31 марта 1878 года в Петербурге, в переполненной зале окружного суда, состоялся судебный процесс, результат которого ошеломил и власти, и общество своим итогом. Перед судом присяжных предстала 28-летняя Вера Засулич, обвинявшаяся в покушении на жизнь петербургского градоначальника Федора Трепова, которое она совершила, придя к нему на аудиенцию.
Государственный обвинитель в лице прокурора окружного суда Константина Кесселя доказывал, что Засулич, стреляя в Трепова в упор, имела намерение убить его, но лишь счастливая случайность спасла градоначальника от смерти. Подсудимая не отрицала умышленного характера своего действия, но утверждала, что смерть или ранение Трепова как результат выстрела ей были безразличны, поскольку целью ее поступка было привлечь внимание общества к преступлению, совершенному градоначальником за несколько месяцев до ее покушения.
Защиту подсудимой осуществлял присяжный поверенный Петр Александров, который в своей речи подробно остановился на мотивах действий своей подзащитной. Он рассказал, как в июле 1877 года Трепов, посещая дом предварительного заключения, возмутился тем, что один из заключенных при встрече с ним не снял шапку, и отдал приказание подвергнуть этого заключенного порке розгами. Этот приказ был прямым нарушением закона 1863 года об отмене телесных наказаний. Об этом событии написали в газетах, в обществе осудили произвол градоначальника, но никаких мер в отношении Трепова, даже устного выговора, не последовало. Поэтому, объяснял адвокат, Засулич решила вступиться за поруганную честь заключенного и не допустить безнаказанности преступления градоначальника.
Вера Засулич стреляет в Федора ТреповаФото: IAM/AKG/East News
По завершении судебного следствия, прений сторон и последнего слова подсудимой присяжные удалились в совещательную комнату. Когда они вернулись в судебную залу, и старшина присяжных начал зачитывать вердикт, публика пришла в неописуемый восторг, и председателю суда Анатолию Кони стоило немалых усилий утихомирить ее и навести порядок в зале. На все вопросы, которые были сформулированы в вопросном листе присяжным, они ответили вердиктом «невиновна».
Подобный процесс, а тем более его итог, был бы невозможен всего за 15 лет до этого. Невозможно было практически все: и вынесение вердикта присяжными, и участие в процессе адвоката, и судоговорение, то есть устный характер процесса, и присутствие публики в зале суда, да и участие самого подсудимого в процессе раньше было совсем необязательным. То устройство судов и тот порядок судопроизводства, по которому вершилось правосудие в деле Веры Засулич, были введены Судебными уставами 20 ноября 1864 года.
«В судах черна неправдой черной»
Судебная система, которая существовала до этого, была, пожалуй, одним из самых злостных пороков тогдашнего правового строя. У русского философа, славянофила Алексея Хомякова есть стихотворение «Россия», которое он написал в 1854 году. И характеристику своей страны, к которой он пылал горячей любовью, он начинал строкой: «В судах черна неправдой черной».
Действительно, судебная система, которая существовала в России в первой половине XIX века, была лишена самого важного качества — справедливости. Пушкину не так уж трудно было придумать завязку авантюрной повести «Дубровский»: любому читателю, современнику Пушкина, было очевидно, что богатому барину, отставному генерал-аншефу Троекурову не составляло большого труда бесчестно отсудить имение у весьма небогатого помещика, отставного гвардии поручика Дубровского.
завязка «Дубровского» была списана с жизни — богатый генерал бесчестно засудил бедного поручика
Коррупция в судах была всем хорошо известна. Судьи брали взятки с обеих тяжущихся сторон и решали дело в пользу того, кто больше даст. Бедному при таких условиях было бессмысленно судиться с богатым.
Уголовный же процесс был устроен так, что в нем не было места не только адвокату, но и самому подсудимому. Судьи изучали лишь следственное дело и выискивали подходящие к этому делу законы, на основании которых и выносили приговор. При этом судьи руководствовались так называемой формальной системой доказательств, при которой показания подсудимого и свидетелей как бы взвешивались на судебных весах. У каждого участника процесса был свой вес: свидетельство дворянина перевешивало свидетельство неблагородного, мужчины — женщины, православного — иноверца. При отсутствии значительного перевеса в ту или иную сторону подсудимого освобождали от наказания, но оставляли в подозрении, то есть он, не будучи оправданным, оставался ограниченным в своих правах.
