Такие Дела

Убежденные

Альтернативная служба в армии. 15-я городская больница Москвы, где проходят альтернативную службу санитарами призывники Дмитрий Борко/PhotoXpress

Если служба с оружием в руках противоречит вере или убеждениям призывника, российский закон гарантирует ему право на альтернативную гражданскую службу (АГС). Но воспользоваться этим правом бывает совсем не просто. «Такие дела» собрали шесть разных историй о том, как призывники выбирали альтернативную службу и что у них из этого получилось.

«Я давал присягу другой стране»

Рахим Зайнутдинов, 27 лет. Балабаново, Калужская область

Рахим ЗайнутдиновФото: из личного архива

Я — бывший гражданин Узбекистана, я там родился, вырос, там же и военную службу проходил. В октябре 2015 года я переехал в Россию по программе переселения соотечественников — у меня корни в Башкирии.

После переезда я получил российское гражданство и незамедлительно отправился в военкомат. В Узбекистане я уже проходил военную службу и давал присягу, поэтому в российском военкомате я подал заявление на альтернативную службу — там ведь не надо давать присягу. Мне не пришлось бы нарушать клятву, но и долг свой российскому государству я бы отдал.

Заявление мое не стали рассматривать, сославшись на то, что по закону его надо подавать за полгода до срока призыва, а я подал позже. Но за полгода я еще и гражданином России не был. Представители призывной комиссии это комментировать не стали, а через пять дней мне вручили повестку для явки на призывной пункт, чтобы уже ехать служить. Я письменно уведомил комиссию и прокурора, что не явлюсь на призывной пункт, так как намерен оспорить решение комиссии в суде. Тогда против меня было возбуждено уголовное дело за уклонение.

Представитель Рахима Зайнутдинова, юрист Евгений Иванов:

В военкомате был эпизод, когда после прохождения Зайнутдиновым медицинской комиссии начальник отдела военкомата по призывникам Зыков произнес в его сторону: «Я знаю, кто пойдет первым служить». И этот же сотрудник потом выступал свидетелем стороны обвинения в суде, хотя он даже не был членом призывной комиссии, он на ней не присутствовал. Я даже больше скажу. Врио военного комиссара Боровского района Маркидонов говорил мне, что Зайнутдинов «должен военкомату жопу лизать», чтобы его взяли по призыву и не возбуждали уголовное дело. Призывную комиссию наблюдать тоже было очень смешно. Дело в том, что комиссия эта состоит из кореянки, армянки и узбека, а русских там было человека два. И вот сидит эта многонациональная комиссия и спрашивает у Зайнутдинова: «А для чего ты принимал гражданство Российской Федерации?» Но в итоге суд признал нашу правоту, подтвердив, что мы подали все вовремя.

Рахим Зайнутдинов:

В этой истории меня неприятно удивили люди из военкомата. Я вроде защищал свои права, но они очень враждебно отнеслись к моим действиям: как это так — оспаривать в суде. Они себя ведут, как будто все им дозволено, законы писаны не для них. Их негативное отношение из-за того, что я как бы приезжий, только гражданство получил, было обидно и унизительно. Но суд Российской Федерации меня поддержал, подтвердив, что перед законом все равны.

«У тебя будет грязная работа — трупы возить»

Павел Скорик, 26 лет. Санкт-Петербург

Павел СкорикФото: из личного архива

Я на призывной комиссии сказал, что хочу альтернативную службу, потому что в мирное время для молодого человека это оптимальный выбор. На АГС я буду работать, мне будут за это платить, у меня будет идти стаж, то есть для жизни, для самообразования это будет очень полезно.

В призывной комиссии была женщина, которая мне говорила: «У тебя будет грязная работа, говно за больными будешь убирать, трупы возить». Но остальные ничего такого не говорили. В этой комиссии был чиновник из службы занятости, так он мне сразу предложил несколько вариантов прохождения службы, сказал, что если я не хочу в больницу, то могу пойти почтальоном, техником — вакансий много. Но я сразу решил идти в больницу и ни разу не пожалел.

Я работал в хирургическом отделении, и обязанности у меня были такие: с утра вынести мусор, сходить в лабораторию, отнести анализы. Потом, если нет растворов или каких-то медикаментов, то на склад съездить за ними. То есть работа активная, но не сказать прямо, чтобы физически сложная была. Я и на операциях присутствовал, и на вскрытия ходил, с профессорами общался. Можно сказать, что люди несколько лет учатся, чтобы сходить на практику на вскрытие, а у меня получилось сразу — я просто сказал, что хотелось бы на это посмотреть.

Однажды к нам приходила специальная комиссия — посмотреть, как мы, альтернативщики, работаем. Они общались с сестрами, с нашими руководителями. Я с комиссией потом тоже разговаривал, и они сказали, что они намерены всем, кто подает заявление на АГС, сразу удовлетворять просьбу. Потому что в больнице все оказались нами довольны.

Когда я был в военкомате, я общался там с сотрудниками, и они не скрывали, что у них есть план по призывникам. Говорили, что если план перевыполняют, то им больше платят, а зарплаты там маленькие. Поэтому им просто выгодно, чтобы больше призывников шли на военную службу; так-то там какой-то прямо ненависти к человеку нет ни у кого.

