«Спасите моего сына! Его закрыли в СИЗО с убийцами, пытались изнасиловать! Он аутист, он заказной ребенок! Мне не дают ему передать продукты, он умрет с голоду! Я была у прокурора Табельского, он сказал, что надо было лучше смотреть за сыном. Я была у заместителя председателя краевого суда Свашенко, он сказал, что сделать ничего нельзя — моего сына заказали в Москве…»
Олеся Исаченко — мама 18-летнего Владислава Желнина, арестованного этим летом в Краснодаре по делу о вооруженном нападении. Миловидная, скромно одетая блондинка средних лет. Заметно нервничает, рассказывая о деле сына, и то и дело начинает плакать. По словам Олеси, диагноз ее сына — аутизм, он не отдавал себе отчет в том, что делал, а в следственном изоляторе может погибнуть.
Что случилось. Нож, пылесос, монастырь
В кафе на встречу Олеся приехала с парой больших продуктовых пакетов: бутылки с водой, еда, одежда. Это — передача в следственный изолятор, где суд оставил 18-летнего Владислава Желнина как минимум до ноября 2018 года. Владислава обвиняют в разбойном нападении: в середине мая он зашел в офис микрофинансовой организации с ножом и, угрожая сотруднице, потребовал у нее шесть тысяч рублей.
Олеся рассказывает, что в Ейский район Краснодарского края они с сыном переехали буквально за пару недель до происшествия. Влад говорил ей, что мечтал отправиться в Крым, проехать по знаменитому мосту. И для этого сбежал из дома. Но до моста не добрался. По пути он зашел на станичный рынок, где встретил человека, продававшего пылесос. Владу стало жаль этого человека, и он решил пылесос купить. Но денег не хватало. Тогда парень купил небольшой нож и пошёл с ним в офис микрофинансовой организации.
Уже в СИЗО Влад рассказал матери, что на похищенные деньги купил пылесос. Но за совершенный поступок ему стало стыдно, поэтому он решил не идти с пылесосом на рынок, а отправиться в Тимашевск — в мужской монастырь замаливать свой грех. Приехал, пылесос отдал батюшке, а взамен попросил комнату и помощь в розыске мамы. В Тимашевске молодого человека и задержали полицейские. 21 мая 2018 года Владислав Желнин был арестован и помещён в СИЗО № 1 города Краснодара по обвинению в совершении разбоя.
Аутизм. «Он же ребенок»
Олеся рассказывает, что Влад с детства был болезненным мальчиком. Диагноз «расстройство аутистического спектра» ему поставил в 2017 году врач-генетик в Воронеже. Тогда молодому человеку было 17 лет. При этом для следствия этого диагноза у Владислава не существует: под официальной постановкой диагноза действующее российское законодательство понимает его постановку врачом, наблюдающим человека в медицинской организации по месту регистрации или по месту жительства. На руках у мамы юноши — несколько справок, полученных в последние два года.
«Молодой человек, о котором вы говорите, в контакт вступает свободно, раз совершил разбой. Так что, возможно, у него просто есть какие-то задержки психического развития, но точный диагноз, конечно, можно понять после проведения психиатрической экспертизы, — комментирует медицинские документы, которые принесла на встречу Олеся Исаченко, клинический психолог Серафима Георгизова. — Все заключения, что вы мне показали, не от психиатра, а от неврологов и генетика. Диагноз F84 означает «общие расстройства психологического спектра». То есть ничего конкретного врач не нашел. Логоневроз — это просто заторможенность речи. Гипоксия и другие, указанные в справках диагнозы, — все это сегодня при должном уходе мамы корректируется. Ребенок социализируется и живет почти полноценной жизнью».
«Он же ребенок, у него развитие на уровне семи-восьми лет», — настаивает Олеся. Когда Владиславу было семь лет, он пошел в обычную школу, но через год с небольшим мама забрала его на домашнее обучение — из-за конфликта с одноклассниками. Программу он осваивал, как все ровесники, экзамены сдавал экстерном. Особенно хорошо мальчику давались гуманитарные дисциплины.
