учит детей свободе мышления, любви к родине и правильным семейным ценностям.
— Я за нынешнюю власть и политику нашего президента. Не все, что делается, мне нравится. Например, мне не до конца понятно, почему регионы не совсем рационально тратят федеральные деньги. Но в основном я всем довольна, особенно внешней политикой. Я безумна горда, что Крым сейчас часть России. Я считаю, что это исторически справедливо. Если посмотреть на прошлые войны, то процентов сорок из них было за Крым. Я считаю, что, когда в 1954 году Хрущев подарил Крым Украине, это было большой ошибкой. Крым нам стратегически важен, и мы не можем позволить нашим врагам сделать этот регион сферой своего влияния.
— Вы не считаете, что это было сделано незаконным способом?
— Почему незаконным? 93% крымчан на референдуме проголосовали за вступление в состав России. Никакого давления или принуждения не было.
— А последующие санкции справедливы?
— Это неизбежные последствия. Если ты что-то хочешь взять, то должен понимать, что будут последствия. Мы сейчас и расплачиваемся. Но это мелочи по сравнению с благом, которое мы приобрели: Черное море, Севастополь, военно-морской флот. Мы же не насильно присоединили Крым, мы не вводили туда войска. В мире сейчас идет пропаганда против нашей страны. Мы живем в провинции, но у нас есть свободный доступ к любым источникам информации, и это хорошо. Вообще иметь доступ к информации — это власть, и недавние выборы в США это показали.
— Вы довольны их результатами?
— Весьма. Я с самого начала была за Трампа, ведь он не высказывал такой антироссийской позиции, как Клинтон. Она вообще мне очень не нравится.
— А вас не смущали его сексистские выпады?
— Это мелочи. Он такой эпатажный и экстравагантный мужчина. Тем более, этим грешит не только Америка, но и Европа. С нравственностью там все далеко не нормально. Одна их так называемая толерантность чего стоит. Они это называют толерантностью, я бы это назвала по-другому.
— Они как раз выходки Трампа толерантностью не называли.
— Все равно. Там у них деградация. Возьмите, к примеру, все эти однополые браки. Они же приведут к гибели человечества. Хотя я не могу сказать, что я против таких отношений. Каждый имеет право на свою личную жизнь, и я не буду первой кидать камень в таких людей. Учеников, кстати, тоже очень интересует эта тема. Например, на обществознании мы проходим тему брака, и говорим, что это союз между мужчиной и женщиной. И каждый раз в классе находится кто-то, кто скажет: «А как же однополые браки?»
— И что вы отвечаете?
— Что это абсолютно противоречит моральным и нравственным устоям нашей страны и нашей ментальности. И приведет к вырождению человечества.
— Но однополые пары тоже могут иметь детей.
— Я считаю, что это неправильно, и это плохо скажется на детях. Ребенок, взрослея, будет видеть этот пример и будет думать, что он тоже может это повторить, и что в этом нет ничего неправильного.
— Вы считаете, что гомосексуальности можно научить?
— По большей части – да. Даже если в этом есть что-то врожденное, то под влиянием общества оно может или раскрыться, или нет. Поэтому общество обязано вовремя это переломить.
— А среди ваших учеников есть представители ЛГБТ?
— Точно нет. Я бы увидела. Однажды ко мне на репетиторство ходила девочка, которая не скрывала, что лесбиянка, и она явно отличалась от других детей.
— Чем?
— Она открыто говорила мне, что считает, что однополые союзы — это норма.
— А что бы вы сделали, если бы в вашем классе была однополая пара?
— Обязательно сказала бы родителям. Как и сделала в случае той девочки. Но ее родители были в курсе, там в семье было либеральное воспитание. Если родители считают нормальным так растить своего ребенка, я ничего не могу сделать и вмешиваться не буду. Да я и не имею права.
— А если бы имели?
