Такие Дела

О любви не говорят

В прошлом году я познакомилась с Зариной, ингушкой, которая живет и работает в Москве. Кто-то из наших общих знакомых пошутил, что Зарина «не простая ингушка», потому что до сих пор не замужем. Зарина пояснила мне, что ей не нравятся некоторые свадебные ингушские традиции, от которых не уйти. «Ты не можешь себе представить, — говорила она, — сколько всего перед свадьбой должна сделать невеста! Предсвадебные сборы чуть ли не важнее самой свадьбы. Купить приданое, подарки всем родственникам жениха — шубы, золото, чтобы показать достаток, а я не люблю ни то ни другое. А еще я бы хотела выйти замуж за человека, которого буду любить. Но выбирать я могу только среди ингушей — мои родители никогда не согласятся даже на брак с чеченцем. А ингушские мужчины… многие слишком традиционны. Муж может запретить мне работать…

В общем, лучше не выходить замуж, чем так. Но многие мои подруги счастливо вышли замуж. Я была на их свадьбах и рада за них. Сейчас у нас редко выдают замуж против воли, как правило, женятся по взаимной симпатии. И девушка морально готова к той традиционной ингушской жизни, которая ее ждет в замужестве. Но я насиловать себя не хочу. Как и не хочу делать больно родителям и выходить за того, кого они не смогут принять. Так что, возможно, я никогда не выйду замуж».

Через год замуж собралась подруга Зарины Алия. Я напросилась на праздник, чтобы увидеть, как устроена традиционная ингушская свадьба.

Десять дней до свадьбы: сватовство и переезд

Мы с Алией встречаемся в Москве, в кафе «Шоколадница». Она в аккуратном длинном платье, в больших темных глазах волнение. Через десять дней Алия уедет в Ингушетию, выйдет там замуж, и ее жизнь изменится.

Алия родилась и жила в Ингушетии, в городе Сунжа. Она — единственный ребенок в семье. Училась в Москве, потом вернулась в Ингушетию, работала в Магасе. А потом умерла ее мама.

«У мамы была опухоль мозга, после операции ее парализовало, — рассказывает Алия. — Четыре года она была прикована к постели, я за ней ухаживала. Через год после ее смерти я переехала в Москву, потому что без нее дома было невыносимо. Пока мама была жива, она ждала меня дома с работы. А тут я возвращаюсь, и меня никто не ждет… Я очень люблю своего отца, но мама была моим самым родным человеком, другом. Папе предложили работу в Москве, и мы с ним переехали. Потом он вернулся домой, а я осталась. Возвращаться я не планировала, мне нравится Москва и нравится моя работа, но замужество все перевернуло…»

Своего жениха, Магомеда, Алия знала заочно. Он был другом ее двоюродных братьев. К тому же Магомед был на виду — он бизнесмен и общественник. В республике его уважают, и Алия уважала тоже. Несколько раз они пересеклись на разных мероприятиях. Стали переписываться — сначала по делу, потом на общие темы.

И когда Алия в очередной раз приехала в Ингушетию, Магомед прислал к ее отцу сватов.

«Его отец и дядя приехали в гости к моему отцу. Мой отец знает дядю Магомеда, они договорились. Я знала, что Магомед хочет на мне жениться, но говорить об этом с отцом у нас не принято. Свое согласие на брак я передала отцу через тетю. У жениха хорошая репутация, мои двоюродные братья хорошо о нем отзываются, поэтому его намерение было для нашей семьи приятным известием. Но если бы я была против, отец не стал бы меня неволить. Это раньше девушек не спрашивали и даже женихов не всегда. Сейчас так редко бывает».

Алию сосватали в январе. После этого она уехала в Москву — завершать дела и готовиться к переезду. С Магомедом они общались только по телефону и даже при большом желании увидеться до свадьбы не могли. В Ингушетии не принято женщинам общаться наедине с мужчинами, а со дня сватовства и до свадьбы нельзя даже пересекаться в общественных местах. У Алии и Магомеда раздельно, но параллельно, начались сумасшедшие дни приготовления к свадьбе.

«Мне нужно купить свадебные подарки родственникам мужа, — перечисляет Алия. — Отцу, матери, братьям, племяннице. Нужно полностью обновить свой гардероб, купить столько одежды, чтобы хватило на ближайший год. Собрать и упаковать приданое, заказать свадебное платье, оно у меня будет традиционное… Многие невесты еще покупают мебель и отвозят в дом жениха, чтобы обставить свою комнату по своему вкусу. Но я не повезу, мне все равно, какая у меня там будет мебель».

