Такие Дела

Ум во благо

Уильям МакаскиллФото: Sam Deere/Wikimedia Commons

Главная этическая проблема, с которой сталкиваются многие, — у вас всего 100 долларов, и спасти вы можете только одного или другого. Как выбрать — кого именно? Оксфордский философ и специалист по этике Уильям Макаскилл объясняет, что этика тут ни при чем. Тут простейший анализ по нескольким пунктам (в его книге приведена таблица). И этическая проблема превращается в математическую.

За такой «бессердечный» подход к филантропии многие критикуют Макаскилла и термин «эффективный альтруизм». Впрочем, благотворительность для него — это пожертвование не только денег, но и своих усилий. И если делать это с умом, то благотворительность принесет пользу в первую очередь тому, кто жертвует.

Что ценнее: вода или алмазы? Этот вопрос, вероятно, разделит читателей на два лагеря. «Команда воды» говорит: это же очевидно — вода ценнее. Не будь воды, все мы умерли бы. Лишившись же алмазов, мы получили бы просто чуть менее привлекательные украшения. Невелика потеря! «Команда алмазов» возражает: это же очевидно — алмазы ценнее. Как насчет сделки? Я вам — галлон воды, а вы мне — 20-каратный бриллиант. Справедливо?

Какая команда права? Обе. Питьевая вода в некотором смысле необычайно ценна, поскольку она необходима для жизни. Но у нас и так много воды, поэтому ценность дополнительного галлона воды (в развитых странах) очень мала. Если у меня, гражданина развитой страны, появится лишний галлон, это значит лишь, что однажды вечером я налью в ванну чуть больше воды. Вот почему стоимость галлона водопроводной воды в Нью-Йорке, где я пишу эти строки, составляет всего 0,015 доллара.

При этом, хотя средняя ценность алмазов гораздо ниже, чем воды, ценность дополнительного алмаза гораздо выше. Причина проста: на рынке обращается не так много алмазов. Следовательно, они редки в том же смысле, в каком вода распространена. Не будь у меня вовсе никакого имущества и возможности продать добытое, я предпочел бы галлон воды 20-каратному бриллианту. Напротив, учитывая легкий (в данный момент) доступ к воде, я выбрал бы (будь у меня выбор) бриллиант.

Этот парадокс демонстрирует важность того, что экономисты называют маржинализмом: анализом ценности дополнительной вещи (ее предельная полезность), а не размышлений о ее средней ценности.

Предположим, вам дарят к Рождеству свитер. Насколько он ценен? Это зависит от того, сколько свитеров у вас уже есть. Если вы бездомный и у вас нет теплой одежды, то свитер может спасти вас, а дополнительный свитер представляет огромную ценность. Если вам есть где жить, но свитеров маловато, то дополнительная вещь позволит надеть нечто новенькое и будет представлять для вас некоторую ценность. А если у вас и так много свитеров, то еще один будет просто раздражать (лишнюю вещь паковать при переезде).

Ценность нового свитера тем ниже, чем больше свитеров у вас уже есть. Если их много, ценность дополнительного даже может стать отрицательной. Это верно для большинства хороших вещей (но не всех и не всегда): их ценность уменьшается с увеличением их количества. Первый кусок торта прекрасен, но после третьего подташнивает. Один экземпляр моей книги подарит читателю интересный опыт, а второй сгодится разве что на подпорку для двери. Экономисты называют это законом убывающей приростной отдачи (убывающей доходности).

Выше мы сравнивали программы в рамках областей вроде образования и здравоохранения. Но если мы желаем приносить как можно больше пользы, то должны также решить, в какой области следует сосредоточить наши усилия. Закон убывающей приростной отдачи дает нам полезное правило для сравнения задач. Если какая-либо сфера уже получает много денег и внимания, мы не можем рассчитывать принести много пользы, направив туда дополнительные ресурсы. Напротив, в сферах относительно запущенных, вероятно, использованы далеко не все возможности.

11 марта 2011 года в японском регионе Тохоку произошло землетрясение, четвертое по силе среди зарегистрированных с начала наблюдений в 1900 году. Высота цунами достигала 130 футов [около 40 метров], волны заходили вглубь суши на шесть миль [9,7 километров]. Подземные толчки были настолько сильны, что остров Хонсю сместился на несколько метров. Миллионы людей остались без воды и электричества. Тысячи погибли.