«Оружие я не возьму в любом случае»

Богдан Артемьев, 21 год. Санкт-Петербург

Я считаю себя верующим человеком и убежден, что люди не должны брать оружие в руки — все нужно решать мирным путем. А военная служба как раз связана с тем, что человек учится воевать. Когда пришло время, я написал заявление на альтернативную службу, заполнил анкету и принес специальную справку из общины.

В военкомате хотели понять, почему я сделал такой выбор, почему именно альтернативная служба. Они вполне адекватные люди. Если они видят, что у человека есть убеждения, то одобряют. А если видят, что человек пытается избежать службы в армии, — отказывают.

Всего в призывной комиссии было пять человек. Те, кто считали, что человек обязан в армии служить, испытывали небольшое раздражение. Они спрашивали: «В случае войны будешь сидеть в окопах, тушенку есть?» Ответил, что всегда буду помогать людям, но не с оружием в руках, оружие брать не буду в любом случае. Комиссия видит — если человек будет стоять на своем, он и судиться будет. А в военкомате никому это не надо. Но если они видят, что никаких убеждений нет, то не пойдут на уступки.

На АГС меня направили в городскую больницу Петербурга, в отделение нейрореанимации. Работал санитаром и не думаю, что это намного легче, чем в армии. Тяжелое отделение, тяжелые пациенты, часто в коме — их нужно возить на обследования, перестилать белье. Даже чисто физически это очень трудная работа. Я там был не первый альтернативщик: даже пока я служил, нас таких было четверо. Для больницы это удобно: сейчас мало кто хочет идти санитаром работать, а альтернативщики — молодые здоровые парни.

Но в больнице у меня были конфликты с начальством: они требовали в неположенные часы оставаться. Они же считают, что раз ты на АГС, значит должен пахать как раб. Пришлось обратиться к правозащитникам — хотел узнать закон, чтобы на него ссылаться во время службы. Надо знать свои права, иначе начальство будет давить и пугать, что тебя обратно в армию вернут. На самом деле они ничего такого не могут сделать. Поначалу мое сопротивление воспринималось как вызов, но потом все наладилось. Когда уже работаешь долго и хорошо, не пытаешься отлынивать, начальство все это видит и начинает идти на уступки.

«В военкомат лучше идти с бабушкой»

Василий Севастьянов,  21 год. Санкт-Петербург

Василий СевастьяновФото: Полина Назарова

На призывной комиссии я пытался доказать, что я по своему внутреннему чувству не хочу идти в армию. Ну вот не хочу. Я считаю армию бессмысленной вещью. С моим характером я не уживусь в мужском коллективе в течение года. Со всеми поссорюсь, получу по башке, и ничего хорошего не будет. Гораздо больше пользы я принесу в городе.

На комиссию я пришел с отцом и с бабушкой — по рекомендации «Солдатских матерей». С родными лучше идти, потому что это группа поддержки — и родные мне помогли. Особенно бабушка на них наехала конкретно. Сотрудники военкомата притихли, попросили выйти в коридор и потом сказали, что я получил альтернативку. У меня за год до этого погибла мать, и это довольно сильно повлияло на мою жизнь. Мне кажется, в военкомате могли принять решение не отрывать меня от семьи — у меня еще есть сестра и младший брат.

Сейчас я работаю в доме престарелых: раздаю еду и мою посуду. Это абсолютно обычная работа — с отпусками, выходными, трудовой книжкой. Единственный минус этой работы — слишком однообразная. Но зато на ней я понимаю свою ценность — вот люди, которым реально нужна помощь. Это не гипотетическая защита родины от гипотетического врага.

«На меня завели уголовное дело»

Константин Голава, 26 лет. Арвидсъяур, Швеция (ранее Тольятти, Самарская область)

Константин ГолаваФото: из личного архива

Когда я учился школе, идея службы в армии не вызывала протеста, но позже, когда я ушел из вуза и снова оказался в военкомате, — со мной обращались как с откровенным дерьмом. В какой-то момент я просто забил на них и не приходил по повесткам.

В 2013 году мы с парой человек решили создать антимилитаристскую организацию по защите прав призывников. Начали бесплатно консультировать призывников, их родственников и всех, кого касалась эта ситуация. Наша деятельность привела к тому, что стали меньше покупать военных билетов. Только в нашем регионе мы помогли где-то 200 призывникам. Военный билет стоил в Тольятти в то время [2014-2015 гг.] около ста тысяч рублей. Это большие деньги, которые должны были у кого-то оказаться в кармане, но не оказались.

Понятно, что в военкомате очень злились. Я — открытый гей и к тому времени уже долго работал как ЛГБТ-активист, и вот одно издание написало, что известный ЛГБТ-активист не хочет служить, потому что гей. И сразу появились перепосты в соцсетях, начались угрозы: мы придем разберемся, сейчас я ему покажу, он у меня отправится в армию с дагестанцами и чеченцами, он там получит то, что он любит. Это была травля, и это было чудовищно.