Бесы. Святые места и пылающие уши
Олеся говорит, что впервые заметила, что с Владом «что-то не так», когда он учился во втором классе. Тогда они жили в Ростове-на-Дону. «Владик очень набожный мальчик», — говорит о сыне Олеся, женщина верующая и воцерковленная. По ее словам, даже когда сын учился в начальной школе, каждое утро начинал с молитвы. Но во время молитв вел себя странно: «Одной рукой крестился, а второй рукой как будто отмахивался от кого-то».
Потом случилась фотография со всем классом, на которой Владик оказался запечатлен со сложенными крестом руками на груди. Это вызвало бурю насмешек одноклассников, необычного мальчика даже избили.
«Зачем ты так сложил руки, сынок?» — спрашивала мать. — «Это не я, мама», — отвечал мальчик.
Олеся говорит, что после избиения Владик замкнулся в себе: прятался в угол, со страхом смотрел на любого, кто пытался к нему обратиться, и даже маме кричал, чтобы она не подходила. Так продолжалось четыре месяца. Вызванный на дом врач-психиатр посоветовал продать квартиру и уехать в святые места, утверждает Олеся.
Она так и сделала, но не через четыре месяца, а через четыре года, — когда Владу было уже 12 лет. Мать и сын переехали в город Задонск Липецкой области, к мощам святого Тихона Задонского. По словам Олеси, в Задонске Влад «исцелился»: «Возле мощей его развернуло несколько раз, но он смог прикоснуться к мощам. Потом сразу же повернулся ко мне. И я впервые за четыре месяца увидела глаза сына. До этого он несколько месяцев только в пол смотрел».
Олеся одну за другой рассказывает истории об одолевавших мальчика «бесах» и чудесном избавлении от них: якобы после того, как мальчика помазали маслом от мироточащей иконы святого Серафима Саровского в том же Задонске, Влад перестал бояться людей и начал улыбаться. Но тут случилась новая напасть: у Влада стали гореть уши: «Они были красными, как будто на них вылили раскалённое масло». Это продолжалась три года. За это время семья успела переехать в Воронеж, где Влад все время ходил с бутылкой воды, «чтобы смачивать обожженные уши».
Излечиться от недуга опять помогло чудо: Олеся увидела во сне икону и услышала голос, который велел ей везти сына в храм Александра Невского в 180 километрах от Воронежа. Там Влад приложил «горящие» уши к мощам священномученика Сергия Флоринского, — «и уши моментально покрылись белой плёнкой и перестали гореть».
Мать убеждена, что сын чуть ли не пророк: «Он уходит на горе строго по большим церковным праздникам. И всегда накануне меня предупреждает: «Мамочка, береги меня, страшное горе ждёт нас, разлучат нас»».
«Уходит на горе», — так мать описывает происшествия с сыном, после которых он оказывается в полиции. Происходит это с 14 лет.
«Жизнь или кошелек!» Криминал и церковные праздники
Будучи подростком, Владик нередко любил пошутить с мамой дома, взяв в руки кухонный нож: «Жизнь или кошелек!» — рассказывает Олеся. Мама подыгрывала и делала вид, что сильно испугана. Владик клал нож и уходил. «Весь в отца», — продолжает Олеся и объясняет, что тот тоже любил странные шутки: когда она была беременна, муж прятался в шкаф и неожиданно выпрыгивал из него, пугая Олесю до полусмерти.
Отца и бывшего мужа Олеси зовут Юрий Желнин. До 2014 года он работал в прокуратуре Краснодарского края, а потом был осужден за мошенничество с электронными переводами и уволен. Родители расстались задолго до этого, когда Влад был еще дошкольником. Узнав, что случилось с сыном в Краснодарском крае, отец ответил: «Раз виноват, пусть сидит», — пересказывает Олеся.
