Жеребец Зазывала вырвался вперед в самом начале гонки. На финишной прямой Краганур обогнал Зазывалу и пришел первым. Но судья дисквалифицировал победителя: мол, он всю гонку «толкался, врезался и мешал» соперникам. Победа была отдана Зазывале. Но Эпсомское дерби 1913 года вошло в историю не из-за дисквалификации и даже не потому, что, на трибунах присутствовали король и королева. Причина была трагичнее.
На финальном этапе гонки случилось нечто невообразимое. Ловко преодолев заграждения, на скаковую дорожку выбежала женщина. Уже в следующую секунду в нее на скорости 56 километров в час врезался Анмер, скакун короля Георга V. Эпсомское дерби было важным событием в английском обществе. В тот день скачки посетило рекордное количество людей — 500 тысяч человек. Неудивительно, что дерби снимали целых три камеры. И все три зафиксировали момент жуткого столкновения.
Анмер сбросил жокея и упал сам, но сильнее всех пострадала женщина. Через четыре дня она скончалась. Эмили Дэвисон было 40 лет, и она была одним из главных боевиков Женского общественно-политического союза. Возможно, она хотела прикрепить к сбруе коня флаг суфражисток. Через несколько дней после смерти Дэвисон вышел посвященный ей номер официальной газеты Союза «Суфражистка»: на обложке Эмили в образе ангела стояла на скаковой дорожке. Заголовок гласил: «С благоговением, уважением и доброй памятью об Эмили Уилдинг Дэвисон. Она умерла ради женщин». Ниже шла цитата из Евангелия от Иоанна 15:13: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя».
«Суфражистка»Фото: Wikimedia Commons
На похороны мисс Дэвисон пришли сотни женщин, единомышленницы по суфражистской борьбе. Должна была присутствовать и создательница и лидер Женского общественно-политического союза Эммелин Панкхёрст, но ее арестовали, едва она вышла за порог дома. В своей автобиографии «Моя личная история» Эммелин написала об Эмили: «Мисс Дэвисон не раз выражала свою глубокую убежденность в том, что в наши нецивилизованные дни единственный метод, которым можно убедить людей действовать — человеческие жертвоприношения. И вот она пожертвовала собой в присутствии короля и королевы… моля о том, чтобы прекратить страдания женщин в Англии и во всем мире». Результатов жертвоприношения пришлось ждать еще 15 лет.
Прирожденная суфражистка
Эммелин хорошо запомнила тот вечер. Она уже легла в кровать и почти заснула, когда сквозь дрему услышала, что отец и мать зашли в детскую. «Не знаю, что за мысли крутились в голове отца, когда он посмотрел на меня, но я отчетливо помню, как он грустно сказал: “Какая жалость, что она родилась не мальчишкой”». Вероятно, отец Эммелин имел в виду несоответствие между полом и характером дочери: она отличалась упрямством, упорством и нетерпимостью к несправедливости — не зря Эммелин родилась 15 июля, почти в День взятия Бастилии.
Но сама Эммелин, старшая из пяти дочерей манчестерского семейства Гулденов, никогда не жалела о том, что родилась женщиной. И, хотя ее родители стремились дать и своим дочерям, и своим сыновьям все лучшее, разница в качестве «лучшего» для мальчиков и для девочек была весьма заметна. «Меня всегда озадачивало, почему я обязательно должна сделать атмосферу в доме привлекательной для своих братьев, — вспоминала Эммелин. — Да, мы с ними прекрасно ладили, но им не предлагалось сделать атмосферу в доме привлекательной для меня. Почему? Никто не знал ответа на этот вопрос».
Свое первое суфражистское собрание девушка посетила в 14 лет. Домой Эммелин вернулась «сознательной и убежденной суфражисткой». Становлению независимой личности девушки способствовало и двухгодичное образование во французской школе-пансионе. А осенью 1878 года 20-летняя Эммелин познакомилась с 44-летним Ричардом Панкхёрстом, адвокатом, ярым борцом за свободу слова и наделение женщин избирательным правом.
