Проклятие Айши

— Садитесь, в ногах правды нет, — барон пододвигает мне стул и представляет собравшихся: — Это Володя, Артур…

Мужчины сразу приступают к делу, перебивая друг друга:

— Почему нам предъявляют штраф в 1 миллион 100 тысяч? Они сказали, чтобы мы сами сломали дома, тогда нам не нужно будет платить деньги за их технику. Мы сломали. Помимо трех законных домов мы не разобрали только два, которые нам обещали оставить. Но они пригнали технику, сломали эти два дома и теперь требуют от нас деньги, как будто они сломали все дома!

— Тут было страшно! 150 омоновцев, 150 человек спецназа, 50 приставов, полиция. Всю улицу до магазина оцепили. Собаки, автоматы, электрошокеры. БТР, водометы. Женщины стояли с дубинками в руках. Думали, что мы драться будем! На 20 человек столько народу пригнали!

— Дом ломают, вещи все на улице, дождь идет, плачем, — это хриплым голосом говорит одна из подошедших к нам старых цыганок.

Две сестры — Софья и Вера Стерьяновны Кальдарос — старейшины, их все в таборе слушаются. Вера Стерьяновна — мать барона. Их лица темны от загара, сморщены от прожитых лет, в загрубелых пальцах с большими золотыми перстнями дымятся сигареты. Седые волосы старух заплетены в тощие косы с лентами. На головах платки, как у всех цыганок в таборе, одеты в длинные платья, которые шьют сами. Яркие расцветки, бархат и искусственный шелк со стразами. У бабушки Веры в каждом ухе по две большие золотые сережки. Потом мне расскажут, что это золото каждой цыганке дарят на свадьбу и она носит его всю жизнь.

— Откуда мы возьмем этот миллион? — возмущается Вера Стерьяновна. — У нас нет крыши над головой. Когда дома разобрали, детей положили в доме, а сами три дня спали на улице, у костра. А потом отправили детей вместе со снохами по родственникам в таборы в других городах.

— И сколько вас осталось?

— 20 человек! Мы же сами почти все дома сломали! Руки болят. И мужчины, и женщины, и дети — все ломали. Не надо было этих омоновцев. Чем они виноваты? Я им говорю: «Вас подогнали, как собак, стойте и смотрите».

Цыганки рассказывают, что в таборе девять многодетных семей, каждой из которых по закону положен участок земли. Пока выделили только трем. По цыганской логике прежде чем сносить дома, надо было выделить семьям положенные участки, куда они перенесли бы свои дома и узаконили. А куда теперь податься им с детьми?

— Разве так можно? Лишать детей? Ломать гнездо? Нельзя, — Вера Стерьяновна внимательно глядит мне в глаза. — Мы стали проклинать. Я этого не хотела. Я не желала смерти председателя Моисеева. Но я прокляла его. И он  умер. Бог ведь наверху есть. Я не радуюсь, что он умер. И не дай бог радоваться смерти. Потому что мы его простили. Он сам к нам приходил, когда все это закончилось, и говорил: «Простите меня, я не виноват, меня заставили».

— Так и было, — соглашается Софья Стерьяновна. — Когда вся эта техника уехала, мы сидели у дома и плакали. Председателя привез сын на своей машине, он, видимо, для смелости выпил, подошел к нам, поднял рубашку и бьет себя по голой груди: «Я маленький человек. Не думайте, что я большой. Меня заставили». И ушел. А утром, в пять часов, умер. Не знаем, от чего.

— Теперь говорят, что это цыганское колдовство, — продолжает ее сестра. — Но мы не колдовали. Просто пожелали. Мы гонимые. Нас обижать нельзя. Нас не трогай, и мы не тронем. Но он задел. Так задел, что, знаешь, хотелось лопнуть на месте!!! Я всегда людям помогала, когда они приходили. Но он заставил меня на душу грех взять. Мне теперь с этим грехом жить. Они ведь все доски и бревна погрузили и увезли. Я говорю: «Оставьте, мы будем ими печки топить». Но нет, увезли и сказали, что мы потом можем за деньги их на свалке забрать. Но я ответила, что цыгане по свалкам не ходят. Цыгане не бомжевали никогда. Цыгане своих детей в приюты не отдают, родителей в дома престарелых не сдают. Пока я не помру, я с сыном буду жить и его детьми. Мы все тут родственники. Все свои.

— А сейчас некого кормить! — восклицает со слезами на глазах пожилая цыганка Мария.

— А почему не оформили документы? — спрашиваю.

