Бабушкин завет: уходя, гаси свет!

«Вот так мы проводили тренировки с Игорем, когда ему было нельзя тренироваться», — говорит Лера, показывая многочисленные видео с акробатическими трюками, которые они делали вдвоем на костылях. Когда Игорю стало можно передвигаться, он почти сразу пришел в цирк. Но тут строго следят за безопасностью, и на тренировки его допускать категорически отказались, тем более что никому в голову не могло прийти, что они вообще возможны, когда человек ходит на костылях, а внутри у него несколько металлических пластин и три штифта. Но Лера довольно быстро нашла костыли для себя и почти ежедневно до своих тренировок приходила в цирк, чтобы пробовать в паре делать трюки с Игорем.

Они начали с простых вещей, сперва работая с костылями, как с предметами, — перекидывали их друг другу, держали, как Бонифаций, опирая ножку на лоб, ходили в разных направлениях, переворачивались на 180, подпрыгивая на месте. Потихоньку пробуя баланс, дошли до того, что оба держались в воздухе, полностью опираясь друг на друга спина к спине, ноги углом, а опорой им служили только четыре ножки костылей.

Игорь на костылях научился кувыркаться с приземлением на здоровую ногу, и, исследовав возможности этого медицинского аксессуара, ребята придумали несколько основ для акробатических номеров, которые они надеются вставить когда-нибудь в свою программу. Их тренировки продолжались несколько месяцев, и это, пожалуй, было единственное, что не позволяло Игорю сойти с ума от вынужденной изоляции.

Иду на звук

«Он такой гиперактивный!» — говорит с нескрываемой любовью импозантная бабушка Игоря Елена Людвиговна, его единственный воспитатель, заменивший ему обоих родителей. У сына Елены Людвиговны (папы Игоря) проблемы с алкоголем, судимость и тюремный стаж. Мама Игоря умерла, когда мальчику было пять, перед этим три года проведя в больнице. То есть с двух лет Игорь живет с бабушкой.

Как бабушка справлялась с гиперактивностью внука до цирка, она помнит с трудом. На цирк же она буквально молится, через слово желая всем его устроителям здоровья, счастья и процветания. С тех пор как Игорь оказался в цирке, всем полегчало. Хотя бабушка рассказывает, что, приходя домой с тренировки, на которой положено устать так, чтобы только упасть без задних ног, Игорь частенько демонстрировал ей свежеполученные навыки.

«Когда сидел дома в гипсе, чего только не делал, — вспоминает бабушка. — У нас дома такая планировка: моя комната около входной двери, а дальше длинный коридор, комната Оли (дочери Елены Людвиговны) и комната Игоря. Мимо меня не прошмыгнешь. Захожу как-то в комнату к нему, смотрю — нет никого. Пошла искать — ванна, туалет, кухня, все комнаты еще раз обошла, как сквозь землю провалился. Потом слышу из его комнаты ржач. Иду на звук — вижу: сидит под потолком, на турнике, с костылями вместе… А еще был случай, из школы как-то сбежал, сиганув на костылях через трехметровый забор». В голосе бабушки обожание и восхищение, а я сижу и думаю: «Ну всё, хана. Точно настоящий хулиган».

— А я слышала, у вашего внука проблемы с полицией? — робко пытаюсь прощупать почву, чтобы хоть немножко подготовиться ко встрече с героем.

— Да, он поехал к отцу, ох… Затусовался там с приятелем, и, видишь ли, в пять утра захотелось им чипсов. Пошли в магазин, вот их оттуда и забрали, комендантский час. Второй раз уже попадается, после поздних гулянок. Нынче правила такие. Вообще, столько у них у всех правил, бедные дети. Туда не ходи, сюда нельзя. Оттого, наверное, и охота нарушать. Потом пришлось за ним ехать. Приезжаю, а он инспектору с упоением рассказывает про цирк, спектакли, гастроли. Там тоже нелегко им, нагрузки ого-го, и дисциплина присутствует. Но там отношение, какого нет нигде. Инспектор рассказом проникся, отпустил, сказал, придет на спектакль. Но на учет все равно поставил. Лучше бы не попадался больше. А еще лучше бы с отцом поменьше общался. Но нужен он ему, любой нужен.

Бабушка сменяет тон повествования и говорит, что ей за внука страшно. Мол, дурной перед глазами пример, как бы после ее ухода не свернул на опасную дорожку.

Сила любви

— А он вообще у вас как, совсем трудный? — спрашиваю.