Когда-то Панкхёрст дал себе слово оставаться холостяком, дабы ничто не отвлекало его от общественной работы. И ему удавалось успешно держать это слово — по крайней мере, до встречи с Эммелин. Вскоре пара обвенчалась в манчестерской церкви Святого Луки. Это будет счастливый брак, который продлится 19 лет.
«Я часто слышу колкости, что суфражистки — это женщины, которые не смогли найти здоровый выход своим эмоциям и поэтому стали озлобленными и разочарованными существами. Скорее всего, это не относится ни к одной суфражистке и уж точно не относится ко мне» — писала Эммелин.
Через год после свадьбы на свет появилась старшая дочь Панкхёрстов Кристабель, еще через два года родилась Сильвия — впоследствии обе стали знаменитыми суфражистками. Первый сын Панкхёрстов умер от дифтерии, второго сына назвали Генри Фрэнсисом в честь покойного брата. Позже родилась еще дочь Адела. На этом прибавления в семье закончилось: Эммелин не имела намерения ограничивать свою жизнь обязанностями жены и матери, да и Ричард этого не желал.
Забота о бедных
В 1889 году супруги Панкхёрст объявили о создании Лиги за женские выборы. Сам факт образования подобной организации возмутил консервативные слои манчестерского общества: мало того, что Лига ратовала за право замужних женщин участвовать в местных выборах, так она еще и пропагандировала идею равноправия при разводе и наследовании имущества. Лига самораспустилась через год, но к этому времени Эммелин уже приобрела репутацию общественного деятеля. Ее имя стало более известным, чем имя ее мужа. В 1894 году миссис Панкхёрст была избрана Попечителем о бедных — теперь в ее обязанности, в числе прочих, входило посещение учреждений и общежитий для бедноты.
Первый же визит в манчестерский работный дом произвел на Эммелин тяжелейшее впечатление: «… Я ужаснулась, когда увидела маленьких девочек лет семи-восьми, на коленях скребущих каменные полы длинных коридоров. Эти девочки носили обноски летом и зимой, тонкие хлопковые платьица без горла и с коротким рукавом. Ночных рубашек им, как бедноте, не полагалось вовсе. Администрации не приходило в голову, что эпидемия бронхита связана с одеждой и что неплохо бы ее сменить».
Миссис Панкхёрст с энтузиазмом взялась за дело: ее пробивной характер и нежелание слышать «нет», когда она действительно чего-то хотела, сыграли ключевую роль в преобразованиях. Эммелин удалось дешево приобрести землю за городом, выстроить на ней несколько коттеджей и переселить туда сирот. Девочек обеспечили не только теплой одеждой, но и пристойной едой, хорошими учителями и даже — неслыханная роскошь — гимнастическим залом. «Если относиться к детям как к голодранцам, они и вырастут голодранцами… но если к ним относиться как к детям, находящимся на попечении государства, они станут приличными людьми», — такова была позиция Эммелин.
Но не только дети работного дома были предметом ее забот. «Пожилые женщины, старше 60, а иногда и 70 лет, делали большую часть работы в доме, в частности, шитье, которое обеспечивало всех обитателей учреждения одеждой». Помогая им, Эммелин приходила к собственным неутешительным выводам. Большинство этих женщин встречали старость в тяжелых условиях не по собственной вине, а из-за несовершенства закона, неспособного их защитить. Многие когда-то работали домашней прислугой, но, потеряв работу в пожилом возрасте, не смогли найти новую. Что касается сбережений, то они никогда и не зарабатывали столько, чтобы хоть что-то отложить. «Я думала, что была суфражисткой до того, как стала Попечителем о бедных, но теперь я пришла к мысли, что право голоса для женщины это не только разумная, но и жизненно необходимая мера». Эммелин чувствовала, что время разговоров прошло. Пора было действовать.