— Я бы попыталась поговорить с подростком и узнать, в чем причина проблемы. Наверное, больше даже для себя, чтобы потом понять, как воспитывать своих детей. Потому что я бы очень не хотела, чтобы мой будущий ребенок оказался таким.
— А что бы вы тогда сделали?
— Провела бы беседу. Повела к психологу. Делала бы все, что можно, чтобы исправить.
— А если бы ничего не помогло?
— Этого бы не было. В подростковом возрасте у детей нет четкой позиции, которую невозможно было бы переломить. И я бы переломила.
— А если бы вы узнали, ваш коллега учитель — гей?
— Это бы не повлияло на мои отношения с ним. Но дружить семьями я бы не стала, чтобы мой собственный ребенок не видел этого примера. Дети очень копируют поведение взрослых. А мы должны растить психически и общественно здоровых детей с традиционными семейными ценностями. И есть вещи, которые придуманы не нами, и которые мы не вправе менять — семья, патриотизм, порядочность. А какая семья без детей?
— Мы же уже говорили, что однополые пары могут иметь и имеют детей.
— Это как? Как двое мужчин могут родить ребенка? Разве что суррогатная мать. Но не думаю, что найдется много женщин, которые даже за деньги согласятся родить ребенка двум геям. По крайней мере, в нашей стране.
— А усыновление?
— Слава богу, это у нас невозможно. Я считаю это крайне неправильным, дети должны воспитываться в нормальных, полноценных и традиционных семьях.
— А если выбирать между детским домом и однополыми родителями?
— А кто сказал, что детский дом — это обязательно плохо? Я знаю многих детей из детских домов, и все они полноценные личности, которые благодарны и своим воспитателям, и государству, которое обеспечивает их и недвижимостью, и материальной поддержкой. У нас в школе много детей привозят из детских домов, и все они хорошо адаптированы и в плане обучения, и в смысле социализации с другими детьми. Наша задача сглаживать различия и не допускать травли или конфликтов. Мы тут на Кавказе это умеем.
— У вас многонациональные классы, наверное?
— Да, и разные вероисповедания. Это очень сложная тема, потому что у нас очень много разных национальностей. В нашей школе учатся и туркмены, и чеченцы, и армяне, и даже сирийцы. Учитель должен очень аккуратно касаться тем религий и национальностей. Один ставит «Небо славян» «Алисы», и ты тут же на стреме, ведь песня может вызвать самые разные реакции и чувства у детей. Так что приходится всегда думать, прежде чем что-то сказать. Реакция детей молниеносная, и потом уже не будет возможности что-то открутить вспять или взять сказанное назад. А детей очень интересуют религиозные темы.
— А что именно интересует?
— Они внимательно следят за материальным благосостоянием церковных служителей, например. Та же история с часами патриарха Кирилла. Они приходят ко мне и спрашивают, правда ли это.
— И что вы отвечаете?
— Что я сама не знаю. Я так же, как они, читаю эти же новости. Но при этом я считаю, что в вопросах религии свободного толкования быть не может. Не зря же у нас есть закон об оскорблении чувств верующих. Верить или не верить — это личная позиция, но богохульства или какого-то стеба быть не должно. История с Pussy Riot в этом смысле показательная.
— Вы считаете этот приговор справедливым?
— На сто процентов, разумеется. Если каждый будет приходить в храм и делать там то, что его душе угодно, что станет с нами? Нужно уважать чувства верующих, тем более в нашей стране, где православие играет такую важную роль. И всегда играло. Православие, самодержавие, народность — так было, и в какой-то степени так до сих пор есть. При этом в нашей великой стране одинаково уважаются все религии. Я не слышала ни одного выступления Владимира Владимировича, где он бы призывал всех становиться православными.
— А вам нравится Путин?