Мать же уверена, что виноват не Владислав, а происки темных сил. В качестве доказательства она приводит тот факт, что начиная с подросткового возраста сын стал уходить из дома — и каждый раз накануне церковных праздников.
В первый раз в полиции Влад оказался в 14 лет — убежал из дома. В 16 лет сообщил о минировании соседнего дома (тогда семья жила в Воронеже). Побеги повторялись, мать объявляла его в розыск, а полиция задерживала. Во время одного из таких задержаний Владиславу сломали ногу — по мнению врачей, преднамеренно. Олеся писала жалобы на действия полицейских, сам Влад тоже пожаловался, написав в приемную министра внутренних дел Владимира Колокольцева. Тогда-то ему и начали мстить воронежские полицейские, а именно — начальник отдела полиции Коминтерновского района, считает Олеся. То, что происходит с сыном сейчас, — продолжение начавшейся в Воронеже истории, уверена она.
После этого задержания Владислава впервые отправили на психолого-психиатрическую экспертизу. «Месяц его держали, плевали в него, били, сорвали с него крестик. Он пережил ад. Выпустили его через месяц. Написали, что у него шизофрения средней тяжести», — говорит Олеся.
Но эта встреча с воронежской полицией была не последней. Следующая тоже произошла «на большой церковный праздник», не забывает упомянуть Олеся.
Владислав развел на автомобильной парковке костер и бросил в него бутылку, наполненную жидкостью для розжига костров. Позже он объяснял, что действовал, «впечатлившись» видеоклипом «Я люблю нефть». Взрыв был что надо, а у стоявшей рядом машины задымилась дверь и оплавилась ручка. После задержания полицейские, рассказывает Олеся, «незаконно поместили его в психиатрическую больницу и кололи какие-то сильнодействующие препараты», от которых Владислав терял сознание.
«Я побежала в областную прокуратуру в Воронеже. Попала на прием к заму прокурора, рассказала, что творят с моим сыном. Он за пятнадцать минут решил судьбу Влада, ведь его держали в больнице незаконно, поэтому прокурор потребовал отдать мне ребенка. Ребенка я забрала. Еще прокурор мне сказал: «Теряйтесь! Завтра судья вынесет решение, и я вам уже ничем помочь не смогу». И мы уехали. Поехали по монастырям. В Сергиев Посад поехали, в Ярославль, еще раз крестили Влада».
Тогда же Олеся стала возить сына по врачам, чтобы снять диагноз «шизофрения». Были на обследовании в Москве и, наконец, в Воронеже получили справку о «расстройстве аутистического спектра». Ее мать и предъявляет в качестве документа, на основании которого ее сына должны освободить из СИЗО.
Институт Сербского. «Заказной ребенок»
«Они хотят его убить, это заказной ребенок», — объясняет отказ суда освободить Владислава из тюрьмы Олеся. По версии следствия, оснований для его освобождения нет, так как совершеннолетний молодой человек совершил разбойное нападение с применением холодного оружия. Пытаясь добиться свободы для сына, Олеся Исаченко стала писать в кубанские и федеральные СМИ о том, что Влад в опасности: «Его посадили с уголовниками в одну камеру. Они его хотели изнасиловать. Там в камере был какой-то Огаз, сидит по статье 111 часть 4 («Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть», — Прим. ТД), он тащил моего сына за руки в туалет и угрожал, что изнасилует. Продукты у него забрали, Владик голодал».
После того, как история с попыткой изнасилования аутиста в краснодарском СИЗО попала в прессу, Влада перевели в отдельную камеру. «Мой сын пропал из СИЗО города Краснодара!» — Олеся снова забила тревогу вскоре после суда, который продлил ее сыну меру пресечения. Пропажа тоже объяснилась: оказалось, что Владислава Желнина отправили на психиатрическую экспертизу в Москву.