В заявлении на АГС я написал такую вещь, которая многих может оскорбить, чиновников особенно. Я написал, что мне стыдно быть гражданином Российской Федерации. К тому времени произошли все эти события с Украиной — и это была огромная фрустрация.

Для меня очень важны и правовые причины. Я не считаю, что можно человека заставлять брать в руки оружие. СССР ратифицировал Декларацию по правам человека, Россия включила принцип прав человека в Конституцию, а потом ратифицировала европейскую конвенцию, которая еще больше конкретизирует права человека. И я написал, что принудительный призыв в армию противоречит правам человека, которые у меня есть.

Но в военкомате просто открыли папку с бумажками и сказали: «То, что вы написали, — отвратительно и ужасно. Но это все неважно, потому что вы сроки пропустили». Это чепуха. Было решение Конституционного суда о том, что убеждения могут сформироваться хоть за день до подачи заявления. Это уважительная причина пропустить срок. Я так и написал, потому что за предшествующее время много чего произошло, но они и это проигнорировали.

Тогда я подал в суд, чтобы обжаловать отказ комиссии. Кроме того, я подал в суд на УФМС, которое где-то в течение года отказывалось выдавать мне загранпаспорт из-за того, что я якобы «уклонист». И все это довело ситуацию до точки кипения. В Тольятти есть человек, который крышует всю систему продажи военных билетов. Его фамилия Крымцев. Этот человек возглавлял контрольно-счетную палату в Тольятти, а в 90-е годы он был бандитом. И этот человек заказал уголовное дело против меня.

Я ждал уголовного дела об уклонении, но совершенно неожиданно дело завели по 282-й статье и вменили мне разжигание ненависти к русским. Формальным основанием послужили мои посты «ВКонтакте» на тему Крыма и событий в Восточной Украине. Я всегда занимал антифашистские позиции. Поэтому мне было очень больно, что меня обвинили в том, что я чуть ли не нацист. Они нашли именно ту точку, в которую нужно было ударить.

На следующий же день после обыска — до всякого суда — я оказался в списке экстремистов и террористов Росфинмониторинга, а Следственный комитет пытался поместить меня в психиатрический стационар. Мне было ясно, что дело не может закончиться оправдательным приговором. В этом совсем не были заинтересованы его заказчики. Все это побудило меня к тому, чтобы принять решение об отъезде.

С помощью моих коллег из правозащитных организаций я быстро, легально и без всяких проблем сделал загранпаспорт в другом регионе и летом 2015 года покинул Россию. Мы долго прорабатывали, как можно сбежать, и сделали это через Минск.

До отъезда правоохранительные органы отслеживали меня по мобильному. Пришлось в итоге, когда я уезжал, расстаться с телефоном. Он поехал в Новосибирск, я уехал в Минск. Потом к друзьям в Новосибирске приходили полицейские и спрашивали — а где Константин, где вы его прячете?

Из Минска я улетел в Стокгольм. Я не хочу возвращаться никогда.

«Наконец-то твою организацию запретили»

Авель Лукин, 18 лет. Шумерля, Чувашия

Я выбрал альтернативную службу, потому что я с детства свидетель Иеговы. Но даже и без религии я мирный человек: никогда не дрался, привык решать разногласия ненасильственным способом.

На призывной комиссии мне сказали, что поскольку над организацией «Свидетели Иеговы» идет суд, то военкомат подождет постановление суда и только потом вынесет решение по моему вопросу. Тогда же мне сказали переписать заявление, потому что поменялась его форма. Я переписал, поставил новую дату — и в итоге получилось, что я пропустил срок подачи заявления. Не знаю, было ли это сделано намеренно, но вышла неприятная ситуация.

Когда я пришел на повторную комиссию, то узнал, что в АГС мне отказано, потому что «Верховный суд запретил вашу организацию и приравнял к экстремистской». Один человек из комиссии смеялся: «Твою организацию запретили, надо тебе срочно в новую вступать. В «Единую Россию», в кришнаиты или баптисты».

Вообще, когда я первый раз пробовал пройти комиссию, мне показалось, что там сидели понимающие люди. Лишних вопросов не задавали, знали, что люди из нашей общины уже проходили АГС, и вроде бы и мне были готовы дать. Но второй раз, после судебного запрета, со мной совсем иначе говорили: я им пытался объяснить, что запрет касается только официальных юридических лиц, а не обычных верующих — верить же не запрещено. Но в военкомате не хотели ничего слушать. А один человек из МВД сказал: «Наконец мы дождались вашего запрета».

Первый суд отказал мне в праве на АГС, вышестоящий — республиканский суд — подтвердил это решение. Теперь я думаю о том, чтобы переехать в другой регион и попробовать получить альтернативную службу уже в новом военкомате. Ну а если придется сидеть в тюрьме — что же, и раньше такое было. При Сталине, например. Но я считаю, что всем, кто попал в такую ситуацию, надо не сдаваться. Если не отстаиваешь свои убеждения, значит, у тебя их просто нет. Мне нравится выражение: «Главное не победа в войне, главное — неучастие в ней».

Exit mobile version