Кухарки возвращаются

Сериалы «Демон революции» (Владимир Хотиненко) и «Троцкий» (Александр Котт и Константин Статский) уже обсуждены, обмусолены, обсосаны до самой маленькой косточки вплоть до стилистически-языковых нелепостей. «Мне нравится твой позитивный настрой», — говорит Парвус своей любовнице. Чуть погодя — «Я вас услышал». Готовый офисный планктон, ей-богу. Ну, а когда один из царских генералов говорит: «А чо?» — хочется накрыться учебником Розенталя и уснуть до лучших времен.

Мелочь? В общем, да, мелочь. Такая же мелочь, как, например, прилизанный Керенский, который, как известно, всю жизнь носил бобрик. Или Ленин, слушающий в театре Вагнера и витийствующий по поводу его «изумительной, нечеловеческой музыки», от которой «хочется гладить по головкам, а нельзя — надо бить по головкам». Да, вот такие маленькие, пошленькие мысли, хотя речь о сломе цивилизации практически. Но говорят эти мелочи о большом привычном пофигизме, что стал и фасадом, и интерьером целой страны.

Хотиненко объяснил сцену с Вагнером тем, что, дескать, какая разница — про Бетховена ли была сентенция о «нечеловеческой музыке», про Вагнера ли — зрителю это неважно. Зато ему, художнику, очень хотелось метафоры — Ленин любит Вагнера, и Гитлер любит Вагнера, а значит, эти две величины равны между собой. Такая вот математика на костях правды. Примерно то же обычно говорит нерадивый слесарь, решивший обойтись одной гайкой вместо двух, или певец, поющий под фанеру. «Какая разница? И так сойдет». Называется это неприятным словом «халтура» и когда сходит, а когда и не сходит.

История с этими двумя сериалами изумляет готовностью даже самого взыскательного зрителя стать объектом манипуляции. Насмотренные, начитанные, думающие эксперты охотно включаются в обсуждение художественных достоинств «Троцкого» и «Демона революции», словно забыв, что это в первую очередь — пропагандистский продукт, показанный в прайм-тайм на двух главных федеральных каналах. От этого и только от этого надо плясать. «Художества» — лишь необходимый атрибут, обертка. Без упаковки товар стоит в несколько раз дешевле, он куда менее привлекателен. Ток-шоу Соловьева и завывания Киселева поднадоели даже верующим в распятого мальчика, а столетие самой большой смуты в истории страны — идеальный повод ввинтить в головы правильные мысли другим орудием. Для этого Первый канал экспериментирует с Троцким, «Россия-1» — с Парвусом, а все вместе задают новый, изящный, не обкатанный еще тренд.

В этом тренде — самые злобные адепты октябрьского переворота — Ленин, Троцкий, Парвус. В «Троцком» есть еще мрачный джигит Сталин, с губ которого не сходит роковая ухмылка, а глаза хищно смотрят из-под насупленных бровей. В обоих сериалах есть свой Ленин — в «Демоне» это Евгений Миронов, в «Троцком» — Евгений Стычкин. Всем почему-то больше нравится Миронов — наверное, потому, что он почти как человек флиртует с женщиной-вамп Инессой Арманд, ест супчик и моет за собой посуду. Стычкин на первый взгляд более карикатурен и даже схематичен, но в этом, как ни странно, его сила — его герой есть беспримесное зло, словно вылезшее из преисподней, которое настолько зло, что даже не пытается быть похожим на добро. Если Ленин Миронова — чертик, то Ленин Стычкина — сам дьявол. Если уж сделали крюк в сторону художественной стороны обоих фильмов, сразу отметим: живых персонажей тут немного. Это, кроме стычкинского Ленина, Наталья Седова — жена Троцкого, которую очень нежно-трагично играет Ольга Сутулова. Это сам Троцкий в достойном, но достаточно привычном исполнении Константина Хабенского. Это Парвус из «Демона революции», которого Федор Бондарчук сыграл столетней давности Борисом Березовским — мелким бесом с крупными амбициями. Бондарчук — первая главная удача этих фильмов. Вторая — это режиссер «Троцкого» Александр Котт, который на пределе режиссерских возможностей истово ваял искусство из агитки. В чем-то ему это даже удалось. По крайней мере он довольно задорно использует режиссерские и монтажные уловки, с помощью оператора Сергея Трофимова и монтажера Александра Иванова придавая фильму клиповую стремительность.

Больше, пожалуй, о художественной стороне говорить нет смысла — действительно, упаковка упаковкой, но содержание всегда важнее, как бы ни было это обидно слышать уважаемым Хотиненко и Котту. Они здесь — группа поддержки Эрнста и Добродеева, а те в свою очередь — группа поддержки сами знаете кого. И как группа поддержки они довольно внятно объясняют зрителям от Калининграда до Находки, что за сто лет философия революции не изменилась: ее делает кучка евреев и примкнувших к ним за иностранные деньги. Ради этого потрачены громадные средства из наших налогов, ради этого в фильме масса несуразностей вроде спиливания православных крестов для растопки бронепоезда Троцкого, ради этого даже известный черносотенец Иван Ильин, впоследствии поддержавший нацистов, показан в «Троцком» героем и душкой. Ильин сейчас в России модная фигура среди единороссов, патриотов и сочувствующих, его цитируют президент, премьер, министр иностранных дел, патриарх, а серые кардиналы Сурков и Володин рекомендовали его к обязательному прочтению. Надо ли говорить, что именно этот философ, уверявший, что у русского человека должны быть три объекта любви — «Бог, родина и национальный вождь», — удостоился стать единственным стопроцентно положительным героем фильма?