И тут бабушка начинает с упоением рассказывать, какой Игорь молодец. Покупка продуктов на нем, деньги доверить можно. По дому помогает. На даче огород копает, дрова рубит. Половину дачного поля преобразовал под цирковую арену — вкопал колесо от огромного трактора и тренируется на нем, уже третье лето. С друзьями из цирка на даче, опять же, покрасили в том году забор и сарай, и вообще собираются у них там все на шашлыки, хорошие ребята. Бабушку не остановить. Оказывается, это она купила ему в подарок на день рождения трюковой самокат. И, оказывается, на нем он сломал по своей бесшабашности ногу. Стремительно из настоящего хулигана образ Игоря трансформируется в абсолютно нормального, в чем-то только ущемленного подростка, спасение которого в постоянной активности — в риске, в вызове, в трудностях, которые интересно сначала создать на свою голову, а потом преодолеть. Чем в цирке активно и занимаются, с ним и другими хулиганами.

Бабушка, с каждой фразой все более воодушевляясь, говорит о внуке. Уже все время вышло, уже диктофон сел. Но и без диктофона западают в душу ее слова: «Это последний и самый любимый мужчина в моей жизни. Если его обидит кто так, знаете ли, серьезно…

Она замолкает и выдерживает значительную паузу:

— Я даже готова буду ради него пойти на преступление.

А потом, снова возвращаясь в прежнее русло ироничного рассказа, чтобы я уже окончательно поняла, как сильна ее любовь, добавляет шепотом:

— Я даже иногда покупаю ему презервативы!

— И как он реагирует?

— Ну как… смущается, конечно. Ну а кто, если не я? Я говорю как бы между прочим: «Я там сувенирчик подкинула тебе», а он морду скривит от смущения и промолчит. Хороший он у меня, хороший. Я, конечно, сильно его не хвалю, незачем.

Явление героя

И вот, наконец, передо мной Игорь. Бледный и худой. Видно, что стыдится за свой прогул интервью, но мы про это не говорим. У меня к нему только один вопрос: зачем ему папаша с проблемами, когда у него такая мировая бабуля, которая даже презервативы ему покупает? Но вместо этого я спрашиваю его про колесо от трактора, которое он вкопал на даче, и про то, что он с ним делает. Это ключик, открывающий волшебную дверь.

Ненастоящий хулиган с довольной улыбкой рассказывает мне про то, как нашел это колесо у дачных соседей, как утрамбовывал его три сезона подряд и, наконец, идеально утрамбовал, чтобы делать фляки и сальто. Потом говорит, как было мучительно лежать две недели дома с загипсованной ногой и не ходить в цирк, а вместо этого вести подсчет выпитых литров своего любимого молока — за две недели аж тридцать шесть, что вдвое превышает его и без того сумасшедшую норму. Про то, как в его бабушке помещается несколько разных бабушек, одна из которых безумно вкусно готовит даже обычную гречку (она же ведь шеф-поваром работала), другая встроенная в бабушку бабушка бесконечно его пилит, чтобы он уходя гасил свет, третья, добрая и щедрая, покупает самокат и отпускает к папе, хоть это ей и непросто. Еще рассказывает про то, как он пойдет после школы в педагогический колледж, где сейчас учится Лера, и выучится на физрука, и они потом будут делать цирковой дуэт… Про то, как, оказывается, тяжело с женщинами — пипец, и в этом (ах вот в чем дело) его понимает только папа. И вообще, у бабушки на кино и мороженое денег просить стыдно. А у папы можно. И вообще, есть же мужская солидарность. Хотя если бы он больше слушался бабушку, которая его пилит, потому что нужно экономить электричество, то, может быть, сейчас набежало бы уже и на кино. Бабушка ведь это не просто так говорит. Игорь понимает.

А еще понимает все про то, как важен для него Упсала-Цирк.

— А что ж прогулял-то в субботу, раз важен? — все-таки не удерживаюсь я.

— Ну, свободы хочется иногда, типа вот отдохнуть от всего, отключиться. Хотя это, типа, и неправильно. Я ж понимаю, что без цирка хреново. Идешь после репетиции с друзьями цирковыми, кто-нибудь да скажет: «А может, бросить его нафиг?», а потом мы такие: «А что ты делать-то будешь тогда?» И правда, без цирка нам всем делать особо-то и нечего.

Но, как известно, дети не могут ничего не делать, и их энергия никуда не девается. Поэтому если бы не было Упсала-Цирка, то хулиганов, которые ломают не ноги, а судьбы, свои и чужие, у нас было бы гораздо больше. И если каждый из нас вдруг начнет выключать свет в коридоре и кухне, то эти сэкономленные, незаметные деньги можно оформить на ежемесячное регулярное пожертвование в пользу Упсала-Цирка. Ведь цирк нуждается в помощи так же сильно, как умеет помогать юным хулиганам, делая из них настоящих артистов, верных друзей и просто людей, у которых есть мечты и цели. Даже если в семье есть иные примеры.