Александр Сокуров приехал представлять книгу «Диалоги с Сокуровым» прямо с вручения премии Европейской киноакадемии. В 2017 году он стал первым российским режиссером, удостоенным приза «За достижения в ходе творческого пути». Несмотря на эти лавры, от вопросов о своем участии в создании этой книги, выпущенной издательством «Подписные издания», он скромно уходит, превознося своих собеседников — людей, по его словам, «чья аура оказывает определяющее влияние на современность». В книгу вошли его беседы с нобелевским лауреатом, писательницей Светланой Алексиевич, режиссером Кириллом Серебренниковым, протоиереем Алексеем Уминским, учредителем фонда помощи хосписам «Вера» Нютой Федермессер, прозаиком Людмилой Улицкой — все они проходили в рамках проекта «Открытая библиотека». Презентация книги прошла в рамках проекта «Наше все» в Театре Наций. На этой встрече Сокуров рассказывал о российской кинополитике, русской истории и современности и о том, чем заняты выпускники его курса Института истории, филологии и СМИ Кабардино-Балкарского государственного университета в Нальчике.
О пути в кино
Когда пришел на Первое творческое объединение «Ленфильма», я предъявил им лист из 20 тем, за которые я готов был взяться хоть завтра. Среди них были экранизации — например, книг Томаса Манна, или фильм о Троцком — как о символе одной из главных трагедий ХХ века, или фильм о Твардовском как главном редакторе журнала «Новый мир». Был фильм про ГУЛАГ. Хотелось сделать и цикл по Платонову.
Я не был воспитан кинематографом — я вырос в литературной традиции. Для меня очень важно составление своего рода канона — и существования внутри него. И строгий контроль за собой. Я очень люблю вернуться спустя много лет к фильмам, которые я делал, и редактировать их по-новому. Недавно я как раз взялся за «Спаси и сохрани», который я делал по «Мадам Бовари» — и сделал новую версию, трехчасовой фильм стал на 40 минут короче.
Я считаю, надо время от времени подвергать себя ревизии — чтобы не возникало режиссерской, творческой гордыни. Чтобы не возникало ложного ощущения, что ты все можешь.
О кино как искусстве
Кино на самом деле не вид искусства. Это довольно грубый и наглый вид культуры, который еще не достаточно цивилизован — его язык не сформирован, в кино нету того числа великих художественных авторов, которые могли бы подтвердить его статус как искусства. За пределы культуры я кино не выбрасываю, но искусством кинематографу себя считать пока рано. В кино невозможно создать идеальное произведение, великое произведение, потому что проходит время — и в каждом фильме мы обнаруживаем огромное число профессиональных ошибок. Кино — единственный вид культуры, где произведение может устареть раньше, чем постареет автор — режиссер еще жив, а фильм его смотреть уже невозможно. Даже самые большие авторы в кино переживают это в своей жизни — он оборачивается назад, а смотреть-то у него уже нечего — или невозможно.
На меня сейчас большое влияние оказывает Гете, который разрабатывал свою светоколористическую идеологию. Вообще, меня сейчас интересует все, что связано с теорией живописи и вопросами плоскости, визуального изображения на плоскости. Все художники работают на плоскости и весьма довольны этим — никому из них не хочется «прорвать» холст, победить «плоскость» мира. Так и в кино — пока ни один оператор в мире не создал произведения, которое учитывало бы плоскостной характер результата его труда — чтобы оператор ни делал, его «картинка» все равно «падает на плоскость».
О российской кинополитике
Некоторое время назад был издан указ Путина о том, что в каждом субьекте федерации должны быть специальные кинотеатры, находящиеся на попечении республиканского или городского бюджетов. В них должны быть всегда в доступе современные российские картины, а также классика мирового кино. Решения принимались, но для их исполнениня ничего не сделано. Я часто бываю в разных регионах, разговариваю с губернаторами — все согласны, что дело это нужное и важное. Спрашиваю — у вас подвал найдется какой-нибудь в городе? Найдется, говорят. Прошу: отремонтируйте, сделайте в этом подвале зал на 60 мест, поставьте киноаппаратуру, и пусть будет такой центр кино — для бюджета это копейки. Сделаете? Конечно, говорят, приедете в следующий раз — уже будет такой кинотеатр. Приезжаю, спрашиваю — конечно, ничего нет. Иногда, правда, нет и самого губернатора…
Я прекрасно помню, как подписывался этот документ — присутствовали руководители, кажется, всех субъектов Российской Федерации, и Путин говорил: «Я подписываю этот документ». Никто из этих губернаторов в этот момент не смотрел в сторону президента, все смотрели куда-то в сторону — и было совершенно ясно, что никто из них ничего делать не собирается и не придает этому вопросу ни малейшего значения.
Я много раз говорил Путину — необходимо показывать все, что снимается в нашей стране. Нужно сделать так, чтобы показывались учебные, дипломные, документальные, короткометражные фильмы — все. Чтобы у молодых режисеров появлялась ответственность — их фильмы покажут на всю страну. Тогда их качество будет совсем другим.
