Двухлетняя Юля ко всем забиралась на коленки, всех женщин называла мамами, смотрела заискивающе и могла бесконечно повторять одно и то же действие, если оно вызывало одобрение и смех. Только спустя некоторое время ее приемная мама Ольга поняла, что все это — признаки неустроенного ребенка-сироты. Но сильнее всего ее напугало то, что Юля безостановочно раскачивалась из стороны в сторону.
Хочу ребенка
Когда Ольга рассказала знакомым, что они с мужем хотят удочерить девочку, те испугались и бросились отговаривать. Ольга и ее муж — корейцы. То, что они собираются принять в семью ребенка из детского дома, у друзей-корейцев вызывало непонимание, опаску и брезгливость: «Это ребенок не твоего рода, он чужой! Да как можно!», «Потерпи, скоро сама родишь!» Другие, напротив, вознесли ее на пьедестал и превратили в героиню: «Такой хороший поступок!», «Это так благородно! Какая ты молодец!»
«Меня поразила двойственность реакций. Было и смешно, и жалко, что люди настолько зависят от понятий “свое”, “мое”. В то время во мне уже зародилось чувство — это мой ребенок, какая разница, кто его родил. И мне было удивительно, что я, оказывается, делаю что-то особенное. Я же это делала для себя, мне хотелось ребенка!»
То было начало 2000-х, про детей-сирот тогда говорили мало, и Ольга не думала о том, что она спасает несчастную сироту, — ей просто хотелось стать мамой. Они с мужем прожили в браке пять лет, родить не получалось, и Ольга пришла за дочерью в детский дом. Адаптация в семье у Юли была сложная, Ольга с Вячеславом действовали интуитивно, тогда приемных родителей не обучали, забрал — воспитывай, как умеешь. Как-то справились.
Они все качаются
К тому времени, как Юле нужно было идти в школу, она уже стала обычной домашней девочкой: привыкла, успокоилась, расцвела, стала «мамкин-папкин ребенок», говорит Ольга. Жизнь в семье текла спокойно и просто, но внутри образовалась пустота. «Меня пугало, что я так и проживу, не узнав, для чего я живу, чего хочу», — вспоминает Ольга. Ответ она нашла в протестантской церкви, стала читать Библию и молиться. «Я будто почувствовала, что встроена в огромный механизм, я небольшой винтик и могу свою миссию в этом сложном механизме исполнять. Но не понимала, что именно должна делать».
Однажды Ольга поехала с товарищами в детский дом, чтобы сделать доброе дело: подарить детям игрушки и показать спектакль. Сидела и смотрела на детей, а они все качались из стороны в сторону, как Юля в первый день знакомства.
«Пять рядов качающихся детей, одинаково подстриженных, чуть ли не налысо, кто-то в зеленке, банты несуразные, видно, что одевала не любящая рука, а так, наспех, всех одинаково. Закончился концерт, стали дарить подарки и фотографироваться. Детей брали на руки, как товар, как обезьянок для фото, а они бежали за каждым, хватались, кричали: “Ты мой папа! Ты моя мама!” — и мне так противно стало, что взрослым это нравится, меня это так покоробило!
Мы уехали — и все тут же забыли про детей. И стало понятно, что дети были просто способом удовлетворения наших потребностей. Взрослым хотелось кого-то осчастливить, почувствовать себя героями, и они приехали за этим в детский дом. А потом уехали».
Ольга никак не могла понять, почему ей так больно, когда другим нормально, и что теперь с этой болью делать.
Она пришла к мужу и сказала: «Давай усыновим еще ребенка!» Муж ответил: «У нас уже есть ребенок, зачем нам еще один?»
«Я стала молиться. Спрашивала: Господь, я не знаю, почему ты заставляешь этих детей страдать, но ты дал мне это переживание за них и я знаю, что могу быть ответом. Как я могу поучаствовать в этом?» Подсказку дала социальная реклама: вдоль дороги висел баннер «Возьми ребенка на выходные!». Это был 2006 год, только появилась возможность устраивать ребенка в семью не на всю жизнь, а в гости, на выходные. Поддержку дали англоязычные сайты, Ольга читала, как работают с сиротами в Америке и Европе, находила людей, которые тоже берут детей на гостевой режим, и поняла, что хотя бы так — уже хорошо. Муж разрешил.
С семилетним щупленьким Мишей Ольга познакомилась скомканно и нейтрально. Он не лез обниматься, не кричал: «Мама!» — не смотрел просящими глазами, был другим, чем те, качающиеся дети. Сиротство в нем выдавало только напряженное, сжатое тело. Воспитатели объяснили, что этот ребенок долго был в семье и еще помнит, как это, когда тебя любят и обнимают. Ольга сказала мальчику честно: «Я никогда не смогу быть твоей мамой, но всегда буду твоим другом». Два года она забирала его на выходные и на каникулы, таскала с собой по гостям и в церковь и очень привыкла, что он всегда рядом.
Хотя бы одного
Летом Миша уехал со всеми детьми в лагерь, а когда смена закончилась, Ольга пришла в детский дом, чтобы, как обычно, забрать Мишу на выходные. Но мальчика там не было. «Нас закрывают», — сказали Ольге воспитатели. Детский дом расформировали, детей распределили по другим учреждениям.
Ольга рванула туда, куда поселили Мишу. Окраина города, глушь, криминальный район, коррекционный детский дом. Темные стены. Дети 7-9 лет — группа Миши — оказались там самыми маленькими, остальные — подростки. Внутри было шумно, жутко хлопали двери. На крыльце бычки и нахаркано.
