Когда дети рождаются особенными, болеют или просто еще слишком маленькие, все внимание обычно приковано к ним. А матери, которые почти круглосуточно ухаживают, лечат, играют, гуляют и работают — остаются в тени. То, с какими мыслями эти мамы встают по утрам, с какими чувствами ложатся и что именно помогает переживать каждый трудный день — остается «за ширмой». «Такие дела» собираются это исправить: в рамках проекта «Мамы» мы хотим показать женщин в самых обычных бытовых ситуациях, которые — не такие уж и обычные, когда у тебя нет на свою жизнь ни одной свободной минуты.
История первая. Наташа и Леша
«Эй, поросеночек, иди сюда! Не хочешь гулять? Магва-а-ай!» — зовет Наташа, бегущая за французским бульдогом Магваем среди пятиэтажек в спальном районе Петербурга. На улице темно, холодно и слякотно — наверное, поэтому пес не хочет гулять. Наташу противная погода не смущает: для нее пробежка с собакой — возможность побыть наедине с собой пятнадцать минут. Но в этот раз ей на руку нежелание Магвая гулять, потому что пора собираться: сегодня она идет с подругой танцевать в клуб.
«Я пришла!» — Наташа заходит домой и первым делом заглядывает в комнату: проверить, как там Леша. С ним все нормально: он полулежит в модульном комплексе и смотрит на елку. Наташа быстро раздевается и протирает лапы собаке.
Она вообще все привыкла делать быстро: утром встает, пока Леша еще спит, и тут же выбегает на пробежку, возвращается и быстро готовит кашу, кормит сына, ест сама, собирает Лешу, отвозит его в школу, быстро-быстро решает свои дела, идет за Лешей и — снова готовить, играть с ним, гулять с собакой. А когда сын засыпает, Наташа занимается спортом под тихо работающий телевизор.
20:00. Сборы к Оле
Леше четырнадцать лет. Он не ходит. Плохо сидит. Практически не говорит. Сам себя не обслуживает. Диагноз — «лейкодистрофия». Наташа родила сына в восемнадцать лет: хоть это и была спонтанная беременность, девушка была ей очень рада. Она тогда училась на швею и планировала родить, а через некоторое время отдать сына в садик, где работала ее мама.
«Леша, я положу тебя на кровать, а сама иду собираться. Вставай! Давай руку!» — ласково требует Наташа. Смуглый мальчик глядит на маму снизу вверх — что-то пытается сказать ей взглядом, а произносит, растягивая звуки: «Ма-а-а-агвай!» Хрупкая Наташа берет его на руки и ловко перекладывает на диван. План такой: сначала одеться самой, а потом одеть сына. Дальше дойти до подруги Оли — от дома Наташи минут пятнадцать пешком с коляской. Там их уже ждет Олина дочка и Лешина подруга — восьмилетняя Настя. Она останется с Лешей под присмотром бабушки, а мамы пойдут танцевать.
Наташа оставляет еды Магваю, распускает волосы, красится, глядя в небольшое зеркало в прихожей (она только привыкает к этой квартире: вселилась сюда неделю назад на время, пока не будет отремонтировано ее жилье). Подхватывает сына — рядом, «стоя», они почти одного роста — и несет в туалет. Потом мигом одевается в джинсы и клетчатую рубашку и принимается за Лешу, проговаривая все, что делает: «Я выключаю телевизор», «Магвай идет в коридор», «Пойдем с этой коляской?»
«Когда Леше поставили диагноз, я поняла, что теперь важно обращаться к нему — чтобы сын понимал, что в семье есть говорящие люди. Как-то одна женщина мне сказала: «Ты и со столбом будешь разговаривать». А что в этом такого? Да, бывает, я унываю. Иногда вечером хочется поплакать — это называется: “Наташка, пожалей себя”. И вроде легче становится: прическу потом себе сделаю или что-нибудь приготовлю: не обычную еду, а шедевр. Не могу сидеть под покрывалом и грузиться, не такой темперамент: мне надо с кем-то поговорить, встретиться, позвонить».
Звонит телефон.
«Уже Оля звонит! Да? Мы одеваемся, выходим. Не знаю, куда еще, на Ленинский? Ну, минут через пятнадцать будем — что тут идти. Ага, давай»
И уже Леше: «К Насте пойдешь в пижаме, чтобы тебя спать сразу в ней уложили. Нравится тебе пижама?»
Надеть подгузник — натянуть пижаму — штаны — куртку — «Леша, подними голову!» — шапку — посадить в коляску — накинуть свою куртку — проверить, лежит ли в сумке гаечный ключ на случай, если с колесами будут проблемы, — закрыть дверь — спустить коляску на колесах. Все, на улице.