Государственные документы, регулирующие культурную политику и обеспечение граждан культурой принимаются — и не выполняются. Чем на более высоком уровне принимаются — тем меньше шансов у них быть исполненными, выйти в жизнь. Парадокс: в стране сильная, очень сильная власть — и при этом полнейшая бездеятельность в области культурной политики, гарантии конституционных прав на доступ к культуре. Ни в одном регионе страны не выполняются даже прямые распоряжения президента.
О российской истории и современности
Я по первому образованию — историк. И сколько я ни смотрел на историю нашего отечества, сколько ни изучал — нету ни одного круга стабильной жизни, который включал бы жизнь без войны, без давления на русский народ, на регионы России, без нагрузки на граждан. И ни одной завершенной реформы. Я говорю, говорю, говорю — но ничего не меняется, и превращаешься в человека, который все время говорит одно и тоже. Происходит привыкание общественности и привыкание начальства, закрепление в этом положении полного отсутствия реакции. Реакция будет, ее не может не быть — но на данный момент положение таково. И в этом положении возникает специфический вопрос — а не размагничивается ли поле общественного мнения от постоянного повторения прописных, казалось бы, истин? Посмотрите на медиа — выходит множество публикаций по разным резонансным поводам, но никакого эффекта они не производят, как бы серьезны ни были описываемые проблемы.
У меня никаких вопросов к власти нет. Мне все ясно, спрашивать не о чем.
Я бы просто хотел, чтобы мы передали молодым людям страну с разумным управлением — это мой, если угодно, пафос. Людям, которым сейчас от 20 до 24 лет — им скоро принимать страну. И мне хотелось бы, чтобы они чувствовали, что до них шла борьба за разум в устройстве страны и управлении страной. У японцев есть такая поговорка — если не знаете, о чем просить бога, просите у него разума.
Об учениках
Фильм нашего выпускника Кантемира Балагова «Теснота» получил призы и на «Кинотавре», и в Каннах. При этом цифры, которые этот фильм собрал в прокате — они просто провальные. И причину я вижу вот в чем. Если бы существовала программа рекламы отечественного кино, позволяющая на рекламных носителях, в медиа, на крупнейших интернет-порталах продвигать отечественное авторское кино, цифры были бы совершенно другие. То, что мы снимаем в Петербурге — у нас никогда не бывает денег на рекламу. В случае с той же «Теснотой» мы ходили и просили, собирали из разных источников. Нам немного помог комитет по культуре Санкт-Петербурга, но этого все равно не хватило. В Москве, может быть, с этим получше, тут живут на широкую ногу. Но не в Петербурге. Сколько я ни прошу президента, премьер-министра что-то сделать — ничего не происходит.
Одна из самых удивительных личностей на курсе, моя настоящая ученица Малика Мусаева, сейчас вынужденно, по семейным обстоятельствам, переехала в Берлин и поступила там в киношколу. Ее там пытаются отучить от многого из того, чему она научилась у нас. Для них то, что мы делаем — слишком серьезно, слишком рефлексивно; надо грубее, зримее, толще. Для западных продюсеров и западного кино сейчас очень важно социальное объяснение поступков героев. Если такового нет — то фильма нет и его не будет. А что происходит у человека внутри — это им не очень важно. Это интересно, потому что самые видные представители европейского кино как раз шли против этого правила — достаточно вспомнить Бергмана, последовательно исследовавшего внутреннюю жизнь человека, или итальянских неореалистов. В Германии мало смотрят Фассбиндера, хотя он для немецкого кино примерно как Довженко — для кино нашего, отечественного и для европейского кинематографа в принципе.
Сейчас у моих учеников в работе находятся две полнометражные картины. Одна из них — это «Глубокие реки» Владимира Бетокова, история семьи на Кавказе, которая просто пытается выжить. Вторая — «Слухач» Александра Золотухина, история о маленьком человеке на фронте Первой мировой войны. Это, на самом деле, очень неплохой результат — студенты ВГИКа, например, намного позже выходят на полный метр. Но вообще дебют не должен быть обязательно успешным, громким, обсуждаемым. Режиссура — марафонская дистанция, и формирование режиссерского организма происходит на картине второй или третьей; именно тогда становится ясно, есть ли в режиссере какая-то психологическая глубина, личность, эмоциональное содержание, какая-то собственная точка зрения. Некоторые работают годами, а другим не хватает терпения — и они сходят с дистанции.
О книге «Диалоги с Сокуровым»
Эту книгу выпустил наш замечательный петербургский магазин «Подписные издания». Это уникальное место, где можно найти самые разные книги, от популярных до самых редких. И еще это место стало во многом центром притяжения, местом встречи горожан. Вообще, если вы спросите меня, где найти настоящих петербуржцев, я вам скажу — в книжных магазинах и в филармонии. Я часто бываю в Большом зале филармонии и вижу там людей, которых я помню еще школьниками — теперь они приходят туда со своими детьми.
Редакция благодарит Игоря Кравченко за помощь при подготовке материала