Недавно одного канадского гражданина собрались судить за создание пожароопасной ситуации — он обжигал перцы на открытом огне прямо во дворе жилого дома. Теперь ему грозит немаленький штраф или до года тюрьмы. «Сумасшедший!» — подумаете вы и будете неправы. Обвиняемый оказался иммигрантом-сербом, который, как и все уважающие себя сербы в начале осени, занимался заготовкой айвара — закуски из сладкого перца.
Скрепа первая: домашненькое
Для приготовления айвара мясистые перцы особого сорта надо обжечь на плите дровяной печи или на открытом огне мангала. Нет, проживание в многоквартирном доме в центре города этому не помеха. Мангалы выносят на балкон, парковку или во двор, и едкий запах паленой перечной кожуры накрывает округу. Попробуйте как-нибудь обуглить перец на домашней плите — и вы сразу все поймете про запах. С упорством, достойным лучшего применения, жители многоэтажек покупают, жгут и чистят эти перцы, чтобы получить айвар, похожий на магазинный (очень качественный и вкусный, как и все продукты в Сербии), но только в полтора раза дороже. Зато без пестицидов, ГМО, консервантов и что еще там эти изверги в него кладут. А главное — свой. Свое всегда лучше, и это касается любой консервации, выпечки, брынзы, вина и ракии — особенно в частном секторе.
Скрепа вторая: кругом враги
А кто придумал всю эту гадость в наш родной айвар пихать? Враги конечно же. Они кругом, поэтому даже к боснийским и косовским сербам у сербов из Сербии отношение презрительное. Отсюда же и неприязнь ко всему чужеземному, особенно к еде. Здесь непопулярны рестораны других национальных кухонь, кроме пиццерий. А чтобы накормить сербов пельменями, пришлось потанцевать: «Да это просто фарш в макаронном тесте! Честное слово, я сама месила, сама молола и сама лепила. Да, у нас все такое едят и даже детям дают».
Югославские войны в девяностых и начались потому, что сербы видели врагов в хорватах и боснийцах — своих тогда еще согражданах и людях одного с ними языка, но другой веры. Нет, не все сербы так думали, конечно, но нашлись настоящие буйные, которые стали вожаками — и этого запала хватило, чтобы все полыхнуло.
Сейчас карта мира среднестатистического серба скорее такая: на черной-черной карте Европы одна-одинешенька в белом пальто стоит Сербия, и не на кого ей, сиротиночке, опереться. А еще полосой вражеской Восточной Европы отделена она от России, где, как говорят по телевизору — богатство, газ, нефть, бабы, водка и Путин, который ночей не спит и все думает, как бы сиротиночке помочь.
Но, несмотря на врагов, тот же среднестатистический серб смело ныряет в бездонную черноту Евросоюза, чтобы вынырнуть через пару лет на родине вполне себе европейцем (а иногда и американцем) на подержаном BMW и с пачкой вражеской валюты в кармане — и почти сразу укатить обратно. Ведь если работу в Сербии найти можно, то зарплата — не то что BMW, фирменный спортивный костюм не купишь.
Скрепа третья: спорт
Чем провинциальнее сербский город — тем больше людей в спортивных костюмах. В деревнях в «тренерках» ходят поголовно все — спортивный шик, нормкор и почти Гоша Рубчинский. Но носят их не только из-за моды, удобства или бедности, а еще и потому, что почти каждый серб в глубине души воображает себя если не Новаком Джоковичем, то хотя бы нападающим «Црвеной Звезды». Спорт в обстоятельных мужских разговорах на террасах кафе занимает второе место после политики. Надувая щеки, обсуждают дерби, игры второго дивизиона и «Реал Мадрид», а лучший подарок школьнику — какая-нибудь ерунда с символикой футбольной команды, за которую он болеет. В дни решающих матчей улицы пустеют, мамаши волокут детей с качелей — матч Бразилия-Голландия! На каждом углу — букмекерская контора, прибежище маргиналов. Здесь бутылочное пиво с минимальной наценкой, много экранов с трансляциями и дрожащие руки с огрызком карандаша над билетиком: вдруг в этот раз повезет?
При этом чем-либо похожим на спорт из взрослых занимаются единицы. Фитнес-клуб недалеко от моего дома прогорел месяца за четыре, теперь на его месте торгуют кожаными куртками.