— Очень. Он харизматичный лидер, по-моему, это всем очевидно. Он пришел в сложный момент и сразу завоевал симпатии людей. В нем есть что-то притягательное. Он всегда найдет способ красиво выйти из любой сложной ситуации. Он может и пошутить, и пожурить, и всегда остается победителем. Он заслуживает, чтобы быть самым влиятельным политиком в мире, и он им является. Западные СМИ упрекают его в авторитарности. Но я бы назвала это скорее авторитарной демократией. И это не самый плохой для России вариант.
— Вы следите за коррупционными скандалами во власти?
— Конечно. Но надо понимать, что коррупция — это в России состояние ментальности. На уроках истории я всегда рассказываю детям, что когда Петр Первый решил искоренить коррупцию и советовался в этом вопросе с Меньшиковым, то тот ему ответил: «Веревок не хватит, без подданных останешься». А мы знаем, что Меньшиков был главным казнокрадом при Петре. Поэтому коррупция была всегда и будет всегда. Думаете, если Навальный придет к власти, то победит коррупцию и сам в ней не погрязнет? С другой стороны, эти истории не всегда правда, а часто являются просто пиар-кампаниями, чтобы очернить того, кто неугоден. Кроме того, мне кажется, что отчасти коррупция процветает из-за нашей политической пассивности и правовой безграмотности народа. Если ты решаешь плыть по течению, то не надо удивляться, когда доходишь до русла реки и видишь то, что видишь. Надо начинать с себя.
— А как начинать?
— Не давать взятку, например, даже если так проще и быстрее. Соблюдать законы даже там, где, как вам кажется, их можно нарушить. Сейчас, впрочем, порядка в разы больше, чем было раньше. Я помню, что было при Ельцине. Это были ужасные времена. Я выросла в селе, нас было пятеро детей в семье, и мама менялась вещами с соседями, все донашивали друг за другом. Отцу месяцами не платили зарплату, мама не могла найти работу, а бабушка сидела без пенсии. У нас был огород, и мы выращивали, что могли, и это была единственная возможность как-то выживать. И я прекрасно помню, как все изменилось с приходом Путина.
— И в материальном смысле?
— Конечно. Когда я пришла работать в школу, то три года получала доплату как молодой специалист. Хотя я не сразу пошла в школу — я поработала и администратором, и риэлтором, и в сфере управления. Поэтому мне есть, с чем сравнивать. Я работаю в школе шестой год и чувствую поддержку государства. Я получаю достойную зарплату и имею возможность удовлетворять большую часть своих материальных потребностей. Я чувствую себя спокойно и уверенно. Я живу в стране, где нет Чеченской войны, на которую могут отправить.
— Сейчас могут на другие войны отправить.
— Если вы про Украину, то у меня нет информации, что там воюют наши войска. Разве что контрактники или какие-то особые отряды. А все остальное — западная пропаганда. Я плохо отношусь к войне на Украине, как и к любой войне.
— А Сирия?
— А что Сирия? Да, мы там воюем, но это же не на территории нашей страны. Внутри у нас все спокойно. Никаких сепаратистских настроений, как при Ельцине, больше нет, и за это я благодарна лично Владимиру Путину. Нас исторически привлекают сильные личности, умеющие наладить порядок любыми средствами. В этом смысле для меня Путин — человек слова и дела. Он никогда не дает невыполнимых обещаний.
— А кто у вас любимый исторический лидер?
— Петр Первый. За время его правления Россия расцвела. И флот, и империя, и победоносные войны. Конечно, перегибы были, но нет ни одного политика в мире, у кого их не было бы. Вообще нужно всегда смотреть на вещи объективно. Вот, когда мы проходим Ивана Грозного, я всегда учу детей, что кроме плохого есть еще и хорошее — централизация, присоединение Астрахани и Казани, освоение Сибири. Увеличение территории — это хорошо. Это ресурсы, это люди, это культура, это границы, это геополитическое положение.
— А вы считаете, что у России особый путь?
