Однажды моя подруга, выскочив на балкон покурить, стала свидетелем ДТП, случившегося прямо перед ее домом: один чех въехал в зад автомобиля другого чеха. Визг тормозов, грохот, попа всмятку, на перекрестке все движение встает. И вот оба хмурых чеха выходят из своих машин, громко хлопают дверями, направляются друг к другу — и подруга видит, как их губы шевелятся, произнося: «Добри дэн!» — а головы приветливо кивают.
И в этом вся наша пражская жизнь в миниатюре, больше вам ничего и знать не нужно.
Помню, еще перед экзаменом чешского языка для получения ПМЖ все меня хором наставляли: верный способ сдать на отлично — впихнуть в свое «тестовое письмо сантехнику» как можно больше вежливых формул и «реверансов»! Кстати, сработало.
И так во всем. Садишься в очереди ждать врача — «добри дэн» всей очереди, а очередь эхом отзывается. Заходишь на детскую площадку — «добри дэн, православные». Уходишь — громкое «насхлэданоу», чтоб аж до песочницы долетело. Собрался спросить на улице, как пройти в библиотеку? «Добри дэн» сначала скажи, а потом уже вопросы задавай. Нельзя, невозможно, невообразимо пропустить приветствие также в адрес: вахтеров, охранников, продавцов, соседей за столиком в кафе.
невозможно пропустить приветствие в адрес вахтеров, охранников, продавцов, соседей за столиком в кафе
Конечно, в этом царстве дружелюбия есть пробелы. Однажды к нам приехала еда из супермаркета, и мой надрессированный ребенок немедленно примчался откуда-то из недр квартиры и заорал на курьера: «Добри дэн!!!» А в ответ курьер заплакал и сказал, что вот, а чешские дети с ним никогда не здороваются, и он из-за этого грустит. То есть вот, кто-то не здоровается. Но вы вдумайтесь: курьер очень грустит из-за того, что дети в квартирах не выбегают с ним здороваться.
Я лично переучилась стремительно и с энтузиазмом. Теперь, приезжая в Москву, я громогласно здороваюсь со всеми встречными. И наслаждаюсь эффектом. Нет, большинство здоровается в ответ. Но часто после маленькой недоуменной заминки. А некоторые в испуге вскидывают голову и просто со страхом смотрят. Некоторые вообще не обращают внимания. И мое любимое, это когда отвечают этаким специальным московским манером — видно, что губы шевелятся, только не слышно ни звука. Человек как бы и поздоровался, а как бы и нет. Я, помню, делала так же. Потому что, а вдруг тебе померещилось? А вдруг «Здравствуйте!» вообще не тебе было сказано, а ты, как дурак, уже ответил? Вот срам!
И ведь нельзя сказать, что в Москве люди плохо воспитаны. Наоборот, московские «шептуны» зачастую имеют прекрасное образование, интеллигентнейшую семью и читают Канта в оригинале, а вежливые чехи работают продавцами носков в метро, и весь их досуг состоит из вечерних посиделок с пивом.
Наверное, дело в разных парадигмах жизни, подумала я. Москва — мегаполис, в ней, по официальным данным, живут 12 миллионов. А в Чехии самый крупный город — Прага, и в нем живут 1,2 миллиона.
И эта разница в масштабе в 10 раз передается всему устройству города. Прага мелкозерниста: социальные группы внутри нее невелики, и каждый человек без особых проблем может охватить их умом.
Вид с Вышеграда; Мой портрет; Вид из окна дома друзей
Фото: из личного архива
Сравните: вот московские шестнадцатиэтажки с восемью квартирами на одном этаже, — а вот типичные пражские пятиэтажки по три-четыре квартиры на каждом. Конечно, во втором случае ты с большей вероятностью будешь знать всех соседей, может быть, даже по именам.
Вот безликие супермаркеты на третьем транспортном, — а вот чешские магазинчики и пивные, которые стоят на своем месте десятилетиями, и работают в них их собственные владельцы, с которыми при встрече вы шутите о погоде и планах на вечер. Прага во многом — будто одна из тех старых книжек о прошлом, в которых все ходят к одному и тому же бакалейщику, портному и зеленщику, а по утрам на бульварах все друг с другом раскланиваются. Такой уютный мир.
Прага — будто одна из тех старых книжек о прошлом, в которых все ходят к одному и тому же бакалейщику
Но ведь дело не только в размере города. Скажем, Екатеринбург. В Екатеринбурге живут 1,4 миллиона человек, почти как в Праге, но с приветствиями и отзывчивостью там и вовсе катастрофа, рассказывают друзья.
Разобщенность людей возникает не только по техническим причинам, она какая-то внутренняя. Нет, конечно, люди везде неизбежно собираются в группы, это наша биологическая потребность: создавать вокруг себя «спасательный круг» близких и знакомых, который дает нам ощущение безопасности.
Вся разница в том, что в Праге связи есть не только внутри маленьких социальных групп, но и между ними. Все люди в городе так или иначе чувствуют себя одной нацией, единым организмом. Они имеют больше общего, чем различий.
Почему так получается? Ну, например, в Праге гораздо меньше социальное неравенство, и гораздо меньше амплитуда разрыва между богатыми и бедными. Здесь не гремят дорогущие тусовки в закрытых клубах, не ездят огромные джипы, не строятся чудовищные домищи, не пилят прямо на глазах у изумленных граждан деньги на ремонт дорог.
Культ богатства и пыли в глаза не принят. Совершенно не видно «безумства бабла». Я помню, как поразилась, обнаружив потайной пустырь на холме в 10 минутах пешком от Пражского Града. Такой волшебный зеленый отрезок никому не нужной территории с кустами, откуда открывается фееричный вид. Это как найти пустырь прямо за Моховой улицей. Я не могла понять, почему тут не построили хоть что-то? Это же золотой участок, настолько золотой, что в Москве за него бы передрались, и давно бы стоял какой-нибудь дорогущий жилой комплекс. А чехи на этом прекрасном холме летом выгуливают собак, а зимой свозят туда на самосвалах грязный снег.
Или вот, недалеко от моего дома стоял себе супермаркет. Прямо на перекрестке, в сердце транспортной развязки, в одной из ключевых точек города. Когда супермаркет внезапно стали сносить, знакомые мрачно прогнозировали на его месте многоэтажный торговый центр. И это полностью укладывалось в мою картину мира. И что поставили? Факультет робототехники и кибернетики поставили! Причем дом не снесли, его только зачистили изнутри, а на базе остова экономно спроектировали новое здание.
Парадоксальным образом все это тоже как-то влияет на приветливость. Когда вмонтированная в голову презумпция виновности всех окружающих не оправдывается, тогда центростремительные силы внезапно побеждают центробежные. В Москве же разные социальные группы и кластеры, кажется, даже и не пытаются перемешаться между собой. Это совершенно напрасная трата сил и времени. Вот еду я в метро и понимаю, что различий между, например, мной и двумя «гостями столицы» на противоположных креслах так много, что мы существуем будто в параллельных реальностях. И я, вероятно, тоже испугаюсь, если они со мной вздумают радостно поздороваться.
Получается, простое приветствие может означать совершенно разные вещи. В Праге мое «добри дэн» — это утренняя перекличка у синичек, такое рутинное сообщение: «Свой я, свой! Все в порядке», которое с радостью принимается.
В Москве же мое «здравствуйте» — это вторжение, непрошеное навязывание моей близости, как попытка синички завязать разговор с пингвином. А я — как пролетающая мимо безликая маршрутка: мы не увидимся больше, зачем же со мной здороваться?