Так Наташа ездила с Лешей и на юг: в одной руке коляска, в другой — чемодан. А в ближайшее время хочет поехать с сыном к своей тете в Костромскую область. Трудность с этим путешествием она видит только одну — нужно пристроить куда-то Магвая.
«Когда я поняла, что Леша — особенный, то сказала мужу: “Ты можешь уйти”. Он остался. Ушел год назад — сказал, что нам лучше жить на расстоянии. И я осталась со ста рублями в кошельке перед Новым годом. Сидела и думала: “Что делать дальше?” Позвонила Оле: “Он ушел”. Она ответила: “Хорошо, мы с Настей едем к тебе отмечать Новый год. У меня тоже денег нет, но есть кредитная карточка — соберем что-нибудь на стол”. Я помыла голову, надела юбку, накрасила губы и решила: “Об этой проблеме я подумаю завтра”.
Моя мама почему-то думала, что я из-за мужчины брошу ребенка. Говорила: “Меня не станет, ты от Леши откажешься”. Она умерла десять лет назад. Я сейчас прихожу к ней на кладбище: “Мам, не отказалась!” Я — тыл сына, а он — мой. Не могу его предать. Я перестала бегать за врачами: поняла, что чудо-таблетки нет, но есть жизнь — моя и Лешкина».
Хорошо, что улица хоть как-то освещена — на этой коляске лучше не ездить по наледи. Из-за Нового года рядом с метро много подвыпивших, и Наташа, не стесняясь, прикрикивает: «Осторожно!» Но эта бойкость была не всегда: раньше, например, она стеснялась выходить с маленьким Лешей на площадку возле своего дома, где ее все знали. Она боролась с этим чувством словами «Я тебя не стесняюсь» — твердила их как «Отче наш…»
«А сейчас так классно: я иду по широкой дороге — в правой руке Лешка, а в левой — бульдожка. Энергетика такая, что даже люди оборачиваются. Когда с Настей и Олей ездим куда-то, Оля говорит: “Наташ, мне кажется, мы как хлопушка”. Я просто видела однажды в метро женщину с дочерью в коляске. Матери лет шестьдесят, а дочке уже сорок. Коляска убогая, на руки надеты носки, ботинки непонятные. Но ведь нужно развивать такого ребенка. Жить с ним в тренде: например, не ходит — посади в хорошую коляску. Я не покупаю Леше дорогие вещи (мы сейчас живем на пособие сына, в сложные моменты помогает Оля), но он у меня моднявый».
21:00. Оставить Лешу → дойти до клуба
«Оля, я коляску завезу, а то ее по запчастям разберут», — говорит Наташа, заходя в квартиру к Оле.
Кроме Оли и Насти их встречает маленький Макс — тявкая, крутится вокруг Леши.
«Ма-а-а-агвай», — тянет мальчик.
«Нет, у Насти не Магвай, а Макс», — поправляет его мама.
Пока все суетятся на входе, Настя стаскивает с Леши перчатки и ботинки.
«Леша, шапку снимай сам! Давай-давай, — настаивает Наташа. Медленно, но ребенок ее стягивает. — Ты мне даешь ее? Спасибо! Настя, чем сегодня занималась?»
Наташа относит сына в комнату Насти и кладет на диван.
«Почитаешь ему на ночь?» — просит Наташа.
Девочка соглашается, только уточняет, какие именно книжки. Наташа проверяет, не холодные ли у Леши ноги, и дает ему попить. Настя деловито сообщает, что сама сможет его попоить.
Хотя Оля с Наташей дружат со школы, накрепко их связало именно рождение Насти — Оля с дочкой стали гулять вместе с Наташей и Лешей, которому тогда было уже семь лет. Мамы вспоминают, как маленькая девочка садилась в коляску к мальчику, а тот ее крепко держал. Сейчас Настя называет Лешу своим лучшим другом, потому что, говорит девочка, он «меня слушает и не обижает, и всегда со мной танцует». Настя записывает видео, подражая блогерам на YouTube: «Привет! Вы на канале Насти-гимнастки и Леши-танцора».
«Ты одеваешься?» — поторапливает Наташа Олю. Подруга все решает, будет ли ей жарко в джемпере. Для них такие выходы в клуб — маленькие события. Впервые они пошли танцевать в мае прошлого года, и тогда все казалось немного диким. Однажды к ним подсел какой-то парень, и Оля удивилась: «А чего он от нас хочет-то?»
Когда мамы ходят танцевать (а это примерно раз в месяц), то оставляют Лешу с Настей под присмотром Олиной мамы и ночевать остаются у них же.
— Леш, я пошла! Пока! — прощается Наташа с сыном, а в комнате уже начинается игра в школу.