— Мне очень нравится позиция славянофилов. Мне приятно думать, что нашей истории и нашим людям присуща некая исключительность. И история это доказывает. Мы не готовы ни к одной войне, а все войны выигрываем. Я этим горжусь и учу детей этим гордиться. Гордиться своей страной, ее наследием, ее великой культурой. В этом и есть настоящий патриотизм. Мы с учениками вместе смотрим на факты и учимся анализировать, а не просто вешать ярлыки и делить на черное и белое. Мое дело предоставить детям полный доступ к любой исторической информации, я никогда не навязываю готовых выводов. Например, сейчас в десятом классе мы изучаем Павла, и мои дети его страшно любят и жалеют, мол, он был недолюблен матерью, а потом и убит. Хотя я к нему отношусь, мягко говоря, спокойно.
— У вас часто возникают дискуссии на уроках?
— Постоянно. И я считаю, что очень важно давать детям высказаться. Ведь наша задача — воспитание личностей, а не однотипных клонов. Такие сильные, независимые, умеющие думать люди и нужны нашей стране. Учитель, который не дает ребенку высказаться, сам ставит под сомнение свой авторитет. Если ты не готов к спору, если ты деспот, который навязывает свое мнение — ты не учитель. Тебя начнут бояться и ненавидеть, а мне это не надо. История творится в том числе у нас под окнами. Поэтому я никогда не останавливаю живые дискуссии, потому что в них ребенок учится думать и анализировать. Конечно, если она будет длиться три урока подряд, я найду, как вернуться к учебному плану. Но вообще мне очень нравятся живые дискуссии. Это так замечательно, когда ты смотришь и видишь, как на твоих глазах вырастает человек.
— Ваши ученики интересуются политикой?
— Очень, особенно старшеклассники. Они смотрят новости, задают вопросы и спорят. Политические споры происходят и во время уроков, и на переменах. Их интересует не только политика, но и все, что происходит, например, недавняя история с Шурыгиной их очень взбудоражила. Но и выборы их тоже очень интересуют, им не терпится начать голосовать.
— А вы высказываете им свои политические взгляды?
— Я выражаю свою точку зрения, но никогда ее не навязываю. Я считаю, что дети имеют право на свое мнение, поэтому даю слово каждому. Среди моих учеников много разных, и я бы не сказала, что все поддерживают власть. Они не особо смотрят телевизор, новости узнают из интернета. Читают и «РБК», и «Лайф», и «Медузу». У меня в десятом классе есть мальчик Егор, он ярый оппозиционер, и мне довольно интересно с ним дискутировать. Он не просто занимается демагогией, а много читает и смотрит, и подкрепляет свое мнение фактами. И я тоже смотрю «Дождь» и слушаю «Эхо Москвы», чтобы знать другую точку зрения, и чтобы тому же Егору мне было что ответить.
— Вы пытаетесь его переубедить?
— Мы с ним просто дискутируем, его не переубедишь. Да это и не нужно. У меня нет цели навязать свое мнение. Хотя, конечно, когда ученики вырастают и становятся патриотами, мне очень приятно. Бывает, приходит ребенок из другой школы и все видит в черном цвете, и настроен очень непатриотично. А потом учится критически мыслить и постепенно понимает, какая у нас великая история и великая страна. Когда я взяла свой класс после другого историка, дети все время говорили про нашу страну «Россия». А когда через несколько месяцев начали вместо «Россия» говорить «мы», я была так горда, аж до мурашек. Когда перед тобой сидят 15 армян, три туркмена, восемь русских, и все говорят «мы». Настоящие патриоты.
«Я чувствую себя одинокой, неуверенной и непонятой»
Ольга живет в областном центре в средней полосе, ей 54 года, и она всю жизнь преподает в педагогическом колледже. Туда идут и после девятого, и после 11 класса, то есть Ольга имеет дело с подростками 15-18 лет. Она либерал и старается это скрывать, потому что большая часть окружения ее не понимает.