— Три дома у нас было оформлено. А про другие мы не подумали. У моего сына три сына, их женили, они же не будут жить в одном доме, он построил им по дому каждому на своем участке. Просто мы не знали, что нужно оформлять.

— Мы не говорим, что мы хорошие, — примирительно берет меня за руку Вера Стерьяновна. — Мы тоже нехорошие. Надо было все узаконить и жить. Шум был от нас. Детей много, они гуляют, танцуют, допоздна костры жгут, играют. Сосед хороший, дай бог ему здоровья, никогда слова не сказал. А вот по этой улице соседи… — машет она рукой в сторону высоких деревьев. — Вчера я шла воду взять с колонки. Соседка смотрит и говорит: «Ой как я обрадовалась, что у вас тут дома поломали, давайте и эти дома ломайте». Радуются.

Знали, за что тянуть

— В Туле ломали, в Иванове ломали, в Липецке ломали, они не платили никакие штрафы. А почему нам надо платить? — продолжает разговор Софья Стерьяновна. Рассказывает о цыганских поселках, в которых также недавно власти снесли незаконно построенные дома. — Там за газ табор должен был миллионы. А мы не должны. Мы за свет платим, за воду платим. Живем здесь 16 лет, у нас в одном доме только газ, никто незаконно не подключился, все дома готовят на печках и плитках.

— По телевизору говорили, что нет у нас туалетов и счетчиков. Но у нас у всех счетчики есть и были. Ребята, которые ломали дома, говорили: «Боже мой, они говорят, что туалетов нет у них. Вон туалеты, мы ломаем туалеты», — замечает Вера Стерьяновна.

— Рабочие плакали, — вспоминает Мария. — Один милиционер взял наших собачек, кошечек, вытянул из подпола, чтобы их не повредили.

— Они за собак переживали, а за наших детей не переживали! — восклицает Софья Стерьяновна. — Я собирала со всего табора деньги и платила за свет. За мусор. За воду. Туалеты у нас были. Уличные. Но только они загорожены. У нас стыдно, когда туалет видно. Просто они придрались. Они сказали: «Мы знаем, где у вас болит, ваша ниточка — дети. Мы за нее потянем, и вы все сделаете». И они потянули, и мы дали поломать дома.

— Вы тут сколько живете? Откуда приехали?

— Мы в Татарстане 32 года. С 1986 года. Раньше кочевали. То на Украине, то в Северной Осетии, то в Узбекистане. Потом приехали на Урал, в Оренбургскую область, и оттуда в Татарстан. А тут начались 90-е. Все. Куда поедешь? Деньги большие надо. Раньше возьмешь один-два билета, пять человек по ним проедут. А теперь нет. В Свияжске жили 16 лет, участки у нас были. А потом сюда переехали, старик заболел у нас, а из Свияжска до больницы трудно добираться. И с дровами там трудно было. Приехали, купили несколько участков с домиками-развалюхами, построились. Дети выросли, денег нет купить другие участки, поэтому мы начали строиться здесь.

Цыганский класс

Цыгане жалуются, что притеснения начались в последние годы и со всех сторон. Сначала от них требовали несколько раз в год сдавать анализы на наркотики и различные заболевания. Когда несколько детей заболели гепатитом, всех цыган запретили обслуживать в парикмахерских и кафе районного центра Зеленодольска. Цыгане винят в начавшихся конфликтах с властью главу Зеленодольского района Александра Тыгина.

— Почему они не пришли и не сказали, когда мы построили два-три дома, что мы неправильно построили? — возмущается молодая цыганка, подперев бока руками.

— Так тогда татарин был! — отвечает ей Софья Стерьяновна. — Хороший председатель. Он приходил, уважал. И еще был глава администрации Пименов. Хороший человек. И другой был, тоже хороший человек, он сейчас в Казани. Он нас не трогал. Был Емельянов, он хвалил нас. Мы в церковь ходим каждое воскресенье, в Раифский монастырь. И он туда ходил. Он говорил: «Это мои цыгане. Не воруют, не торгуют гадостью. Мои цыгане хорошие». Потом его сняли, поставили Тыгина и этого нового председателя, Моисеева. И они стали пилить, стали нас судить. За долги по электроэнергии хотели детей отобрать. Мы три раза ходили в Верховный суд, чтобы не отняли внучат. И судья говорил: «За энергию, которую они не платят, я не имею права детей брать».

— А когда дома-то разрушили, опека приехала через день с автобусом. Вот как они решили: дома сломали, детям негде жить, надо, значит, их забрать в детский приют, — говорит Вера Стерьяновна. — И когда стали ломать дома, отправили детей к родне по другим городам.