Н.П.Загорский. У мирового судьи в провинции. 1880 годФото: AKG Images/East News
Еще одна черта судебной системы в каком-то смысле лишала ее всякого значения. Это качество было присуще вообще всей бюрократической системе того времени, но в ведомстве юстиции оно достигало своего апогея. Это качество называлось волокитой. Судебная система включала в себя отдельные суды для разных сословий, имела множество апелляционных инстанций и вообще была очень запутанной. Судебные дела, прежде чем завершиться окончательным приговором, переходили из одного суда в другой, возвращались в начальную инстанцию, поднимались на самую вершину — в Сенат, и все это длилось годами, а иногда и десятилетиями. При таких порядках богатому преступнику довольно легко было уклониться от наказания. Современники сравнивали судебную систему с паутиной, «в которой вязли только мелкие мушки и букашки, а крупные мухи прорывали эту паутину и проскальзывали невредимо для себя».
Надежда на справедливость
Безобразное состояние судебной системы стало основной причиной того, что она была не просто реформирована, а, по сути, создана на совершенно новых началах. Толчком же к замене старого суда новым, как и к проведению других преобразований из числа Великих реформ, стала Крымская война. 18 марта 1856 года в Париже был подписан мирный договор, положивший конец почти трехлетней войне. Россия потерпела поражение, и, хотя это было поражение в борьбе против целой коалиции европейских держав, главную силу которой составляли Англия и Франция, оно стало потрясением для русского общества. Война была проиграна не слабостью духа, а отсталостью в технике, в организации, в экономических и социальных порядках.
Александр II знал, что в судах, которые существовали в то время в России, никакой справедливости найти было нельзя
На следующий день после подписания Парижского мира император Александр II, за год до этого вступивший на престол, издал Манифест «О прекращении войны», где возвещал наступление мира и провозглашал программу мирного развития страны: «При помощи Небесного Промысла, всегда благодеющего России, да утверждается и совершенствуется ее внутреннее благоустройство; правда и милость да царствуют в судах ее, да развивается повсюду и с новою силою стремление к просвещению и всякой полезной деятельности». Император знал, о чем говорил, когда давал надежду на торжество справедливости в судах, знал, что общество ждет этой справедливости, знал он и то, что в тех судах, которые существовали в то время в России, никакой справедливости найти было нельзя.
Сергей Зарудный, один из основных авторов судебной реформыФото: Государственный музей политической истории России/Wikipedia Commons
К подготовке судебной реформы были привлечены лучшие юристы страны, среди которых было немало выпускников Училища правоведения — лучшего юридического учебного заведения страны. Но душой дела стал Сергей Зарудный, человек без юридического образования, но изучивший не только русское, но и зарубежное законодательство и сумевший убедить высших сановников в необходимости радикального преобразования судебной системы. За два года до введения в действие новых судебных уставов, основные положения судебной реформы были опубликованы и стали предметом обсуждения среди русской общественности, а также в кругах правоведов европейских стран, поскольку проект реформ был разослан по зарубежным университетам.
Объявляя о судебной реформе 20 ноября 1864 года, Александр II провозглашал, что новый суд будет «скорым, правым, милостивым и равным для всех», т.е. будет наделен теми качествами, которых была лишена дореформенная судебная система.
Суд «скорый, правый, милостивый и равный для всех»
Судебные уставы 20 ноября 1864 года вводили принцип независимости судебной власти от административной. Эта независимость обеспечивалась прежде всего несменяемостью судей. Они назначались императорским указом, но уволить их не мог уже никто, даже сам монарх. Так, после завершения процесса по делу Веры Засулич, власти посчитали одним из виновников оправдательного вердикта председателя суда Анатолия Кони, который вел этот процесс. Но уволить его не было никакой возможности: лишить судью его должности можно было только в судебном порядке при совершении им уголовного преступления. Министр юстиции предложил Кони добровольно уйти в отставку, на что тот ответил отказом и остался на своей должности.
Иллюстрация: Анастасия Алексюк для ТД
Независимость судебных решений обеспечивалась также учреждением суда присяжных. По всем уголовным делам, наказание по которым предусматривало лишение свободы на срок больше 16 месяцев, вопрос о виновности подсудимого решался присяжными заседателями. 12 присяжных избирались из представителей всех сословий по жребию, а поскольку судебный процесс теперь был устным, то для того, чтобы решать судьбу подсудимого, не обязательно было даже быть грамотным. Поэтому большинство присяжных в провинциальных судах составляли крестьяне.