— Я не всегда имела либеральные взгляды. Когда распался Советский Союз и жить стало резко хуже, я была против и голосовала за коммунистов. Но потом в моей семье случилась одна неприятность, и мне пришлось столкнуться с системой и государством. Я увидела изнутри, как у нас работают законы и органы власти, и у меня как будто открылись глаза. И я поняла, что самое главное, что у человека есть и должно быть — это свобода. У нас в России очень любят говорить, что главное — здоровье, а остальное перетерпим. Я считаю, что человек не должен ничего «перетерпевать», тогда и здоровье будет. А если нет свободы, то и здоровье не поможет.
— А почему вы скрываете свою оппозиционность?
— Поначалу я пыталась разговаривать с коллегами и выражать свое несогласие с действующей властью. Но не находила понимания. Мне говорили: «Ты что, не россиянка, не патриотка?» Сначала я спорила и говорила, что я и есть настоящий патриот, что со мной Пушкин, Ахматова, Высоцкий и так далее, а с вами — только одно лицо. А потом поняла, что бесполезно. Вроде нормальные, приятные люди, но совсем чужие. Или разговариваю с коллегой, она мне рассказывает, как классно кто-то из ее знакомых устроился: работает в конторе, которая делает асфальт, и они там научились чем-то этот асфальт разбавлять так, что его в два раза больше получается, и потом можно его продавать мимо кассы. А ведь эта моя коллега говорит, что она патриот, при этом она сама водитель, и ей самой ездить по этим дорогам. Не понимаю. Вокруг меня люди, которые смотрят федеральные каналы и ничего знать не желают. Люди с высшим образованием, а смотрят Киселева и Соловьева и как зомби им внимают. Так что поговорить не с кем.
— То есть совсем не с кем?
— Есть один-два человека, которые могут выслушать, и на том спасибо. Правда, иногда я понимаю, что не одна такая. Недавно на курсах повышения квалификации я была приятно удивлена, насколько продвинутая женщина их вела. Она говорила и про маразм нашей власти, и про то, что нам надо фильтровать то, что нам сверху спускает руководство, потому что на нас ответственность за то, каких мы выпустим учителей. И советовала посмотреть лекции Быкова, представляете? Я была просто поражена, что в нашем регионе есть такие люди.
— За кого вы голосуете?
— В последний раз просто перечеркнула бюллетень, чтобы мой голос не достался никому. На прошлых президентских выборах голосовала за Прохорова. Хотя мне все доказывали, что это кремлевский проект. А сейчас говорят, что Навальный — это кремлевский проект. Хотя мне сложно в это поверить. Я вообще читаю и слушаю всех оппозиционных политиков — и Навального, и «Яблоко». Мой день начинается с «Новой газеты» и «Эха Москвы». Телевизор я не смотрю, только канал РБК. А когда застаю маму за просмотром Первого канала, то ругаю. Но в последнее время я ее, слава богу, отучила.
— Вы как-то транслируете свои взгляды ученикам?
— Напрямую нет, да это и нельзя, могут наказать. При этом, если ты поддерживаешь власть, то говорить можно все. Как директриса из Брянска в том видео. Я на сто процентов уверена, что она была абсолютно искренна. И таким можно высказываться, а мне нет. У меня есть только возможность знакомить молодое поколение с какими-то произведениями, давать им свободу высказываться и думать. Самое большое преступление — это заставлять человека думать, как ты. Он должен думать по-своему. А наш брат учитель как раз грешит тем, что навязывает свое мнение. Я веду русский язык с методикой преподавания и готовлю учителей начальных классов. Поэтому могу влиять только через цитаты, высказывания, могу попросить что-то прочитать. Недавно попросила послушать песню Васи Обломова «Долгая и несчастливая жизнь».
— А ваши ученики в основном каких политических взглядов?
