Я вижу жизнь в екатеринбургском хосписе, где персонал и волонтеры любят пошутить с подопечными. Туда всегда могут приходить их родственники — в любое время суток и в любом количестве. Там концерты, кружок рисования и модные стрижки для всех желающих. Там честные разговоры о жизни и смерти. Там много тепла — и ноль страха. Там достоинство и уважение — до самого конца.
Я вижу жизнь в мастерской «Турмалин», где занимаются люди с ментальными особенностями. Они поют и играют на инструментах, они работают в столярной мастерской и делают великолепные вещи из керамики. Они вместе обедают и накрывают на стол, а сотрудники фонда относятся к ним как равным — ведь их труд так же ценен, как любой другой. Они много смеются, а иногда и ссорятся — потому что это жизнь.
Жизнь повсюду. В смехе Клары Лим, у которой появилось время иногда выходить из дома, потому что за ее взрослой дочерью Леной теперь присматривает сиделка из «Передышки плюс». В песне «Желтоволосый май», которую написала 16-летняя Юля. Она играет на гитаре и рассказывает, как борется с раком и болью — и как ходила на концерт со своим парнем. В мечтах маленькой Вари, которая десять из одиннадцати лет своей жизни болеет, потому что у нее нет своего иммунитета, но она очень хочет стать барочной скрипачкой и играть во Фрайбургском оркестре.
За почти два года работы и десятки текстов я плакала два раза. Первый — сидя в электричке из Павловского Посада, где разговаривала с тихой девушкой Ирой. За пять лет, что она боролась с лимфомой Ходжкина, у Иры один за другим умерли дядя, мама и папа, но она нашла в себе силы выздороветь и жить дальше, и даже строить планы. В свои 21 год эта девушка пережила столько ужаса, сколько мне даже представить сложно. Я держалась как могла, но когда они с дедушкой — единственные, кто остались друг у друга, — отвезли меня на вокзал и посадили в поезд, я не выдержала. Я плакала, потому что мне было стыдно быть живой и здоровой. А еще мне казалось, что я не имею права писать о том, чего не пережила.
Второй раз был в челябинской больнице, где няня «Больничных сирот» Мария Михайловна ухаживала за четырехлетней Машей, которая попала в больницу из приюта. Маму и бабушку Маши посадили в тюрьму, они кого-то убили в пьяной драке, других родственников у девочки нет. Она и в больнице была бы одна, если бы не программа «Больничные сироты». Маша уже давно в приюте, но маму все равно помнит и скучает. Мария Михайловна заплела ей красивые косички, принесла конфеты, игрушки и карандаши — и вот Маша сидит в своем чистом сарафанчике и рисует. А потом начинает плакать и звать маму. И слезам этим нет конца. Мы с фотографом Вадимом изо всех сил пытались ее отвлечь и развеселить, но горе, это базовое и всеохватное горе брошенного ребенка — это чересчур. Уже выйдя за дверь, чтобы не множить слезы в палате, я слышала, как Мария Михайловна, обнимая Машу, шептала ей, что все будет хорошо, что она не одна, что она еще увидит маму. И через какое-то время девочка успокоилась. Я вернулась в палату, Маша снова взялась за карандаши, я посмотрела на Марию Михайловну и поверила, что все правда будет хорошо. Что любовь может победить.
И она побеждает. Любовь Ольги Пинскер к ее мужу Толе, которому она не дает умереть, и делает все, чтобы отправить его в реабилитационный центр и вновь поставить на ноги. Любовь мужа к жене, которая перенесла мастэктомию после четвертой стадии рака: он носит ее на руках и говорит, что без груди она еще прекраснее. Любовь брата, который бросил работу и борется с лейкемией родственника, хотя тот сам уже сдался. Даже когда от опухоли мозга умирает ребенок, но он дома и окружен семьей, и в его жизни до последнего есть игры и смех, — даже тогда любовь побеждает.
Меня как-то попросили в одной фразе объяснить, чем мы занимаемся в «Таких делах». И я поняла: мы конвертируем слезы в дела. Мы ездим во всей стране и рассказываем про жизнь, которую многие не видят — или боятся видеть, потому что слишком больно, — и показываем, что можно сделать, чтобы помочь. Чаще всего достаточно малого: даже сто рублей, которые будут ежемесячно списываться с карты, — это огромная помощь десяткам фондов, с которыми мы работаем. Это действительно работает.
На следующий день после разговора с Ирой я написала ее историю. Это был сбор для фонда «АдВита», который оплачивает анализы и лечение онкологических заболеваний. Текст собрал несколько сотен тысяч рублей в первый день, а потом Ира звонила мне, благодарила и говорила, что они с дедушкой вместе плакали, когда читали его. И тогда я подумала, что если слезы можно превратить в деньги, которые помогут людям, — это правильные слезы.
За время своей работы «Такие дела» собрали 555 миллионов рублей для более 200 благотворительных организаций и помогли десяткам тысяч людей по всей России. Но дело в том, что редакция сама существует на пожертвования — потому что мы не берем процент от собранных денег и у нас нет рекламы. Авторы и фотографы ездят в командировки по всей стране и каждый день превращают свои переживания в дела. И на это нужны деньги.
Мы умеем собирать на других, но нам нужно собирать и на себя. Любая, пусть самая небольшая сумма, позволит нам и дальше рассказывать вам про жизнь, которая есть всюду. Даже там, где сложно — или больно — представить. И тогда вместе мы сделаем эту жизнь лучше. И любви будет больше, чем слез.