12 января 2010 года землетрясение обрушилось на Гаити. Эпицентр находился возле города Леогана, в 16 милях [26 километрах] к западу от Порт-о-Пренса. В столице обрушилось 280 тысяч зданий, включая Национальный дворец, Национальную ассамблею, собор и главную тюрьму. Началась холера. Тысячи людей погибли.

В обоих случаях произошедшее привлекло пристальное внимание международных СМИ и вызвало обширные кампании по оказанию гуманитарной помощи. Трагедии занимали главное место в выпусках новостей. Были мобилизованы благотворительные организации. Люди по всему миру разом достали кошельки. В каждом случае сумма международной помощи достигала пяти миллиардов долларов.

Две катастрофы кажутся почти равнозначными. Обе вызваны землетрясениями. Результатом обеих стали серьезные разрушения. Но в двух отношениях случаи очень различались, и это должно заставить нас задуматься, почему международная реакция была так похожа. Во-первых, кардинально различался человеческий масштаб катастроф. Японское землетрясение явилось причиной гибели 15 тысяч людей, учитывая и смерти после него. Гаитянское землетрясение повлекло гибель 150 тысяч человек. Во-вторых, Япония, четвертая по богатству страна на планете, обладала ресурсами справиться с катастрофой. Гаити — нет. Япония в 30 раз богаче Гаити в пересчете на душу населения, а в целом богаче в тысячу раз. По этой причине 15 марта, спустя всего четыре дня после землетрясения, Красный Крест сделал следующее заявление:

«Японское Общество Красного Креста… пришло к выводу, что зарубежная помощь не требуется, и, следовательно, пока мы не ищем финансирования или иного содействия со стороны жертвователей».

Будь международная реакция на природные катаклизмы рациональной, следовало бы ожидать, что больший объем финансирования будет предоставляться в случае более крупных катастроф и бедствий в бедных странах, у которых меньше возможностей самостоятельно справиться с ситуацией. Но выходит иначе. Кажется, финансирование распределяется пропорционально тому, насколько сильно катастрофа задевает чувства и насколько широко она освещается в СМИ, а не исходя из ее масштаба.

Этот пример иллюстрирует, почему, если мы хотим принести пользу, следует помогать жертвам менее разрекламированных катаклизмов. Например, землетрясение в Сычуани 12 мая 2008 года. Вы, вероятно, о нем и не слышали (я не слышал, пока не взялся писать эту книгу). Это землетрясение случилось в 50 милях [75 километрах] к северо-западу от города Чэнду, в центральной части Китая. Оно погубило 87 тысяч человек (впятеро больше японского и вполовину меньше гаитянского), однако жертвы получили лишь 500 миллионов долларов международной помощи: десятую долю объема помощи Гаити или Японии. По какой-то причине оно освещалось в СМИ не настолько широко, как другие землетрясения, и это сказалось на сумме пожертвований. При этом пожертвования, вероятно, имели больший эффект.

Закон убывающей приростной отдачи также объясняет, почему в целом в том, чтобы жертвовать на ликвидацию последствий катастроф, меньше смысла, чем в том, чтобы уделять внимание наилучшим программам борьбы с бедностью. Люди ежедневно умирают от легко предотвратимых болезней наподобие СПИДа, малярии и туберкулеза. Это катастрофа посильнее случившегося на Гаити, в Тохоку или Сычуани. Ежедневно 18 тысяч детей (больше, чем число погибших в Тохоку) умирает от предотвратимых причин. На каждого погибшего при японском землетрясении благотворительные организации получили 330 тысяч долларов пожертвований. А в мире на каждого умирающего от причин, обусловленных бедностью, приходится в среднем 15 тысяч долларов иностранной помощи и пожертвований. Отчасти по этой причине эксперты ВОЗ и Всемирного банка решили, что «оказание чрезвычайной помощи обходится дороже и является менее эффективным, чем проверенные временем программы в сфере здравоохранения».

