«Не душите меня»
Москва, Преображенка, Метрогородок. В простонародье его как только не называют: «Мертвый город», «гетто», «наркоманский притон». Обшарпанные пятиэтажки, промзоны, чемпионатное благоустройство этого района не коснулось.
Татьяна высматривает сына Пашу, который поехал встречать ее на велосипеде. Набирает номер, и после двух гудков незнакомый мужской голос сообщает: «Ваш сын находится у нас, заберите его из ОВД «Метрогородок»». Пока Татьяна едет в отделение, успевает напридумывать себе разное: наверное, Пашу кто-то обидел, наверное, кто-то хотел взять его велосипед покататься, а он испугался. Паше 22 года, но на некоторые бытовые ситуации он может реагировать необычно: например, убежать, когда к нему слишком близко подойдет незнакомый человек — так ведут себя многие люди с расстройством аутистического спектра (РАС). Татьяна заходит в участок. Паша стоит за решеткой в одних шортах, трясет руками, пытаясь избавиться от наручников, и истошно кричит.
Полицейских поведение Паши явно забавляет. Один из них обращается к другому, параллельно снимая Пашу на мобильный: «Ты посмотри, как он орет. У него даже кубики на животе проступают». Потом выяснится, что Паша разорвал на себе футболку, пытаясь таким образом успокоиться.
— Он у вас опасный, на людей кидается, — дежурный Апокин кивает головой в сторону Паши.
— На кого он кидался? Где эти люди? У вас есть протокол задержания?
— Вы че, хотите уголовного дела?
— Да!
Татьяна пытается объяснить полицейским, что, если не снять с Паши наручники, он не успокоится.
— Он в меня кинул велосипедом, — жалуется полицейский Татьяне.
— Ну, у вас следы должны были остаться, покажите, — но Татьяну снова никто не слышит.
Приезжает скорая, Татьяна с надеждой смотрит на врачей, объясняет им, что у Паши аутизм, что он стоит на учете, что сейчас они спокойно пойдут домой и Паша успокоится. Но ее слова только злят всех вокруг.
— Мы повезем его в психиатрическую больницу, — говорит Татьяне врач.
— Но на каком основании?
— У нас люди нормальные по улицам голые не бегают и так не орут, — отвечает он.
Пашу уводят в кабинет. До Татьяны доносятся его крики, а потом и сдавленные просьбы: «Отпустите, не душите меня».
Татьяну выводят за КПП два сотрудника полиции и обещают, что когда машина скорой будет выезжать, она сможет поехать в больницу вместе с сыном. Но в машину ее не пустили. Татьяна легла на землю, чтобы не дать врачам уехать вместе с сыном — ее быстро оттащили два сотрудника полиции. Номер больницы все же сообщили.
Там врачи долго не могли взять у него кровь, потому что внутренние стороны локтевых сгибов сильно повреждены. Из больницы Пашу позволяют забрать только на следующий день.
Через несколько дней пресс-служба ГУ МВД по Москве публикует заявление, согласно которому на место направили наряд полиции, когда два человека сообщили в дежурную часть, что 22-летний Павел Васильев «ведет себя неадекватно и кричит». Приехав, полицейские обнаружили, что Васильев «беспричинно бегал и кричал».
В полиции утверждают, что в дежурной части Васильев продолжал громко кричать и неадекватно себя вести, и его мать не смогла его успокоить. Тогда полицейские вызвали бригаду скорой помощи, работники которой забрали его в психиатрическую больницу имени Ганнушкина. О синяках и ушибах, которые Татьяна сфотографировала сразу после того, как забрала Пашу из больницы, там нет ни слова.
Правозащитной организации «Комитет против пыток», которая оказывает Татьяне и Павлу юридическую помощь и проводит собственное общественное расследование инцидента, удалось найти свидетелей задержания. То, как к Паше подошли полицейские, видели две женщины, работающие в киосках неподалеку. По их словам, Паша не бил полицейских, не проявлял агрессии к прохожим, а «стоял и сильно кричал».
«Мне страшно, а он меня дубинкой по голове»
«За 17 лет работы я сталкивалась с разными ОВД. ОВД «Метрогородок» — практически все ублюдки. Других слов нет, — рассказала бывший фельдшер подстанции № 22 Скорой медицинской помощи. — Когда <бригаду> вызывали в само ОВД, в девяноста случаях из ста я под любым предлогом увозила пациента в больницу. Об их <сотрудников ОВД> поведении многие были наслышаны».
По словам бывшего фельдшера, полицейские регулярно избивали задержанных: «Сложно было иногда судить, кто прав, кто виноват. К нам привозят задержанного, а он говорит: «Вы думаете, меня в драке ударили? Нет, это меня там <в ОВД> прессанули». И все говорили тихо, чтобы полицейские не слышали».
Бывшая фельдшер рассказала о том, как издевались сотрудники ОВД над людьми с психическими заболеваниями и ментальными нарушениями: «Как правило, когда в ОВД попадают люди с психическими заболеваниями, полиция вызывает медиков. Психиатры на такие вызовы не приезжают. А мы приезжали, видели это глумление. Всегда стоял ржач. Я понимаю, у кого-то слюни текут, но эти люди <c психическими заболеваниями> были загнаны, а им весело. Прикалывались над ними здоровые лбы, издевались. Он там несет, бедный, ахинею на своей волне. А они ему: «А ты кого там видишь?» «А с кем общался сейчас?» «Да?.. Прикольно!» И ржач, а бедолага пытается из своего мира что-то им донести.