Вместо слов
Летом 1898 Эммелин со старшей дочерью Кристабель отправилась в Швейцарию навестить подругу по французскому пансиону. Неожиданно пришла телеграмма от Ричарда: «Мне стало хуже. Пожалуйста, возвращайся домой, любовь моя». Эммелин выехала немедленно, оставив дочь у подруги. Она уже сидела в поезде Лондон-Манчестер, когда в купе принесли свежие газеты. В одной было опубликовано сообщение о смерти Ричарда.
Миссис Панкхёрст взялась за работу с удвоенной силой. Тем более что с уходом любимого мужа она потеряла еще и кормильца семьи. Эммелин была вынуждена оставить пост Попечителя о бедных и устроилась на оплачиваемую работу в Регистратуру рождений и смертей.
Семья Панкхёрстов перебралась в новый дом на Нельсон-стрит, содержание которого обходилось дешевле. Именно в этом доме в октябре 1903 года началась история Женского общественно-политического союза — пожалуй, самого экстремистского объединения суфражисток в истории.
«Мы израсходовали аргументы. Мы должны либо сдаться окончательно, как, в сущности, поступили суфражистки 1880-х, либо действовать и не останавливаться, пока эгоизм и упрямство правительства не будут сломлены». В Союз могли вступать только женщины. Вступившие в Союз женщины не могли состоять ни в какой другой партии. У вступивших в Союз женщин должна быть только одна цель — добиться политического равенства с мужчинами.
То, что новая суфражистская партия отличается от предыдущих, стало понятно быстро. Если прежде суфражистки ограничивались выступлениями с трибун и составлением прошений, то участницы Союза не скрывали, что настроены воинственно. В конце концов, девиз их партии: «Дела, а не слова». 12 мая 1905 года состоялся первый громкий митинг объединения: суфражистки собрались перед зданием парламента и выкрикивали свои требования. Среди демонстранток были и дочери Эммелин — все трое стали активными борцами за дело, начатое их матерью.
Параллельно активности суфражисток росла и активность полиции: задержания на митингах стали обычным делом. Во время одного из них Кристабель плюнула в лицо применившему к ней грубую силу полицейскому. Молодой парламентарий Уинстон Черчилль великодушно предложил заплатить штраф за оскорбившую служителя порядка девушку, но Кристабель отказалась, предпочтя провести неделю в тюрьме. Раздосадованный тем, что его жест отвергнут, Черчилль заявил, что не позволит делать из себя подкаблучника. Спустя несколько лет, когда Черчилль решил жениться, ему пришла анонимная телеграмма от «Манчестерской суфражистки», в которой та «сердечно поздравляла» политика с решением, хотя и беспокоилась о том, что прежде «он не позволял делать из себя подкаблучника».
Неженские методы
Среди участниц Союза самым популярным методом силового воздействия было битье окон. Миссис Панкхёрст полностью его одобряла, так как «битье окон — это проверенный временем метод демонстрации неудовольствия политической ситуацией». В пример она приводила Уинчестер, где не так давно состоялась масштабная демонстрация разъяренных горожан, протестовавших против перемещения исторической пушки из одной части города в другую. Демонстрация сопровождалась погромами и битьем окон, но виновные не были ни оштрафованы, ни наказаны как-либо еще. Одна небольшая, но существенная деталь — демонстранты были мужчинами. «Битье окон английским мужчиной считается честным выражением политического мнения. Битье окон английской женщиной считается преступлением», — негодовала Эммелин.
Саму миссис Панкхёрст все чаще увозили с демонстраций в полицейской карете. Вскоре у Эммелин появился личный отряд телохранителей из женщин ее партии, которые освоили приемы джиу-джитсу, но полицейские зачастую оказывались сильнее. Иногда Эммелин проводила в тюрьме несколько дней, иногда арест длился неделями. Как ни странно, аресты приносили суфражисткам пользу. Газеты каждую неделю писали о Женском общественно-политическом союзе, а шумиха укрепляет политические позиции.