— Так, мы сейчас сделаем книжечку, а потом будет переменка, и ты отдохнешь, — учительским голосом говорит Настя Леше.
— Ма-а-а-агвай! — отвечает он ей. И улыбается.
«У меня как-то женщина, которая работает в реабилитационном центре с инвалидами, спросила: “А ты Лешу не пыталась сдавать в какие-то учреждения?” У нас же есть интернаты, куда мама имеет право отдать на время ребенка. Но я ответила: “А мне мой Леша не мешает. Я могу успевать готовить с ним ужины, завтраки, обеды и бегать по делам в то время, когда он в школе”».
22:00. Танцуй → и возвращайся
На правом виске у девушки-администратора местного клуба виднеется тщательно замазанный синяк. Помимо нее на входе несколько охранников: всех проверяют, надевают браслеты. Вход — 200 рублей.
Музыка оглушает почти сразу: общаться здесь практически невозможно, только кричать. На танцполе ажиотажа нет — лишь несколько нетрезвых людей танцуют в обнимку. Один в футболке, сзади на которой написано: «То, что ты ищешь, у меня спереди». Наташа с Олей садятся за столик. Справа от них по-пьяному страстно целуется пара, слева девушки курят кальян, сзади охранники кого-то разнимают.
Наташа с Олей заказывают фруктовую тарелку и по коктейлю. На танцпол пускают дым, но сквозь него все равно видно, как нескладный парень пытается подкатить к девушке в черном платье, агрессивно размахивающей руками в танце. Мимо Наташи с Олей вальяжно проходит стареющий ловелас — на ходу скользит по лицам вновь пришедших. Наташа здесь никого не ищет: приходит просто отдохнуть. И эта метаморфоза ей нравится: сегодня она танцует в клубе, а завтра — опять Лешина мама.
«Я в этом спокойствие нашла: когда ты что-то недополучаешь в жизни, то начинаешь винить людей рядом. Я стараюсь не срываться на Лешу, но помню один случай: вернулась домой, а он ковыряет бетонную стену. Я дала ему по руке, и он заплакал. Сижу и думаю: “Зачем я обижаю ребенка без причины? Только показываю свою слабость и задеваю самого близкого и беспомощного”. А когда можешь куда-то выйти, то уже не думаешь, например, что ты — забитая жизнью женщина. Я даже начала специально выделять себе время — например, десять минут посидеть в кафе и попить чаю. Да, дома тоже можно это сделать, но надо поймать это личное время».
«Пойдем под рэп потанцуем!» — встает из-за стола Наташа.
Она быстро становится заметной на танцполе: гибкая, радостная, раскованная, но не вульгарная. Этот танцевальный азарт у Наташи появился благодаря танцам, на которые она возит Лешу: там предложили заниматься и мамам. На эти уроки она с Лешей каждую неделю ездит на метро. Ее уже узнает даже служба сопровождения, сотрудники спрашивают: «Вы опять на танцы?» Наташа смеется: «А я не могу дома сидеть — наверное, буду безумной бабкой в старости».
Оля с Наташей приземляются на диван отдышаться и начинают, смеясь, спорить: «Он на тебя запал! Нет, на тебя!» — когда к ним подходит причина спора и уводит Олю танцевать. Наташа довольна. Через десять минут какой-то парень уже дарит ей белую хризантему.
«Аленочка, с днем рождения тебя! Твои друзья тебя очень любят!» — кричит диджей в микрофон. Зал в ответ гудит пьяной радостью. На танцполе уже не протолкнуться, потому что начинаются хиты 90-х: потанцевать под «Восемнадцать мне уже» и «Солнышко в руках» встает почти весь клуб.
Около часа ночи — кульминация вечера — стриптиз. В праздничные дни здесь было бы странно увидеть другого персонажа, так что, да — медленно и под музыку раздевается молодой Дед Мороз (с татуировками).
«А не зря сходили», — вспоминая обнаженного Деда Мороза, смеются Оля с Наташей, когда около двух ночи выходят из клуба. На улице — внезапная тишина, в которую изредка врывается шум машин. До дома идти еще минут десять, но красотка из клуба уже превратилась в маму: она идет и думает, какую кашу завтра сварить сыну — гречневую или манную.
«Ко мне недавно во дворе подошла знакомая: “Как жалко, что от тебя ушел муж. Как ты справляешься?” Я ответила, что очень этому рада. Ведь жизнь предоставляет разные возможности: раз мой ребенок не может ходить — значит, я каждое утро должна вставать и склонять перед ним спину. Не потому что это мой грех или грех моих родителей, а потому что сына мне дали в дар. Потому что он — Лешка, а я — Наташка. Или потому что я его люблю — такого слюнявого и с периодически падающей головой».