«Кто нам дал котят?» — спрашивает мой новенький сын. Никто, говорю, не давал, Динка наша родила. В голове тренькает тревожный звоночек, с некоторых пор я подобные вопросы для себя отмечаю. Новенький сын у меня приемный. Я молодая мама, молодая приемная мама.
Кошка Динка на печкеФото: Анна Иванцова для ТД
Нашему знакомству всего пять месяцев, меньше, чем беременности. Вообще-то, мама я отнюдь не молодая, опыт некоторый имеется. Но это все не то, это кровные дети. Тут все иначе. Процессы, впрочем, схожи. Сначала вынашиваешь: долго и мучительно собираешь документы, проходишь, не к ночи оно будь помянуто, психологическое тестирование, и тебя от всего этого постоянно тошнит. Специалистов не оказывается на месте, все компьютеры зависли, системы слетели. Ко всем врачам дикая очередь, они вообще заболели, в отпуске, ушли по грибы. «Инфекционист в нашей больнице не предусмотрен, нет ставки, найдите старшую сестру, вот только что была здесь, зайдите в пятый кабинет, уже ушла. Женщина, у вас же справка о несудимости закончилась! И поставьте печать в регистратуре». А потом психолог в люрексе.
— Сейчас я вас протестирую, садитесь вот сюда, — указывает на кресло, сама на стуле напротив, достает блокнот.
— Расскажите о себе, — рассказываешь. — У вас что, ребенок-инвалид?
— Ну да, — говоришь, — имеется.
— Сколько лет?
— Семь.
Подскакивает, глаза округляются, выдает с придыханием:
— Вы семь лет держите в доме ребенка-инвалида?!
Замираешь, время остановилось, перед глазами проходит дальнейшее развитие событий: вот ты выдергиваешь из-под тети стул и в полете, пока она еще не приземлилась, фигачишь им ей по голове. Психологическое тестирование завалено. Ты, матушка, склонна к аффекту. Трясешь головой, кашляешь, просишь водички. Тестирование продолжается.
— А какая у вас мотивация?
Вещаешь прекраснодушное, о своем опыте воспитания и реабилитации, о желании быть полезной…
— Это все не годится, — заявляет психолог, — это вы себе игрушку берете.
— А как, — спрашиваешь, — надо?
— Надо — за деньги.
— А велики ли, — интересуешься, — деньги?
— Три с половиной тысячи в месяц, плюс пятьсот рублей, если возьмете с инвалидностью.
— Отлично, — думаешь, — пять старушек — уже рубль.
На прощанье психолог жмет тебе руку и называет сильной духом женщиной. Соглашаешься: это ваше тестирование пережить — действительно подвиг.
Женя с дочкой СашейФото: Анна Иванцова для ТД
Когда ты, наконец, получаешь вожделенное заключение о возможности быть опекуном, можно приступать к получению ребенка — переходить, так сказать, в стадию родов. У меня эта стадия заняла двенадцать дней, роды были стремительные.
Самое сложное для меня было — выбрать. В моей голове идея выбора никак не укладывается.
Я привыкла без выбора, кого родила, тот и твой
А тут база, в ней дети, их много, выбирай любого. Очень почему-то было страшно. Не стала я выбирать в итоге — взяла, кто первый открылся. Дети одобрили, и я понеслась неведомо куда, совершенно без башки, в стрессе, и — вуаля — получила ребенка.
Кровного ребенка получаешь в роддоме, он как чистый лист, его историю вы делаете вместе с самого начала. А новому моему сыну четыре года: он вполне осознанный товарищ, помнит группу, воспитателей и Кирилла, который кусался. Имеет свою историю. Неизвестную мне историю, не знаю, чего там с ним было. Судя по сухим официальным строчкам личного дела — ничего хорошего. Весьма интересный и разносторонний маленький человек. «Друзья мои, куда же вы убегаете?» — обращается он за обедом к кусочкам картошки, пытаясь подцепить их на вилку. И тут же выдает трехэтажную фразу матом, сапожники зеленеют и дохнут от зависти. Нда… «Интересно, чего там еще на подкорке записано?» — думаю я.