В 1909 году к методам борьбы участниц Союза прибавилась голодовка. Фактически суфражистки первыми стали широко использовать этот способ давления на власть. Но работники тюрьмы Холлоуэй, куда доставляли большинство арестованных суфражисток, нашли достойный, по их мнению, ответ: заключенных начали кормить насильно, удерживая за ноги и руки и вставляя в горло резиновую трубку. Во время очередного ареста Эммелин имела несчастье сама удостовериться в том, что принудительное кормление стало обычной практикой по отношению к объявившим голодовку суфражисткам. «Я лежала в своей камере, ослабленная голодом, когда услышала короткий крик из камеры миссис Лоуренс и затем звук серьезной продолжительной борьбы… Она сильная женщина и очень упорная, так что потребовались усилия девяти надзирательниц, чтобы удерживать ее».
Несмотря на участившиеся аресты и грубые тюремные условия, количество членов Женского общественно-политического союза росло. Казалось, этих женщин невозможно напугать. Хотя, надо отдать должное властям, они старались изо всех сил. Самым тяжелым событием в истории Союза стала Черная пятница.
18 ноября 1910 года марш, в котором участвовали три сотни суфражисток, был жестоко подавлен полицией. Избиения и истязания женщин прямо перед Вестминстерским дворцом на Парламентской площади продолжались шесть часов. В расправе принимали участие не только полицейские, но и сочувствовавшие им прохожие-мужчины. Нападения носили, в том числе, сексуальный характер: женщин грубо ощупывали, разрывали на них одежду, трогали за грудь. В тот день были арестованы 115 женщин и четверо мужчин. Почти все суфражистки покинули поле боя с травмами разной степени тяжести. Черная пятница показала, что мирное урегулирование конфликта суфражисток и власти в ближайшие годы невозможно.
И все же власти шли на некоторые уступки. Одна из самых известных — Закон о временном освобождении заключенных по состоянию здоровья, прозванный в народе «Закон кошки и мышки». Кошка имеет привычку играть с мышкой перед тем, как убить ее. Так же и тюремное начальство могло отпустить суфражистку по состоянию здоровья с условием, что она вернется позже и досидит положенный срок.
Действующие лица
Как и во всех политических движениях, в Союзе были свои кумиры. Так, Эмили Дэвисон стала легендарной еще задолго до своей трагической гибели на скачках в Эпсоме и заслужила от Сильвии Панкхёрст характеристику «одного из самых бесстрашных и дерзких боевиков» Союза.
Во время ареста в июле 1909 года Дэвисон объявила голодовку, и ее выпустили из тюрьмы через пять дней после ареста (за это время она потеряла девять с половиной килограммов). Прием сработал еще пару раз, но потом к Дэвисон применили принудительное кормление. После первого подобного опыта суфражистка забаррикадировала вход в камеру кроватью и стулом. Охранники разбили стекло в камере и пропустили сквозь решетку пожарный кран, из которого на пол хлынула вода. Дэвисон продержали в ледяной «ванне» 15 минут, прежде чем отправить в тюремный госпиталь с переохлаждением.
Из-за поджога почтового ящика у здания парламента Дэвисон приговорили к шести месяцам тюрьмы. Там, пережив еще одно насильственное кормление, суфражистка сбросилась с тюремного балкона с высоты 12 метров. «В мыслях у меня было: одна трагедия может спасти многих». Несмотря на серьезные ранения, в том числе травму головы, Дэвисон продолжали кормить насильственно до окончания ее срока.