Во время нашего разговора подходят другие молодые цыганки, замужние, садятся у стены на корточках, слушают, плачут.

— Я читала, что цыганских детей в деревенской школе в отдельный класс выделили, под буквой «Ц»? — спрашиваю у них.

— Да, цыганский класс. Татарам и русским давали кашу с котлетой, а им только кашу, — не утерпел и вмешался в разговор Янош, стоявший поодаль.

— Честно! — восклицает цыганка Тамара. — Елку ставили отдельно цыганам. Хоровод водить не звали их вместе со всеми детьми. Правда! И тогда детям понемножку спротивилось. То ходили они, то не ходили в школу. Уважения у них не было.

— Помогите нам, чтобы эти деньги не платить! Нет у нас этих денег! Где мы их возьмем? — в отчаянии обращается ко мне Софья Стерьяновна.

К Вере Стерьяновне то и дело подходят молодые цыганки, и она вынимает из кармана фартука таблетки. Говорит, от сердца. Для ее мужа, его здесь зовут стариком. Он болеет, не встает после случившегося.

Мы идем смотреть сараи, где сложены вещи из разрушенных домов — диваны, стулья, тюки с одеждой. Все сырое от недавних дождей.

Входим в неказистый с виду бревенчатый дом, обитый нестругаными досками. У цыган так заведено: чтобы снаружи жилище выглядело неброско, внутри же каждый стремится его украсить. И этот дом — один из лучших (самый лучший принадлежит барону —  кирпичный, двухэтажный, на который деньги собирали всем табором, чтобы приводить в него самых важных гостей, например, сватов). Здесь на полу лежат ковры, на кухне высокие холодильники, современный гарнитур, круглые столы, кулеры, побеленные деревенские печи. В комнатах довольно чисто, девочка подметает пол веником. В зале на мягком диване сидят дети и смотрят мультфильм на плазменном экране большого телевизора, в просторной гостиной большие зеркала, картины в золоченых рамах, огромный обеденный стол, несколько современных телевизоров. В углу на полке православные иконы.

Цыганки говорят, что эти ценные вещи снесли сюда из всех разрушенных домов.

— Теперь кушаем все вместе, — рассказывает Софья Стерьяновна. — Смотрим друг на друга и плачем.

Возвращаемся во двор, где у подержанных автомобилей околачиваются подростки в джинсах и обтягивающих футболках.

— А где ваши ребята работают? — спрашиваю у барона.

— Кто где. Летом сезонная работа, строят дачи. Продают неликвиды, цветной металл, грузчиками работают.

— Образование не получаете?

— Нет, это нам не надо. Три-пять классов кончил, указатель знаешь, куда повернуть на дороге, женили. Радуйся детям, внукам. Да и вон сколько людей в России в институтах училось, а потом по профессии мало кто работает.

— Пьете?

— Да, мы же пьем больше, чем русские и татары, — со смехом отвечает Янош. — Если мы пьем, на человека три-четыре бутылки. И жрем мясо тоннами, не рукавом закусываем. Но женщины у нас вообще не пьют. Нехорошо, если женщины пьют.

— А женщины у вас работают?

— Они дома сидят, — вступает в разговор Вера Стерьяновна. — Раньше гадали ходили. Сейчас уже не ходим. Мужики все приносят. Женщина должна дома сидеть, за детьми смотреть, варить им кушать.

— На носу уже зима. Что вы будете делать-то? — спрашиваю я.

— Существовать, жить. Зачем унывать? Цыганам некогда унывать! — усмехается Вера Стерьяновна.

— Но мы здесь уже не хотим оставаться, — замечает Янош. — Продадим землю и дома маленько дешевле и уедем.

Из дома выходит цыганка, неся в бархатном подоле картошку.

— Вот сейчас будем варить в кастрюле, всех накормим.

Будем узаконивать

— Льготы, в том числе по получению земельных участков для многодетных семей, им не предоставляют. У одного ребенка ДЦП, ему даже пенсию не платят, — рассказывает мне Андрей Сучков, юрист, представитель Казанского правозащитного центра, который уже давно помогает цыганам из Айши. — Они все зарегистрированы по этому адресу. Пока мы на стадии обжалования решения суда — сейчас на московском уровне, потом выйдем на Европейский суд. Основным аргументом решения суда было то, что дома непригодны для проживания. Но чтобы прийти к выводу, что они непригодны для проживания, нужно было провести строительно-техническую экспертизу. Однако по факту была проведена только землеустроительная экспертиза. И этот почетный землеустроитель дал заключение, что дома не соответствуют требованиям. А у него образование — землеустроитель. Он не может делать выводы. Но при этом судья в решении пишет, что имеется заключение строительно-технической экспертизы.