Традиция сдержанности

Чтобы узнать об особенностях ингушской свадьбы и нюансах приготовлений невесты, я встречаюсь в Москве с Танзилой Чабиевой. Танзила — ингушка, этнолог-кавказовед, кандидат исторических наук. Она рассказывает, что ингушская свадьба делится на две. Свадьба в доме невесты и, через несколько часов, — свадьба в доме жениха. Первая — скорее печальная, потому что невесту забирают из отчего дома, и гости приходят не только поздравить, но и проститься. Причем на свадьбе в доме невесты никого со стороны жениха нет. Считается, что родственники невесты и жениха не должны встречаться на свадьбе, чтобы между ними сохранились почтенные дистанционные отношения. Отсюда же традиция, когда зять не встречается с тещей и тестем, которая есть только у ингушей. Все серьезно до такой степени, что на общем празднике они будут сидеть в разных комнатах, и окружающие сделают все возможное, чтобы они, не дай бог, не столкнулись. Ингуши уверены, что эта традиция бережет семьи жениха и невесты от ненужных конфликтов.

Из отчего дома невесту увозят часов в 10-11 дня. После отъезда невесты гости быстро расходятся, но для невесты все только начинается.

Девушка оказывается в незнакомом доме, окруженная родственниками и знакомыми жениха — людьми, которых она никогда прежде не видела, но которые теперь ее семья. Единственный человек, которого знает невеста — это ее жених. Но по традиции они не встречаются в день свадьбы и даже не всегда — во второй день. Первые две ночи невеста спит одна.

«Не общаясь с женой в день и какое-то время после свадьбы, муж тем самым проявляет скромность в отношении родителей — это традиция сдержанности, ингуши не проявляют чувств публично. Вся наша культура основана на сдержанности, — поясняет Танзила. — В отношении к детям, супругам, к родственникам старшего поколения. Жена даже по имени не может обратиться к мужу. В ингушском есть особая интонация. Жена говорит: «Я ЕМУ сказала», и все из интонации поняли, о ком речь. Всю свадьбу невеста стоит в углу с опущенными глазами. Как правило, часа четыре, не меньше. К ней подходят родственники, знакомятся, говорят пожелания, разглядывают. Что бы они ни говорили — она молчит. У ингушей есть традиция развязывания языка — кто невесту разговорит, тот станет ее первым близким другом в семье. И все очень стараются».

По словам Танзилы, вся свадьба для невесты — переживания. «Во-первых, добрачных отношений у ингушей нет. Мужчина даже не может дотронуться до женщины до свадьбы. Так что девушка выходит за человека, которого знает исключительно визуально. Во-вторых, платье тяжелое. Ингушский свадебный наряд весит от восьми до 15 килограммов с учетом серебряного пояса и нагрудника — с утра до вечера в нем находиться тяжело. Прибавьте сюда каблуки, на которых больно долго стоять. Отойти в туалет нельзя, в платье это неудобно: обычно невеста старается не есть и не пить. Когда гости расходятся, невесту уводят, она может посидеть и поесть. Спать она ложится одна, а утром начинается ее новая жизнь, в которой она должна всем угодить и понравиться.

Новоявленная сноха должна надеть красивую, но скромную одежду. Гости приходят в дом еще неделю — она должна каждый день быть в новом образе, чтобы восхищать гостей. От нее требуется сдержанность, немногословность. При этом ей надо подстроиться под уклад новой семьи, показать себя хорошей хозяйкой — с первого дня вчерашняя невеста готовит, убирает и обслуживает гостей. Она раньше всех встает и позже всех ложится. Но для ингушской девушки это нормально, она так воспитывается с детства, ее готовят к такому будущему, и она его воспринимает как данность».

Я перебиваю Танзилу:

— А что должен муж?

— А муж просто есть, — смеется она.

Танзила рассказывает, что раньше ни о каком другом будущем, кроме как о том, чтобы быть хорошей женой, обслуживать мужа и его родных и воспитывать детей, женщина, выйдя замуж, думать не могла. Но времена изменились, и сегодня многие мужья разрешают своим женам работать, иметь увлечения. Да, жена по-прежнему не может покинуть дом, не отпросившись у мужа, и любое ее решение требует его одобрения, но все-таки ингушская женщина сегодня обладает куда большей свободой, чем еще 20 лет назад.