— Кто как, но многие меня искренне расстраивают. Недавно спрашивают меня: «Вот, если бы вы работали в столовой, неужели бы вы еду не несли в дом?» Они считают, что в этом нет ничего плохого, что все так делают, и это нормально. Меня поражает, откуда у шестнадцатилетнего подростка такой взгляд на мир. Очевидно, из семьи. Хотя мой прошлый коммунизм был родом как раз из школы. Помню, как учительница говорила нам, что нужно быть как Володя Ульянов, и я искренне хотела быть как он. Приходила в библиотеку и просила книгу про Ленина, а библиотекарша удивлялась и предлагала мне сказки. И потом, когда учительница говорила, что я как юный Володя, для меня это было высшей похвалой.
— Вы испытываете какое-то давление сверху в смысле того, что вам можно говорить, а что нет?
— Прямого давления нет. Дело в том, что мы очень загружены, и, мне кажется, это делается специально, чтобы не оставалось времени думать и подходить творчески к работе. Я вся в каких-то бумагах и протоколах, и нет времени сделать что-то стоящее. Плюс я вынуждена работать на полторы-две ставки, чтобы хоть что-то заработать, а это тоже не идет на пользу качеству. Иногда просят куда-то пойти. Три года назад было велено пойти на митинг по поводу присоединения Крыма, и хотя я против, но все равно пошла. Но на первомайские демонстрации не хожу. Меня просят, я говорю, что не поддерживаю это правительство, на меня посмотрят косо и отстают.
— Вы никогда не думали сменить работу?
— Думала, и не раз. Но у нас в регионе не так просто найти работу. Или это самооправдание и нерешительность, не знаю. Особенно хотелось уйти лет десять назад, когда нас загрузили бумажной волокитой. Но сейчас я думаю — какого черта я должна уходить? Я люблю свою работу и уже тридцать лет этим занимаюсь.
— Ваша жизнь как-то изменилась с приходом Путина к власти?
— Знаете, девяностые прошли для меня вполне благополучно, если так вообще можно сказать. Зарплату нам платили стабильно, а в остальном наша провинция живет в какой-то полудреме. А в двухтысячные я начала ощущать какой-то личный дискомфорт. Когда разогнали старое НТВ, потом закрыли «Намедни», все это стало как-то напрягать. А потом все эти странные законы, Крым и санкции. И надежды, что что-то изменится, нет никакой.
— То есть вы смотрели старое НТВ и при этом голосовали за Зюганова?
— Да! Я долго шла к своим либеральным взглядам. С другой стороны, если человек не меняется, он стагнирует. Только смысла в этих изменениях нет. Я чувствую себя одинокой, неуверенной и непонятой. Смотрю на окружающих, а они находятся в какой-то патриотической эйфории. 90% реально поддерживают присоединение Крыма. Я всегда ездила и буду ездить в Крым, потому что люблю его, и у меня там родственники. Но с ними я стараюсь эту тему не обсуждать. Они довольны, у них пенсия стала больше. Я согласна, что Крым всегда был наш, но то, каким способом его присоединили — недопустимо.
— Ваша либеральность распространяется на все сферы жизни?
— В целом, да. Но во всем должна быть мера. Например, если девушка бритая налысо и с татуировками собирается быть учителем в начальных классах — это недопустимо. Для меня свобода — это все равно некий набор внутренних ограничений. Учитель — это консервативная профессия, и если ты ее выбираешь, то должен соглашаться с некими издержками.
— А что еще не может себе позволить учитель?
— Например, нетрадиционную сексуальную ориентацию. Точнее, не должен ее показывать. Помните, у Островского золовка говорила Катерине, мол, ты все делай, но чтобы шито-крыто. Если у нас такое общество, то не стоит дразнить гусей. Это личное дело каждого. Если бы я была директором, мне было бы все равно, кто какой ориентации. Но я против того, чтобы делать это достоянием общественности и вообще обсуждать эти темы широко. То же самое с религией.
— А что с религией?
— У нас в стране, если ты человек религиозный, то можешь это свободно высказывать, а часто и навязывать. А если наоборот — вынужден молчать, не дай бог, оскорбишь чувства этих верующих. Вот я и молчу. Про одно молчу, про другое. И вообще я трусливый человек.