Дочь в школе рисовала Иисуса Кристофа. Так и сказала: «Мама, ты не представляешь! Мы рисовали Иисуса Кристофа, он родился в хлеву, где коровы! А потом вырос, научился делать чудеса и стал богом. Я думаю, он был космонавтом, мама! Как Люк Скайуокер».
Дело было в октябре.
В ноябре пошли открытки. Открытки с бородой Ежишека — чешского Деда Мороза. Cо снеговиками, с елочками и варежками. Открыток хватило бы на большую вьетнамскую семью. Где-то к концу ноября наступила эпоха самодельных елочных игрушек, их тоже было много. Потом рождественских венков.
А еще позже подступило рождественское печенье.
Рождественское печенье — квинтэссенция пражского ощущения Бога и Рождества.
Печенье нужно обязательно печь. Покупать его в магазине — это как заваривать дорогим гостям чай из пакетиков Липтон. Ежижмария, ну как можно! Печеньем хвастаются, рецепты его передают, записывают друг другу на салфетках, пересылают смсками, вокруг него возникают ажиотаж и конкуренция — соседка испекла печенья пять видов, причем одно с миндалем, значит, нужно испечь шесть, одно с миндалем, а одно с лавандой. А жена хозяина мясной лавочки испекла восемь видов печенья, ох, Ежижмария!
Печенье проникает в жизнь неподготовленного человека исподволь. Как любая пропаганда. Просто заходишь в метро, а там на плакате рекламная мама с рождественским печеньем. На обложке каждого журнала — рождественское печенье, уникальный рецепт, ваши дети будут в восторге. На первой полосе каждой газеты — печенье, оно сейчас главная новость. Масло для печенья подорожало. Мука для печенья подешевела. В этом году домохозяйки Чехии должны испечь на пять тонн больше печенья, чем в прошлом.
И что вы думаете? Через пару недель печенье, которое казалось немыслимым, начинает выглядеть разумным и даже необходимым. Что такого, думаешь ты, это всего лишь смешать муку пшеничную с маслом сливочным, имбирем, корицей, сахаром…
Если есть в Чехии Бог, то он сладкий и с корицей.
Сытный Бог, рассыпчатый, изобильный.
В Праге все открыточные традиции и символы Рождества вдруг обретают смысл. Появляются ответы на все детские «почему?» Как песня на английском языке, когда начинаешь его понимать, вдруг перестает быть только музыкой.
Почему нужна елка? Потому что древние германские племена, дикие язычники, верили, что в ее колючих лапах не селятся злые духи.
Почему эти цвета — красный, белый, зеленый?
Потому что это древние символы крови Христа, надежды и верности.
Почему в «Щелкунчике» дело происходит в рождественскую ночь? А потому что во времена отсутствия шоколадных конфет и киндер-сюрпризов детям горстями дарили орешки на Рождество, а колоть их камнем было неэстетично. Потом добрые христиане разглядели в Щелкунчике еще и христианский символ — твердости, мужества и стойкости перед лицом испытаний. И в орехах — символ веры (они тверды, но с богатым внутренним содержанием).
Почему в Рождество нужно непременно запечь карпа? А это повелось еще со времен древнего Рима и первых христиан, когда рыба символически была связана с Христом — слово «ихтис» («рыба») звучит, как монограмма имени Иисуса. К тому же карп — рыба недорогая, а Чехия, так уж веками повелось, страна небогатая. К тому же его крупная чешуя похожа на монетки, и даже самый большой скептик утаскивает несколько чешуек рождественского карпа и кладет в бумажник, чтобы весь год деньги водились. Говорят, надежное средство.
Никто не выдумывал этих традиций специально, они произросли самым естественным образом из тех веков, когда еще не было елочных игрушек, электричества и рождественского поезда с кока-колой.
Внезапно обретают очень большой практический смысл все эти, казалось бы, нелепые, но уютные домашние одежды, известные по американским и европейским рекламным роликам — домашние угги, плюшевые халаты поверх теплых пижам, мягкие клетчатые пледы и носки с оленями. Потому что, когда отопление штука дорогая, и ты экономно удерживаешь в квартире бодрящую температуру в +20 градусов, кутаешься во все это за милую душу. Еще и о домашней шапке подумываешь. Примерно такой, как ночные колпаки на средневековых гравюрах.
Но чем ближе к Рождеству, тем яснее понимаешь, что дух его — не в имбирных человечках или соломенных ангелах, не в свитере даже с оленями и не в календаре Адвента. Неважно, что именно делать. Венок или печенье, или рождественский кекс с пряностями. Или совсем ничего.
Главное — как.
Неспешно. Бестревожно. Без всякой суеты.
Внимательно слушая мир. Вдыхая туманный и влажный зимний воздух с ароматом корицы. Медленно. Медленно.
Традиции прекрасны, конечно, еще и тем, что они сами себя поддерживают — все объединяются, как заговорщики, вокруг идеи рождения божественного младенца. Рождество никто не торопит, как не торопят беременную женщину — когда родишь, тогда и родишь, а мы, видишь, готовы, у нас и елочный базар, и ангелы все в сборе. Это всеобщее легкое и радостное ожидание. В России по-другому. На Россию Новый год обрушивается, как снегопад, как метель. К нему как будто невозможно быть готовым, в продовольственных всегда слякоть и давка, и кажется, что Новый год сейчас уйдет без нас, как поезд, который останавливается на обледеневшей станции на две минуты.
Ну, а в Праге, видите ли, никто особенно не любит путешествовать. Поэтому все радостно толпятся на рождественском полустанке, разглядывают елочные шары и гирлянды, радуются и выпивают.
Это единственное время, когда чешское пиво вынужденно сдает позиции. Главный напиток рождественской ярмарки — сважек, он же глинтвейн. Обжигает губы. Согревает сердце. Его варят на каждом углу, в кафе и на открытом огне, и есть, конечно, сотни рецептов — с анисом и апельсинами, с черным перцем и ромом, с лавровым листом, лимоном и даже с орехами. Очень много смысла в сважеке и рождественском кексе с изюмом и пряностями, когда кругом промозглая и бесснежная европейская зима.
И вот мы стоим, а кругом огни, и ароматы, и очередь за трубочками с корицей — очередь не движется никуда уже 10 минут, потому что круглолицая женщина с большими мягкими руками, которая печет трубочки, отвлеклась на поболтать, и никому не придет в голову ее поторопить. Так что все делают сэлфи на фоне елки, чешский старичок в зеленом шарфике, корейские туристки в шортах и меховых сапогах, замерзшие итальянцы с пакетом сувениров.
В этот момент начинает падать снег, и он совершенно такой же, как во времена, когда рыба еще называлась «ихтис».