Наша реакция на природные катастрофы представляет собой один из ярких примеров, подтверждающих, что, когда дело доходит до благотворительности, люди следуют эмоциям и реагируют на события, а не на ежедневные проблемы. Когда наступает катаклизм, в голове вспыхивает: экстренная ситуация! И мы забываем о перманентной экстренной ситуации, потому что привыкли к ситуациям наподобие болезней, бедности и угнетения. Катастрофы — неожиданные драматические события и поэтому вызывают более глубокие эмоции, заставляя подсознание ошибочно оценивать их как более важные.

По иронии, закон убывающей приростной отдачи предполагает, что если вы испытываете сильную эмоциональную реакцию на рассказ или просьбу о помощи, то вам, скорее всего, стоит воспротивиться этому побуждению, потому что, вероятно, многие уже жертвуют. Когда случается природная катастрофа, следует обуздать эмоции и напомнить себе, что катастрофы происходят ежедневно, — а затем обдумать, как пожертвовать деньги на то, что принесет больше всего пользы, а не на то, что быстрее привлекло внимание.

Убывающая приростная отдача также служит мощным аргументом для сосредоточения альтруистических усилий на населении бедных стран, а не богатых. Так, воспитание одной собаки-поводыря (дело, которое значительно улучшит качество жизни одного незрячего человека) стоит около 50 тысяч долларов. Однако еще лучше было бы потратить те же самые 50 тысяч на возвращение человеку зрения: это принесло бы больше пользы. А в развивающихся странах 50 тысяч долларов хватило бы для излечения от слепоты не одного человека, а целой полутысячи, будь эти деньги потрачены на операции для предотвращения слепоты у страдающих трахомой. Любая программа стоимостью 100 долларов для излечения слепоты была бы профинансирована в богатых странах десятки лет назад. То же самое нельзя сказать о бедных странах, а значит, там мы можем сделать для людей гораздо больше, чем у себя дома.

Эти соображения уместны и при решении вопроса, какие виды программ в области здравоохранения принесут при дополнительном финансировании больше всего пользы. Ежегодно от рака умирает 8,2 миллионов человек. На раковые заболевания в мире приходится 7,6 % смертей и тяжелых состояний (в пересчете на потерянные QALY). На лечение от рака ежегодно расходуется 217 миллиардов долларов. На малярию ежегодно приходится 3,3 % потерянных QALY. В отношении влияния на здоровье рак примерно вдвое хуже малярии, поэтому, будь медицинские расходы пропорциональны масштабу проблемы, можно было бы рассчитывать, что на лечение от малярии ежегодно выделялось бы 100 миллиардов долларов. В реальности же на лечение от малярии ежегодно расходуется лишь 1,6 миллиарда долларов: примерно в 60 раз меньше.

На лечение от рака выделяется гораздо больше денег, чем на лечение от малярии, поскольку решение проблемы малярии стоит так дешево, что население богатых стран от нее уже не страдает. (В США малярию искоренили в 1951 году.) Тот факт, что на лечение от рака расходуется больше, чем на лечение от малярии, означает, что каждый из нас может принести куда больше пользы, финансируя не самое эффективное лечение от рака в развитых странах, а самое эффективное лечение от малярии в странах развивающихся. Американские эксперты по здравоохранению считают выгодной любую программу, дающую 1 QALY за сумму меньшую, чем 50 тысяч долларов, а программы в области здравоохранения нередко финансируются, даже если они обходятся гораздо дороже. При этом обеспечение тех же благ в бедных странах (например, раздача пропитанных инсектицидом надкроватных сеток для предотвращения распространения малярии) стоит всего 100 долларов. А значит, пожертвовав данную сумму, вы можете принести в 500 раз больше пользы населению бедных стран, чем населению стран богатых.

И опять мы видим «стократный множитель» в действии. Мы примерно в 100 раз богаче, чем беднейший миллиард человек, и можем принести в несколько сотен раз больше пользы им, чем населению богатых стран, в которых мы живем.

Уильям Макаскилл. «Ум во благо. От добрых намерений — к эффективному альтруизму». Издательство Corpus. Москва, 2018. Перевод с английского Анастасии Кузнецовой.

Вторая основополагающая книга про современную благотворительность — Питер Сингер. «Жизнь, которую вы можете спасти» — выходит в сентябре этого года в издательстве фонда «Нужна помощь». Не пропустите!

Exit mobile version