В самом ОВД «Метрогородок» я была свидетелем двух случаев жестокости полиции по отношению к людям с психическими расстройствами. У одного задержанного с шизофренией вне стадии обострения (это значит, что он может находиться в общественном месте и не причинять никому вреда) была травмы головы и ушибы. Он говорил, что его избили полицейские: «Я громко кричал, мне стало страшно, а он <сотрудник ОВД> меня дубинкой по голове». Мы тогда его госпитализировали.
Второй случай произошел в этом же отделении в 2005 году. У мужчины с аутизмом была черепно-мозговая травма, ушибы спины. Документов у него не было, но на вид лет двадцати. Задержали его за то, что на остановке он испугался, потому что потерялся. Кричал от страха, люди вызвали полицию, полиция уже вызвала нас в отделение. И там он испугался, что его хватают чужие люди, ведь аутисты боятся, если их трогают незнакомые без разрешения. Он начал вырываться — от наручников были ссадины на руках и еще была гематома в затылочной области. Полицейские сказали, что он просто падал. Знаете, как в том анекдоте: “упал на нож”. По характеру травм было понятно, что он не мог так упасть: гематома была в теменной области, попробуйте упасть на темечко. Кто-то из полицейских говорил, что не упал, а стукнулся. Видеокамер в ОВД тогда не было».
Еще один житель района Метрогородок, тоже пожелавший сохранить анонимность, рассказал о том, как в 2015 году сотрудники ОВД держали в камере несколько часов человека с синдромом Дауна и кидали в него банановой кожурой.
Редакция направила официальные запросы в центральное МВД и в управление информации и общественных связей ГУ МВД по Москве, но получила отказ. От личного общения с корреспондентом «Таких дел» сотрудники ОВД «Метрогородок» и начальник отделения по связям со средствами массовой информации УВД по ВАО ГУ МВД России по Москве Татьяна Дугина также отказались, сославшись на приказ руководства.
Каждый сотый
Не существует статистики, которая могла бы доказать, что физическое насилие и психологическое давление сотрудников полиции в адрес людей с РАС и другими психическими расстройствами — системная проблема. О том, что пример ОВД «Метрогородок» не единственный, можно судить лишь по рассказам людей, столкнувшихся с похожей ситуацией. Об одном из таких случаев рассказывает Елена Быченкова: «Мой сын аутист сидел в машине и качался, когда муж зашел в магазин. В это время к магазину подъехала полиция, они увидели, что в машине качается человек (а он слушал музыку и раскачивался), начали ломиться в машину. Ребенок испугался и держал дверь. Он мальчик сильный и немаленький, но полисмены не успокаивались и ломились. В результате внутренняя обшивка дверей осталась в руках сына, он выскочил и попытался убежать. В это время ему на помощь подоспел папа и спас, а те <сотрудники полиции> даже не извинились за выломанную в машине дверь. Прыгнули в машину. На руках ребенка остались синяки, одежда порвана».
В прошлом году в метро потерялся 20-летний молодой человек с аутизмом — он не успел зайти в вагон поезда вслед за мамой. Позже его нашли в больнице в отделении токсикологии, куда из отделения полиции его увезла бригада скорой помощи, решив, что он наркопотребитель. Врачи устроили «детоксикацию» и вводили ему снотворные препараты. Это особенно опасно для человека с РАС. Аутизм — врожденная особенность развития, которая не поддается медикаментозному лечению.
После инцидента с Павлом Васильевым СПЧ поручил главе МВД организовать для сотрудников полиции краткосрочные тренинги по работе с людьми, имеющими особенности в развитии.
Такие тренинги были и раньше. В 2017 году фонд «Антон тут рядом» провел встречу с заместителями начальников отделений полиции Санкт-Петербурга и Ленинградской области по охране общественного порядка. Сотрудники центра рассказывали полицейским, как проявляется РАС. Говорили, например, о том, что человека с РАС нельзя трогать без разрешения, что на громкий звук или опасность он может отреагировать по-своему, что нельзя на него орать, заставлять смотреть прямо в глаза.
Исполнительный директор фонда Зоя Попова говорит, что многие сотрудники полиции готовы учиться. Основная проблема заключается в том, что полицейские вынуждены соблюдать четкий регламент. Если задержанный человек с РАС «демонстрирует неадекватное поведение», полицейские обязаны вызвать скорую помощь. А психиатрам, которых они вызывают, чаще всего банально не хватает квалификации.
Представления о том, что такое «аутизм», по-прежнему нет не только у полиции, но и у огромного числа медицинских работников. Когда Татьяна Иванова пыталась диагностировать своего сына, участковый психиатр настоятельно рекомендовал ей соглашаться на диагноз «шизофрения», а не «аутизм», чтобы Паша мог получить «инвалидность и пенсию». Татьяна проконсультировалась с несколькими частными психиатрами и теперь с уверенностью говорит о том, что у ее сына именно аутизм. Когда недавно в психоневрологическом диспансере, где Паша состоит на учете, она сказала об этом врачу, тот спросил: «С чего вы взяли, что это аутизм? Вы знаете, что при аутизме они совсем не говорят?»
По данным Комитета по здравоохранению Санкт-Петербурга, к началу 2018 года в Санкт-Петербурге диагностированы только 464 ребенка (всего детей в городе 900 тысяч), хотя даже по консервативной статистике, одобренной Минздравом, аутизм встречается у одного ребенка из ста. То есть на самом деле их должно быть около девяти тысяч человек. По взрослым людям с аутизмом релевантной информации почти нет.
Все это — системные проблемы, решение которых займет не один год. Но ни одна из них не оправдывает жестокость одного человека по отношению к другому.
Татьяна говорит, что Паша теперь каждый день задает ей один и те же вопрос: «Почему они меня не пожалели?»