Другой знаменитостью Женского общественно-политического союза стала леди Констанс Булвер-Литтон, дочь первого графа Литтона. Фанатичная суфражистка леди Констанс была возмущена тем, что во время арестов с ней обращаются уважительно и сразу отпускают. Она пошла на крайние меры: состригла свои роскошные волосы и появлялась на суфражистских митингах не иначе как в самом отборном тряпье, которое смогла достать, выдавая себя за «уродливую лондонскую прачку Джейн Уортон». Во время такого маскарада сидевшая за решеткой «Джейн» узнала, что в тюрьму привезли Эммелин Панкхёрст. Сколов эмаль со старой шпильки для волос, леди Литтон вырезала у себя под грудью букву V — Votes for Women. Голоса женщинам.
Кстати, против ареста Панкхёрст протестовала и Мэри Ричардсон, когда пробралась в Национальную галерею и ударила «Венеру с зеркалом» Веласкеса ножом.
А вот Мэри Ли завоевала всеобщее уважение после того, как метнула в машину премьер-министра Генри Асквита топор с вырезанными на деревянной ручке словами «Голоса женщинам».
Но, конечно, главной легендой Союза была сама Эммелин Панкхёрст, чья преданность делу не знала ни границ, ни усталости, ни личных интересов. Она продала свой дом еще в 1907 году и с тех пор жила у знакомых и сочувствующих суфражисткам людей, все ее имущество помещалось в небольшой чемодан. Когда 20-летнего сына миссис Панкхёрст парализовало из-за воспаления спинного мозга, она не отменила ни одной встречи. Утром 5 января 1909 года Гарри скончался — Эммелин была рядом. Похоронив сына, она прямо с кладбища поехала на митинг и выступила перед пятитысячной толпой. Подосланные противниками суфражисток квакеры в этот раз не проронили ни слова.
Война и тур
Первая мировая война заставила суфражисток на время забыть о своей цели. Эммелин считала, что в сложные для страны времена необходимо объединиться перед лицом общего врага. Она направила энергию на помощь матерям, чьи мужья ушли воевать, или тем женщинам, которые родили вне брака и теперь не могли найти место в «приличном» обществе.
Миссис Панкхёрст открыла приют, воспитание в котором велось по методу Монтессори. И, наконец, сама удочерила четверых сирот. Благодаря девочкам у Эммелин впервые за много лет появился постоянный дом. Когда ее спрашивали, как она отважилась в 57 лет, не имея дохода и постоянно находясь на грани ареста, взять на воспитание четырех детей, миссис Панкхёрст отвечала: «Спросите лучше, почему я не взяла сорок детей».
Кроме того, суфражистка гастролировала по миру, собирая средства для продолжения борьбы. В Коннектикуте, в США, Эммелин произнесла свою знаменитую речь «Свобода или смерть», которая заканчивалась словами: «Если мы выиграем эту битву, сложнейшую из всех, мы поможем женщинам будущего выиграть собственные битвы».
В Батерсте, в Канаде, во время экскурсии по городу мэр с гордостью представил Эммелин новое здание «дома для падших женщин». «А где у вас дом для падших мужчин?» — поинтересовалась суфражистка. В Петрограде, в России, миссис Панкхёрст встретилась с Керенским, который сразу заявил, что английские женщины не могут ничему научить русских женщин. На прощание председатель Временного правительства похвастался пером, которым «подписывал документы сам царь», чем окончательно убедил суфражистку в том, что она имеет дело с «самым большим проходимцем своего времени». Зато симпатия между Эммелин и Марией Бочкаревой, создательницей первого в русской истории женского батальона, была мгновенной и обоюдной.
Победа
Годы борьбы, путешествия и ухудшившиеся отношения со старшими дочерьми ослабили здоровье Эммелин. Всегда энергичная и полная сил миссис Панкхёрст резко сдала. Она будто разом потеряла интерес к политике и делу всей жизни. Ее последним пристанищем стал дом престарелых в Хэмпстеде. Эммелин скончалась 14 июня 1928 года.
Ровно через две недели после ее похорон, 2 июля 1928 года, парламент принял Закон о народном представительстве, уравнявший женщин в избирательных правах с мужчинами.