В целом к цыганам в поселке дискриминационное отношение. Они прожили там много лет. Если это власть устраивало, почему сейчас решили все изменить? По этому поводу уже было решение Европейского суда в отношении Болгарии. Там существует много компактных поселений цыган, у них тоже много неоформленных домов. И власти так же приехали, все сломали и все вывезли. И решение суда было таково, что даже если они имели право сломать, то не имели права забирать их собственность. Уже сложилась практика, в частности в Европейском суде, чтобы узаконивать такие постройки. И мы этой практики будем придерживаться.

Никакой мистики

— Денис Сергеевич, что это за история со 150 омоновцами, которые оцепили улицу в деревне Айша? — спрашиваю по телефону у начальника отдела по связям с общественностью и СМИ Зеленодольского муниципального района Дениса Анисимова.

— Это было исполнение решения суда по сносу незаконных построек на территории Айшинского сельского поселения. Цыгане появились в Айше примерно 15 лет назад. У них в собственности четыре земельных участка. На этой земле они построили дома. Три построено законно, то есть с соблюдением всех норм. Остальные 18 незаконно. Им неоднократно делались внушения, что незаконные постройки следует узаконить. Но они не сочли нужным. С их стороны были многократные самовольные подключения к электросетям, самовольно врезались в водопровод и питали дома, тоже без счетчиков и без оплаты. У них есть такая, не знаю, как это сказать, традиция: у них нет отхожих мест, они ходили в туалет где угодно. Это создавало определенные санитарные проблемы на территории поселка.

Поселение подало иски в суд и выиграло. Собственники всех четырех земельных участков были обязаны снести незаконные постройки, разобрать и увезти до 1 августа. Оставить участки чистыми, без строительного мусора.

Цыгане разобрали 13 домов и просто складировали их в виде кучи мусора. Пять домов они даже не тронули. Когда пришло 3 августа, исполнительный лист по решению суда был передан приставам, приехавшим в сопровождении спецтехники и отряда ОМОН (порядка 100 человек), который нужен был для обеспечения работы спецтехники. Были также привлечены сотрудники ГИБДД, которые оцепили дорогу, чтобы можно было вывозить мусор, и был гарнизон полиции из 45 человек, которые следили за общественным порядком на месте проведения работ. За один день все вывезти не удалось. Пять домов снесли и вывозили в течение двух суток. Всего было вывезено 350 КамАЗов строительного мусора.

— А почему увезли строительный мусор, ведь он является собственностью цыган?

— По решению суда требовалось не только разобрать постройки, но и устранить их с территории, занимаемой цыганами.

— А 1,1 миллиона рублей штрафа откуда?

— Это вполне может быть штраф за вывоз мусора, за аренду спецтехники. Исполком Айшинского сельского поселения эту технику арендовал. И теперь Айшинское поселение подает иск на оплату тех операций, которые не выполнили цыгане по решению суда.

— Цыгане говорят, что вы хотите отобрать у них детей.

— Дома, в которых они проживали, снесли. Понятно, что дети, которые живут там, а это порядка 40 человек, не могут оставаться на улице. Взрослые цыгане могут по закону жить на этой земле даже в палатках, вопросов нет. Но дети в таких условиях по закону жить не могут. И пока цыгане не решат свои жилищные проблемы, для детей мы готовы предоставить комнаты в социальном приюте, а не в детском доме. Там их будут кормить, поить, у них будет постель, это хороший городской приют. Рассматривалась даже возможность забрать их туда с мамами. Но они почему-то приняли это близко к сердцу и вывезли их к родственникам.

— Они также жалуются, что им не выдают участки, положенные многодетным семьям.

— Я созвонился с отвечающими за это людьми и узнал, что три мамы стоят в очереди на получение земли в Айшинском сельском поселении. Это дело не быстрое.

— Что скажете о странной смерти главы поселения Сергея Моисеева?

— Царство ему небесное, последний раз я целый день провел с ним в Айше, когда сносили дома. Он был очень взволнован. И когда обсуждался вопрос о том, что нужно привести спецназ, технику, вызвать ОМОН, он был единственным человеком, который сказал, что не нужно этого делать, что лучше все миром решить. Он очень сильно переволновался в первый день, когда мы там работали. Врачи сказали, что причиной смерти стал сердечный приступ. Мистики тут никакой нет.