Сама Танзила вышла замуж в 28 лет — это поздно. Уехала учиться в Москву, получила несколько образований, работала. Со своим мужем она познакомилась в командировке, он тогда жил в Петербурге.

«Мы с мужем до свадьбы виделись несколько раз. Были знакомы полтора года. Я не собиралась замуж, но родственники говорили мне, что пора. Я рада, что все сложилось в свое время: если бы я вышла замуж рано, я бы вряд ли получила такое образование и точно не достигла бы тех результатов, которые у меня есть. Я кандидат исторических наук, пишу сейчас докторскую, преподаю. Мой муж это поощряет. Но он не “классический ингуш” в том отношении, что, сохраняя дань уважения к традициям, он идет в ногу со временем. Он ценит наше с ним личное пространство и ратует за то, чтобы люди в браке развивались. Так что мне очень повезло».

Три дня до свадьбы: костюм, рубашки и золотые сережки

Дом Алии — в Сунже. Дом Магомеда — в Карабулаке. А все необходимое к свадьбе Алия покупает в основном в Назрани и Магасе.

Сегодня Алия покупает подарки будущему свекру, его братьям и трехлетней сестре Магомеда. На оптовый рынок она решила не ездить, чтобы сэкономить силы и время. «Пусть немного дороже, но я поберегу себя», — говорит невеста. Подарки родным — обязательный номер программы, и чем качественнее, тем лучше. Свекру нужно непременно купить костюм, братьям можно только рубашки.

Больше всего магазинов мужской одежды в Назрани. На 100 тысяч жителей я насчитала 32 штуки только на карте. И это, по словам продавщицы Фатимы, у которой огромный выбор костюмов и рубашек, без учета небольших отделов в торговых центрах. «Конкуренция большая, — говорит Фатима, снимая с вешалок пиджаки, — но дело выгодное. Особенно весной, когда начинается пора свадеб, нам даже присесть бывает некогда». В магазин Алия приехала с двоюродной сестрой — выходить из дома в одиночестве невеста не может. После долгих раздумий и торгов девушки выбирают костюм в клетку и несколько белых рубашек. Подарок для свекрови у Алии уже куплен, остался подарок для Томы. Алия долго выбирает для нее сережки с бриллиантом. Камни попроще отвергает — подарок должен быть нежным и богатым одновременно. Когда покупки сделаны, она отпрашивается у Магомеда выпить со мной чаю, и мы едем в Магас.

«Для меня важно, чтобы супруг был умный, — говорит Алия за чаем. — Магомед такой. А еще он неравнодушный человек, помогает людям и очень переживает за благосостояние республики. И к тому же он обещал разрешить мне работать. Я пока в Москве ушла на удаленку, раз в месяц буду ездить на совещание. Магомед обещал отпускать меня, и я ему верю».

Алия переживает, что ее свадьба будет не дома, как положено, а в ресторане. Из-за того, что у нее нет сестер и мамы, организовывать праздник дома слишком хлопотно. Сложно и купить приданое, потому что отец Алии не может себе позволить оплатить все свадебные расходы. Но, как это всегда бывает в Ингушетии, на помощь пришли родственники и друзья. «Тети очень много взяли на себя, подарили деньги. Одна тетя и ее дочки подарили ковер и пылесос. Другая утюг и гладильный стол, третья сушилку… Подруги подарили, кто белье постельное, кто набор полотенец. Бабушка мне подарила молитвенный коврик. Все это составит мое приданое».

Два дня до свадьбы: «любишь — иди и женись»

Во второй половине дня Алия собирается в Назрань за свадебным платьем. До этого времени я встречаюсь с ее женихом Магомедом. Он везет меня к своим друзьям, Якубу Гогиеву и его жене Танзиле Дзауровой-Гогиевой. Якуб и Танзила члены ингушского историко-географического общества Дзурдзуки. Они изучают историю Ингушетии, проводят экспедиции в горные районы, исследуют заброшенные башни, склепы, берут интервью у пожилых людей. Я надеюсь, что они дополнят рассказ Танзилы про свадебные традиции.