Скрепа четвертая: «народная» музыка
Если русский шансон — ни разу не шансон, то и сербские «народные» песни — никакие не народные. Это примитивная попса о любви, прелестях родной деревни или просто ни о чем, но зато с надрывом — примерно как дуэт Таркана с «Ласковым маем». Есть еще турбо-фолк — более дорогостоящий и коммерческий вариант «народной» музыки и аналог болгарского поп-фолка «чалги» . Но если король чалги Азис-Мразиш в рунете хорошо известен, то его сербские сестрички — Цеца и Карлеуша — персонажи нишевые, для внутреннего пользования.
Цеца, она же Светлана Ражнатович — молодуха со взрослыми детьми, вдова полевого командира и заслуженного бандита Аркана (Желько Ражнатовича), убитого на излете девяностых. Сценический образ — роковая брюнетка, поддерживает правящую партию и традиционные ценности.
Карлеуша, она же Елена Карлеуша, — девчонка с белградской окраины, выросшая в просиликоненную блондинку, которая предсказуемо замужем за футболистом, выступает за права ЛГБТ и сменяемость власти. Обе поют примерно одинаковую туфту. В этом соперничестве сербских Пугачевой и Ротару я никогда не встречала тех, кому нравились бы обе певички — или ты всей душой, скажем, за Цецу, или ненавидишь и ту, и другую. Компромиссов здесь быть не может.
Скрепа пятая: патриархат
— А где хозяин? — спрашивает меня позвонивший в дверь полисмен, коммунальщик или риелтор.
Я упираю руку в бок и отвечаю:
— Я здесь хозяин.
И наслаждаюсь мгновением паники в глазах собеседника — ему только что сломали скрепу.
Основная форма сербской жизни — это райцентр, где после захода солнца женщина без сопровождения может появиться в общественном месте только в экстренной ситуации. В центре крупного областного города я хожу в букмекерскую контору поменять валюту и каждый раз чувствую себя героем вестерна, вломившимся в салун — чужакам женского пола здесь не место. Удел женщины в Сербии: киндер числом побольше (лучше мужского пола), кюхе — бессмысленный и беспощадный — и кирхе, но это уже факультативно.
Скрепа шестая: православие.
Когда десять лет назад я переехала из России в Черногорию (Сербия случилась позже, по семейным обстоятельствам) — мне очень нравилось местное православие. Добродушные батюшки, небогатые старинные церквушки, наивные фрески, демократичный дресс-код и никаких шипящих бабок, полирующих подсвечники. У нас свечки ставят в ящики с песком где-нибудь в боковом приделе или вообще на улице. Но после смерти патриарха Павла, чистого душой и мудрого человека, СПЦ (Сербская православная церковь), не без влияния коллег с востока, утратила свою теплоту и ламповость, ощетинилась позолотой и ценниками, замарала себя гомосексуальными скандалами в среде черного духовенства (в том числе и изнасилованиями семинаристов) и теперь посматривает на паству сквозь бронированные стекла личных лимузинов.
Большинство сербов к церкви относятся тоже без пиитета: детей крестят не в младенчестве, а когда руки дойдут; из церковных праздников массово отмечают Рождество, Пасху и характерный только для сербов и черногорцев праздник — Крестную Славу (день конкретного святого, который является покровителем семьи). Иконы здесь служат для украшения гостиной или отдельно взятого серванта, и я никогда не слышала от местных, что надо пойти специально поставить свечку или заказать молебен.
Сквозь глазурь православия просвечивает посконное славянское язычество: в сочельник приносят в дом дубовую ветку — бадняк; на святого Трифона (14 февраля) — подрезают виноград или можно просто вина выпить. А в какой-то летний праздник совсем нельзя работать, чтобы градом не побило урожай — и вот рынок пуст, палатки закрыты, а нам приходится обедать пиццей из доставки — там за урожай не так душой болеют.
Скрепа седьмая: кириллица
В Сербии (и Черногории) официально два алфавита: кириллица, довольно сильно отличающаяся от русской, и латиница с диакритическими знаками. Кириллица в загоне — она архаична, визуально нелепа, неудобна в написании и печатании (ограниченное количество шрифтов) и поэтому малоупотребима. Даже в городской библиотеке сложно найти хорошую детскую книгу на кириллице. Со взрослыми еще хуже — все столь любимые сербами таблоиды, спортивные обозрения и сборники рецептов печатаются латиницей. За кириллицу цепляются церковь, школа, радикальные националисты и, внезапно, министерство внутренних дел. Это действительно скрепа, такая же абсурдная и умом неизмеримая, как и желание любой ценой, даже в Канаде, заготавливать на зиму закуску из обугленных перцев.