Со временем Ольга заметила, как меняется Миша. И так безэмоциональный, он стал еще более напряженным, забитым и запуганным. А многие дети в детдоме ходили в синяках. Ольга так испугалась, что попросила разрешения приезжать к детям вместе с друзьями-верующими, проводить библейские уроки, чтобы понять, что происходит с детьми за закрытыми воротами детдома.
И дети стали украдкой рассказывать или громко кричать о том, что им плохо. «Вот мы им говорим о Боге, о божьей любви, а он как крикнет: “Да нет никакого Бога!” — “Почему?” — спрашиваем. “Да если бы он был, меня бы так не били!” Или подходит один и говорит: “Помолитесь за меня”». Постепенно по обрывкам разговоров Ольга поняла, что в детском доме происходило физическое насилие.
Как в тюрьме: был старшак, и ему все подчинялись, воспитатели договаривались с ним, чтобы он своими мерами держал дисциплину. И, скорее всего, это происходило десятилетиями: старшие травили младших, а те воспринимали это как неизбежный этап становления в коллективе.
Возвращая Мишу после выходных, Ольга рыдала на плече у мужа. «Я не могла остановиться, говорила, что не могу туда отвозить Мишу, просто не могу». Очень скоро муж сказал: «Слушай, систему ты не поменяешь, забирай к нам Мишу, хотя бы одного спасем».
На Мишу Ольга оформила опекунство и сказала ему: «Теперь ты можешь звать меня мамой». А других ребят из Мишиной группы стала приводить на выходные, и дома вечно был бедлам — по пять, восемь детей. И пока Ольга таскала за собой ораву ребят и всем про них рассказывала, двоих усыновили ее друзья. А тот детский дом очень скоро расформировали и закрыли.
Изменить сценарий
К 2013 году Ольга хорошо разобралась, как устроены детские дома, узнала, как вытащить отдельного ребенка из системы. Теперь ей осталось последнее испытание: понять, как противостоять тому, что дети попадают в детские дома.
«Ко мне пришла знакомая и рассказала, что прямо сейчас несколько молодых мамочек могут бросить своих детей. Сказала, что это выпускницы детских домов. Оказалось, им еще не дали квартиры, жить негде, отцы детям не помогают, у них даже памперсов нет, девушки слоняются по углам и того и гляди или сами детей отдадут, или опека заберет. И это был момент прозрения. Я так ясно увидела систему: эти девушки — это те самые качающиеся девочки из детских домов, а сегодня они уже молодые мамы и уже их дети могут стать сиротами при живых родителях. И я поняла, что это процесс обратимый, только сценарий нужно изменить».
Ольга с коллегой арендовали квартиру, получили грант от администрации города. В «Одноклассниках» повесили объявление: делаем приют для женщин с детьми, нужны мебель, одежда, ложки-поварешки, пеленки-распашонки, несите все, будем спасать детей от сиротства!
Во время этой суеты Ольге позвонила знакомая. «Какое правильное дело вы делаете, — говорит. — Вот я сейчас в роддоме лежу, и здесь кореянка отказалась от дочери». Ольга удивилась: кореянки никогда не отказываются от своих детей. И решила съездить посмотреть, что там за ребенок. Потому что ее приемные Юля и Миша уже выросли и муж Вячеслав сказал, что готов взять еще ребенка, но при условии, чтобы это был здоровый младенец, мальчик и непременно корейской национальности, а такого почти не бывает.
Когда Ольга приехала в роддом, врач сразу спросила: «Вы знаете, что там патология? А так вообще ладненькая девочка». «А я смотрю на девочку, остановиться не могу, плачу, потому что понимаю, что это моя дочь. Говорю: я ее забираю. Вышла, еду в машине, звоню мужу. “Что случилось?” — “Слава, это не мальчик, а девочка, еще и больная, но я ее так люблю уже, я не могу без нее жить!” — “И чего ты плачешь?” — “Я боюсь, что ты скажешь нет”. — “Заберем, заберем, не плачь”. И все. Он так это сказал спокойно и правильно». У девочки пока два имени, папа называет Соней, а мама — Вероникой. Муж Ольги просто растворился в дочери. Пеленал, кормил, переворачивал, баюкал. А у Ольги одновременно появились дочь-младенец и центр помощи женщинам в кризисной ситуации. Она укладывала дочку в слинг и бежала работать.
Все девочки-мамы, которым дали кров, были выпускницами детских домов. Им обеспечили безопасность: вот комната, за которую не надо платить, вот ребеночек, он одет и накормлен, кроватка, коляска — все есть. «И тут оказывается, что маме ребенок как-то неинтересен. Она раздражается, психует и на ребенка, и на себя, и на сотрудников центра. Некоторые бросали детей, уходили, гуляли, нарушали правила центра. Я поняла, что, предоставляя им материальную помощь, мы проблему не решаем. Они все твердят: я-то уж никогда не брошу своего ребенка, но повторяют те же ошибки, что и их родители». И Ольга признала: нужна помощь психологическая.
Сейчас организация «Чужих детей не бывает» одномоментно помогает тридцати молодым женщинам с детьми. Пять семей живут в кризисном центре, еще 25 — у себя дома. С каждой мамой работает психолог, он помогает женщине проанализировать свою жизнь, понять, что именно ее привело к трудностям и как нужно изменить свои действия. Но встречаться с подопечными психологу негде, он проводит консультации то в коридоре, то в парке на скамейке, то в ванной комнате.
Центру необходим кабинет психолога. Помещение нашли, два психолога (для женщин и для детей) в штате есть. Но сейчас два кабинета стоят пустые. На их оборудование деньги собирает фонд «Нужна помощь». То есть мы с вами. Наши 100, 200, 300 рублей помогут создать кабинет психолога, а он научит женщин оставаться матерями даже в самой трудной ситуации.
Пожалуйста, давайте поможем Ольге Лим уберечь детей от детского дома. Она знает как.