Кадр из сериала «Троцкий»Фото: Продюсерская компания «Среда»

Давайте не тешить себя иллюзиями, а уважаемых авторов фильмов — реверансами: это идеология uber alles, а в какую упаковку вы ее завернете — можете даже сами решить. Но чтобы ни-ни, чтобы строго в рамках. Чтобы тема невыносимого еврейства Троцкого прозвучала в фильме ровно 34 раза (меньше нельзя, больше — по вкусу), Парвуса — 21, чтобы немецкие деньги были показаны крупным планом шесть раз.

Возвращаясь к ристалищу на «Агоре». Ясное дело — историки зациклены на исторической точности, художники в гробу ее видали, если она не помогает их художественному замыслу. Правы и те и другие. Как правило. Но не в этом случае. Лев Толстой говорил: «Не бойтесь незнания — бойтесь ложного знания». Телевизор вообще источник ложных знаний. Особенно в России, где телевидение давно перестало выполнять свои прямые функции — просветительского и новостного СМИ, — а давно превратилось в громадное, дорогостоящее и успешное пиар-агентство, работающее на одного-единственного хозяина.

И в этом контексте комикс о Парвусе на «России-1» и клип на восемь серий о Троцком на Первом несут примерно тот же вред, что и дышащие им в затылок программы Соловьева и Киселева. Есть разница между фантазией и обманом. «Бесславные ублюдки» Квентина Тарантино — фантазия, «Троцкий» и «Демон революции» — обман. Хотя у Тарантино Вторая мировая кончается в 44-м гибелью в пожаре в кинотеатре всей верхушки Третьего рейха — все понимают, что это сказка. В обществе, в котором живет и снимает Тарантино, такие сказки нормальны — там не было долгих лет замалчивания, лжи, тоталитаризма. Там любят собственную историю и не боятся ее. У нас историю любят, как Пигмалион Галатею — сами придумывают, сами создают и сами любуются. Сто лет прошло с октябрьского переворота, а подавляющее большинство людей в России ничего, совсем ничего, ничегошеньки про него не знает. Беда в том, что и знать не хотят. Октябрьская революция не понята, не отрефлексирована, не разобрана по косточкам, по минутам, по всем ее последствиям. Мы продолжаем жить в мире, созданном ею, но ее словно и не было. Какая-то Фата-моргана. И на чистый лист, какими являются мозги телезрителей, вываливают все вот это — про немецкие деньги, про кучку евреев-либералов, про Россию, которая жила себе мирно и неплохо, но эта кучка все перевернула с ног на голову. И все, кто по своей воле не дошли до вдумчивого анализа событий столетней давности, все, кто не читают книг, но смотрят телевизор (а таких — большинство), теперь уложили в голове октябрьский переворот так, как им подсказали федеральные каналы. И им до гробовой доски будет казаться, что они вооружены знанием. А знание это им шепчет: все, что угодно, только не революция, нам нужна стабильность. Сто лет назад покусились на стабильность — видите, сколько ужасов наделали!

Такие фильмы и сериалы имеют право на существование, но с одной оговоркой: сначала надо масштабно проанализировать октябрьский переворот, отрефлексировать его множеством документальных фильмов, без лжи и крайностей, без хороших красных и плохих белых, —до перестройки и, наоборот, — по сей день. Надо хорошо уразуметь, что представляла собой Россия к октябрю 1917 года, и почему стала возможной трагедия. И только тогда, после серьезной просветительской работы, но никак не раньше, браться за веселое освоение материала и позволять себе менять Бетховена на Вагнера, а матросов запускать в комнату Зимнего, где сидит Временное правительство, с криком: «Которые тут временные?!» Хорошо еще, что не крикнули: «Слазь! Кончилось ваше время!»

Не канают тут шутки, простите за выражение. Слишком серьезны последствия.

Не надо утешать себя, как обычно утешают авторы экранизаций, — мол, теперь побегут читать да изучать. Потому, кстати, и экранизации — такой же вред, что посмотревший фильм Владимира Бортко «Идиот» или «Анну Каренину» Карена Шахназарова, теперь уверен, что неплохо разбирается в Достоевском и Толстом. Они же отныне знают про революцию от Первого канала и «России-1». Сто лет назад таким, как они, объяснили: каждая кухарка должна уметь управлять государством. Кухарки не заставили себя ждать. Чем это кончилось — мы знаем.

Именно об этом предупреждал умный Лев Толстой.