Судья и адвокат Анатолий КониФото: ТАСС
Приговор присяжных был окончательным и обжалованию не подлежал. Благодаря этому уменьшалось число апелляций по уголовным делам, и вообще судебная система существенно упростилось. По мелким гражданским и уголовным делам (наказание до одного года лишения свободы) действовал мировой суд. Мировых судей выбирали земства и городские думы — органы местного самоуправления. Постановления мирового суда можно было оспорить на уездном съезде мировых судей, решение которого было уже окончательным.
Гражданские дела с более крупными исками рассматривались в окружных судах, на решения которых можно было апеллировать в судебную палату, которая была второй и последней инстанцией.
Существовал еще и более высокий орган — Сенат, но он принимал только кассационные жалобы, т.е. жалобы на процедурные нарушения в судебных процессах, а не на справедливость приговоров. Благодаря сокращению судебных инстанций суд стал действительно скорым, и судебные дела завершались в течение нескольких месяцев или даже недель.
Реформа делала суд не только скорым, но и правым. Справедливости приговоров способствовали публичность суда и состязательный характер уголовного процесса. Перед лицом присяжных и сидящей в зале публики разыгрывались настоящие поединки. И прокурор, поддерживавший обвинение, и присяжный поверенный, защищавший подсудимого, убеждали присяжных в своей правоте.
При этом небольшой перевес всегда был на стороне подсудимого. Во-первых, в судебном процессе теперь действовал принцип презумпции невиновности. Ни один довод обвинения, даже признание подсудимым своей вины, не признавался достаточным, если он не подкреплялся убедительными доказательствами. Все сомнения толковались в пользу подсудимого. Во-вторых, при вынесении приговора присяжными, если их голоса разделялись поровну, шесть на шесть, то подсудимый объявлялся невиновным. В этих гарантиях защиты прав подсудимого проявлялся еще и милостивый характер нового суда.
Присяжных ругали за мягкость, но их никогда не замечали в подкупности
Вообще суд присяжных отличался снисходительностью по отношению к подсудимым. Число оправдательных приговоров порой доходило до одной трети. Это объяснялось тем, что присяжные были, как правило, очень требовательными к надежности доказательств обвинения, и если результаты предварительного следствия выглядели неубедительными, то они предпочитали оправдать виноватого, нежели осудить невиновного. Сильное воздействие на присяжных оказывали речи прокурора или адвоката. Поскольку в прениях сторон адвокат всегда выступал после обвинителя, то сила его аргументов и эмоциональный настрой оказывались и более эффектными, и более эффективными.
Как бы то ни было, судебные процессы, итог которых порой невозможно было предсказать, стали по-настоящему драматичными. За этими драмами наблюдала публика, о громких процессах писали в газетах, и эта публичность была дополнительной гарантией справедливости судебных решений.
Суд присяжных иногда обвиняли в предвзятости. Так, например, говорили об обвинительном уклоне присяжных-крестьян, когда они участвовали в делах о конокрадстве. Присяжных осуждали за подверженность эмоциональному воздействию, ругали за излишнюю мягкость, но их никогда не замечали в подкупности.
В 1875 году в Петербурге слушалось дело купца Степана Овсянникова, обвинявшегося в поджоге мельницы своего конкурента. Нечистый на руку Овсянников, 12-кратный миллионер, неоднократно бывал под судом в прежние времена, но всякий раз ему удавалось выходить сухим из воды. На этот раз он предстал перед судом присяжных. Накануне процесса газеты задавались вопросом: хватит ли 12 миллионов Овсянникова для 12 присяжных? Некоторые репортеры предполагали, что Овсянников и на этот раз останется на свободе, но уже 11-кратным миллионером. Эти ожидания не оправдались, и присяжные осудили преступника.
Новый суд оправдал и другое качество, обещанное Александром II — быть равным для всех.
Изъятия в судебной системе были незначительными: существовали военные суды для военнослужащих, действовавшие также и по гражданским делам при чрезвычайном положении, оставались церковные суды по делам, связанным с вопросами веры, по политическим делам действовал особый суд при Сенате — высшем судебном органе империи.
Демократизмом отличался мировой суд, в который не стеснялись приносить жалобы наемные горничные, не желавшие терпеть битье по щекам.
Судебная реформа 1864 года оказалась, пожалуй, самой либеральной из числа Великих реформ.
Она создала не только новые судебные учреждения, судебная реформа воспитала несколько поколений профессиональных юристов: судей, прокуроров, адвокатов, которые получили возможность найти себя в служении не власти, а закону. Какими бы недостатками ни обладал новый суд, у него было одно, самое главное достоинство: он обеспечивал правосудие.
