Если струны бесконечно натягивать, то первой лопнет самая тонкая.
Социальное напряжение работает по той же логике. Неопределенность, тревога, ощущение неясной угрозы, доносящееся из каждого утюга, порождает огромное психическое давление. Первыми не выдерживают самые уязвимые.
Человек, стрелявший в Кратово, бывал в Чечне во время вооруженного конфликта (Следственный Комитет подтвердил, что Игорь Зенков, 20 лет проработавший слесарем в МЧС, бывал в командировках в «горячих точках», хотя никогда не участвовал в боевых действиях). Для обычного человека эти слова означают, возможно, сочувствие, возможно, уважение, возможно, настороженность — неизвестно, каким он вернулся из Чечни, даже если не воевал. Для специалиста в области душевного здоровья любое участие в вооруженном конфликте означает четыре буквы: ПТСР. Посттравматическое стрессовое расстройство. На войне не только убивают. Война калечит психику тех, кто выжил, делая из них самые тонкие, самые уязвимые социальные струны. У нас не создано программ немедленной психологической помощи для тех, кто побывал в зоне вооруженного конфликта — люди справляются сами. Или не справляются. ПТСР можно пытаться глушить алкоголем или психоактивными веществами, но это не исцеляет, а к усугубляет расстройство.
Что чувствует человек с ПТСР? Если коротко — ему очень страшно жить
Что чувствует человек с ПТСР? Если коротко — ему очень страшно жить. Ему страшно за себя и за других. Он так и не вернулся с войны, он ждет выстрелов, он прислушивается по ночам и не верит, что жить можно спокойно. Да и как тут поверить, если стоит включить телевизор — а там мир катится черт знает куда. Если старая мать считает копейки с пенсии, если жизнь никак не налаживается, не приобретает ясную структуру — а ведь чтобы это произошло, человеку с ПТСР нужна профессиональная психологическая помощь.
И однажды струна рвется. Бывает, кажется, что война уже началась, нужно взять оружие и идти спасать свою жизнь — психотическое расстройство, утрата связи с реальностью. А бывает, что напряжение и страх становятся настолько невыносимыми, что кажется — проще убить тех, кто рядом, а заодно и себя, проще, чем дожидаться, пока это сделают другие. Это страшная логика того, кто не рассчитывала жить, кто планировал умереть.
Что делать, когда рядом несчастная, не выдержавшая напряжения струна лопнула, с размаху хлестнув еще шестерых? Как справляться с ощущением, что страшно ходить по улицам, страшно жить повседневной жизнью? Постараться остановить поток тревожных мыслей, просто глубоко подышав три-четыре минуты. Обнять детей, погладить кота, полить цветы. Выключить телевизор, не читать новости в Интернете, не листать Фейсбук. Делать осмысленные, простые, бытовые вещи — печь яблочный пирог, вышивать, играть в преферанс с друзьями. И оглянуться вокруг — может быть, рядом кому-то, чья струна в силу обстоятельств истончилась, остро нужна помощь. Занести продуктов. Поговорить. Мы недооцениваем силу словесной поддержки, вся наша поддержка — это унизительное «Молодец!» да безнадежное «Держись!». Можно иначе. Можно сказать: «Слушай, не представляю что ты пережил там, на войне, но как хорошо, что ты вернулся, что ты справился. Чем тебе помочь?»
Если бы человек из Кратово услышал такие слова вовремя, возможно, его струна не лопнула бы.