По пути расспрашиваю Магомеда, как он выбрал Алию. «Это судьба, — отвечает он. — Я ее знал заочно, хорошо знаю ее братьев. Она образованная, хозяйственная. Бывают девочки — белоручки, не умеют ничего, не хотят. Алия не такая». Они же виделись всего несколько раз, откуда узнал, что Алия хозяйственная?  «Я знаю ее подруг, — отвечает жених. — У нас тут все друг другу родственники, все друг друга знают. Если людей поспрашивать о конкретном человеке — все расскажут. Вот, возьмем гражданский брак, когда люди сходятся, чтобы узнать друг друга. У меня есть знакомые, которые в гражданском браке жили душа в душу, а после свадьбы отношения испортились, стали ругаться… Тут не угадаешь, как сложится. Главное, смотришь на человека, на его репутацию, узнаешь, как о нем отзываются. Мы же, когда хотим что-то купить, детально все узнаем, расспрашиваем, присматриваемся. Я не хочу сказать, что невеста — это вещь, но все-таки такой же подход к человеку, с которым ты хочешь строить семью, считаю правильным».

Мы приезжаем в этнокафе. Молодые, красивые Якуб и Танзила садятся напротив друг друга — жена не должна сидеть рядом с мужем. А меня, как гостя, сажают в дальний угол стола лицом ко входу.

— Мы занимались одним делом, — рассказывает Танзила о своем знакомстве с Якубом. — Столкнулись на одной площадке.

— Я не смог ее переспорить, решил, что, чтобы она замолчала, я должен на ней жениться, — смеется Якуб. — Но я ошибся.

— А я решила, что, чтобы его наказать за то, что он со мной спорит, надо выйти за него замуж, — улыбается Танзила.

Танзила и Якуб — вполне современная пара, но они чтут ингушские традиции. Я хочу поговорить с ними о любви. О том, как можно жениться, видя человека мельком несколько раз. Но разговор не получается.

— О чувствах у ингушей говорить не принято, — поясняет Якуб. — Любишь — не говори, иди и женись.

Танзила подхватывает:

— Жених никогда не скажет, что он влюбился, просто расскажет про важные для него достоинства. Берут в жены верующую, мусульманку, хорошую хозяйку, девушку, которая достойно себя ведет… Сейчас люди видятся до свадьбы чаще, чем раньше. Но по-прежнему встречаться наедине у нас не принято, и информацию о потенциальном женихе или невесте мы узнаем от родственников и друзей.

— Мы начинаем с уважения, а не с любви, — продолжает мысль Магомед. — Если девушка достойная, воспитанная, я ее уважаю. Но для меня любовь — это наивысшая степень уважения, не уважая, любить невозможно.

Но даже прожив много лет в браке, узнав друг друга и полюбив, муж и жена никогда не будут демонстрировать своих чувств друг к другу. Как и к другим близким.

— Мы скрываем свои чувства к близким, — говорит Танзила. — Мать скрывает на людях чувства к ребенку, муж тоже. Не берет его на руки, не целует, не сюсюкает. То же самое между мужем и женой. Корень в том, что раньше считалось, будто нас окружают злые духи. Как только дух узнает, кто ему дорог, сразу навредит, поэтому люди скрывали свои чувства. У нас даже принято родственников мужа нарекать другими именами. Сноха не произносит имя свекра, она говорит: «Это мой папа». Не называется также имя свекрови, старшего деверя, золовок. Можно использовать эпитеты: красивая, хорошая. «Хорошая, когда ты к нам приедешь?» Раньше даже детей не называли своими именами, чтобы их не узнали злые духи. В детстве еще мне говорили, мол, если услышишь ночью, что тебя кто-то зовет по имени, нельзя откликаться и идти — это духи. Невеста, не называя родных мужа, подчеркивает, что она их оберегает. Я, например, не произношу имя своего свекра.

Платье со смыслами

Алия арендовала платье в одном из многочисленных свадебных салонов. При салоне работает ателье — выбранные платья подгоняют по размеру и длине. Главные традиционные атрибуты наряда — нагрудник, шапочка и пояс. Нагрудник может быть медным или серебряным, он состоит из четного количества полос, число которых означает количество детей, которых молодым желают родственники. Пояс тоже не просто украшение. В идеале у него должно быть 12 звеньев — счастливое число на Кавказе, которое означает, что в доме будет царить мир. У платья обязательно длинные рукава (падуги), которые защищают невесту от случайных прикосновений. Голова покрывается вуалью поверх шапочки, чтобы лица невесты никто не видел. Цена платья зависит от ткани и камней, которыми расшито платье. И варьируется от 50 до 150 тысяч рублей. Это если брать напрокат. Если же шить на заказ, можно отдать и все 300 тысяч.