О проведении экспертизы ходатайствовал следователь, который ведет дело Желнина. Как рассказали в СИЗО № 1 Краснодара, хотя в краевой Психиатрической клинической больнице № 1 и есть необходимые специалисты, но они не уполномочены обследовать подследственных. Поэтому Владислава этапировали в Ростов-на-Дону, а оттуда — в Москву. Мать Влада о дате его отправки в Москву в известность не поставили, так как молодой человек совершеннолетний. Сделать это должен был адвокат, но от адвокатов Олеся отказалась, когда те согласились с доводами следствия о необходимости психиатрического заключения.
Сейчас Владислав в «Бутырке», обследование намечено на середину сентября. Олеся тоже уже приехала за сыном в Москву и добивается свидания с ним.
«Не на что опереться». Специалисты о ситуации Влада и его мамы
Задолго до того, как ее сын попал в следственный изолятор, мать Владислава оказалась в ситуации, когда ей абсолютно неоткуда и не от кого было получить помощи.
«Из того, что удалось выяснить из общения с мамой, стало понятно, что они сменили несколько городов, жили в разных местах, перемещались из одного места в другое — потому что, по всей видимости, им нигде не удавалось встроиться в общество. Это история про какие-то ее личные усилия, какие-то точечные победы и такие же точечные, но очень ощутимые, поражения. Вся мамина энергия была направлена на то, чтобы им как-то удержаться на плаву, — но никакой инфраструктуры внешней, в которую мог бы встроиться этот молодой человек, где они могли бы получить помощь, не было», — рассуждает Зоя Попова, исполнительный директор центра «Антон тут рядом», помогающего людям с расстройством аутистического спектра (РАС).
Пока неясно, есть ли у арестованного Владислава РАС или другие особенности ментального развития, но его история уже ярко высветила проблему — отсутствие поддержки и механизмов принятия в общество людей с особенностями.
«Это очень яркое отражение того, что у нас в стране не работает социальная маршрутизация для людей с РАС, которая подразумевает, что после постановки диагноза, который ставится до полутора лет, человек на всех этапах своей жизни и вся его семья — что очень важно! — получает поддержку, — объясняет Попова. — Ребенок ходит в детский сад, в школу, получает высшее образование по возможности или профессиональное техническое образование, ему предоставляется возможность дневной занятости, организован его досуг — то есть все то, что является частью нашей жизни, точно так же должно быть и частью жизни человека с аутизмом в частности и с особенностями ментального развития вообще».
Вместо ранней диагностики и поддержки мы имеем ситуацию, когда диагноз «аутизм» ставится, по самым скромным подсчетам, только каждому десятому из имеющих расстройство аутического спектра детей. По взрослым людям с аутизмом никакой статистики не существует вовсе, потому что в 18 лет на бумаге они «становятся» шизофрениками.
«Только в прошлом году в октябре вышло письмо Минздрава, — которое при этом носит только рекомендательный характер, — о том, что достижение 18-летнего возраста не является основанием для смены диагноза «ранний детский аутизм» (так именно он у нас звучит) на «шизофрению». А до последнего времени практически 100-процентной практикой была смена диагноза. Соответственно, диагноз «шизофрения» предполагает определенные протоколы лечения, лекарства тяжелые, нейролептики и так далее. Никакого социального маршрута, никаких инструментов, чтобы встроиться в общество, для таких семей у нас не предлагается до сих пор. В этом очень сильное драматическое отличие жизни в России любой семьи, где есть взрослый человек с аутизмом. Абсолютно не на что опереться», — заключает Попова.
При этом даже если сейчас Владиславу Желнину будет поставлен верный диагноз и окажется, что у него РАС, — это не будет основанием для его освобождения из СИЗО. Судебно-психиатрическая экспертиза покажет, был ли он вменяем либо невменяем в момент совершения нападения. От этого уже будет зависеть, подлежит ли он уголовной ответственности или нет, и если да, то какое наказание ему может быть назначено — в виде принудительного лечения, либо другое, предусмотренное Уголовным кодексом. В любом случае, юноше необходима квалифицированная юридическая помощь.