Сейчас у нас период адаптации. Я тут для себя открыла, что адаптация у нас уже неоднократно случалась, с каждым новым ребенком. Сначала все умиляются младенцу, потом начинают делить территорию, конфликтовать свои детские конфликты — «чего он лезет?», «а она мою тетрадку взяла», «твой ребенок напустил слюней в мой телефон», — вот это вот все. Даже ночные вопли бывают с новеньким сыном, и тогда все с утра не выспались и ворчат.
Но парень обжился и пытается повысить свой социальный статус, что для его возраста характерно. Я это уже много раз видела и не боюсь. А пубертат, ох и прилетит мне в пубертате, мало не покажется! Чудный период, дети покрываются прыщами и вечно всем недовольны. Плавали-знаем. Мои старшие отжигали по полной программе, иногда совсем не смешно. Иногда, впрочем, смешно. Одна, помню, страшно не одобряла наше материальное положение, считала его недостаточным. Думала, что ее в роддоме подменили, а она из богатой семьи, вообще-то. Кличка у нее в те времена была Ротшильд. Теперь зарплату хорошую получает.
За время нашей совместной жизни новенький сын изменился. Повзрослел как-то. Исчезла позиция «я маленький, подайте мне всё сюда». Теперь он мамин помощник и очень этим гордится. Приобрел широкие познания в кулинарии, помогая мне с приготовлением обеда.
Семейный портрет. Слева направо: Надя, Гриша, Женя с Сашей на руках, Ксюша, ТусяФото: Анна Иванцова для ТД
У этого ребенка живы мать и отец. Это называется — социальное сиротство. Когда-нибудь он про них спросит, и мне придется отвечать. Я читала психологические книжки и знаю, как надо. Не скрывать, не осуждать, быть благожелательной. Непростой будет разговорчик, чует мое сердце. Воспитание, я думаю, состоит в том, чтобы получившийся в результате человек не разбирался до пятидесяти лет со своими детскими травмами. Чтоб у него время на собственную жизнь осталось. Задача вроде несложная.
Просто ты ежедневно вкладываешь в ребЕнка
Свое хорошее отношение к жизни. Свою уверенность, надежность, доброжелательность. Любовь свою, наконец. Ведешь себя прилично, ведь ребенок смотрит. Еще кормишь и даешь возможность учиться. И все. На практике выходит довольно затруднительно, уж я то знаю. Чтобы вкладывать, надо чтобы было чего вкладывать, знаете ли. А не всегда есть. И я не стала бы осуждать тех, кто не справился, у самой косяков предостаточно. Понять и простить, да. Но мне очень не хочется общаться с его кровными родителями почему-то. Ревность, наверное.
Мне бы надо быть им благодарной. За то, что он такой прекрасный, наследственность ведь никто не отменял. За себя. Ведь сложись их жизнь по-другому, мне бы не достался этот ребенок. Возможно, при другом раскладе это были бы обычные достойные люди. За то, что он вообще в живых остался, мог бы и не выжить! Благодарности пока нет, нос мой еще не дорос. Есть чувство вины перед кровными родителями: теперь вся радость от этого ребенка достанется мне. Не моя, конечно, в том вина, но это неправильно.
И еще я боюсь. Придет «яемуехидна», скажет: «Отдавай моего ребенка!» И придется отдать. Потому что не я его родила. Вот, думаю, усыновить его, что ли. Пока у меня безвозмездная опека, не прельстили меня четыре тысячи. Но таким детям вроде квартира от государства полагается. Не подложить бы свинью человеку своим усыновлением — с квартирами у меня негусто. С другой стороны, памперсов положенных ему не дали, больно, сказали, умный. Так что вопрос усыновления я еще хорошенько обдумаю.
А пока, как и все дети, новенький сын не задается вопросом, как котята в Динку попали. Ему интересно, как они из нее вылезли. Так что у нас еще есть время спокойно пожить.