Позже я отправляюсь в один из многочисленных свадебных салонов Назрани — померить платье, чтобы понять, насколько оно тяжелое и каково неподвижно стоять в нем полдня. Продавщица Хава выбирает для меня наряд, расшитый жемчугом и бисером. Платье туго зашнуровывается на спине. Когда надевают пояс и нагрудник, кажется, что на мне килограммов 12, не меньше. На ноги я надеваю кремовые шпильки. Через несколько минут под плотной тканью становится жарко. Шнуровка и пояс так сильно сжимают талию, что я не уверена, что смогу что-то съесть или выпить. «Большинство невест и не ест целый день, как правило, — улыбается Хава. — От волнения и из-за платья». Ходить неудобно (позади волочится длинный шлейф), стоять тяжело.

Я чувствую себя безвольной куклой. Ноги гудят. Спустя десять минут хочется поскорее избавиться от наряда и выдохнуть.

— Как вы в этом целый день стоите?! — обращаюсь к Хаве.

— Что делать, это надо пережить.

Хава работает в салоне шесть лет, работа ей нравится. Но для нее свадьба не была праздником — Хаву выдали замуж против воли. «Я не хотела за этого человека, но родные настаивали, давили, уговаривали. Пришлось сдаться. Мы прожили в браке год и развелись. И я не уверена, что выйду замуж снова».

Один день до свадьбы: приданое и грустный отец

За день до свадьбы у себя дома, в Сунже, Алия выглядит уставшей. Через несколько часов за ее приданым приедут братья жениха. Оно должно быть сложено, красиво упаковано и вынесено к входной двери.

На крыльце стоит стиральная машина — подарок родственников. Подарки родным жениха упакованы в квадратные коробки и обернуты в зеленую бумагу с пышными бантами. Подарки для свекра сложены в сундук. Ковры упакованы «конфетой». Одежду Алия складывает в чемоданы. У нее 17 платьев, пять костюмов, 22 платка, несколько пар обуви на разные сезоны, сумки. Шубы нет — они с Магомедом против жестокого обращения с животными. Алия с содроганием вспоминает, как покупала всю эту одежду за один день. «Мы с подругой поехали в Москве в аутлет и заходили в каждый магазин, смотрели, что мне подходит, и покупали. Здесь у меня одежда на выход (мероприятия, праздники, свадьбы), одежда, которую можно носить на работу, в магазин, в город. И домашняя одежда, повседневная, в ней можно сходить к соседям, к родственникам. Платья, блузки, джемперы, кардиганы…» Один чемодан отдан под косметику, в нем все, вплоть до ватных дисков. К своему приданому Алия относится трепетно — каждый платочек аккуратно сложен и упакован в пакетик. На просьбу примерить что-нибудь из нарядов невеста пугается: «Я не могу, я не омыта».

Скоро приходит любимая тетя Алии — Роза. Крупная, яркая женщина очень помогла ей со сборами. Она внимательно оглядывает приданое Алии и удовлетворенно хмыкает. Вместе с соседкой Роза переносит приданое в прихожую — братья Магомеда приедут с минуты на минуту. Когда ко двору подъезжает машина, Алия убегает в комнату и все время, пока мужчины выносят коробки и чемоданы, прячется за дверью — братья не должны увидеть ее до свадьбы. Осторожно выглядывая за дверь, чтобы оценить, сколько уже унесли, Алия волнуется, но в ее глазах мелькает какой-то детский, озорной огонек.

Отец Алии Амур почти не выходит из своей комнаты. Худой высокий мужчина невесел: «А чего веселиться? У меня траур. Я остаюсь совсем один». После смерти жены Амур так и не женился (хотя родственницы очень стараются найти ему невесту), ушел в работу и заботы о дочери. И несмотря на то, что свадьба Алии неизбежна, расстраивается. «Я хочу надеть на свадьбу черный костюм, а она, — указывает на Алию, — не разрешает!» «Па, ну какой черный костюм?» — говорит Алия. Амур вздыхает и закрывает за собой дверь.

Время к обеду, и Алия вместо того, чтобы заниматься предсвадебными делами, накрывает на стол. Помогать себе категорически запрещает. И сама садится последней, когда наши тарелки уже наполовину пусты. За обедом тетя Роза вспоминает, как ее в молодости пытались украсть, чтобы жениться. «Я набирала воду, подошел парень, попросил напиться. Я протянула кувшин, а он схватил меня за руку и потащил. Но я была боевая, заголосила на всю округу, ударила его и вырвалась. Их потом поймали, этих парней, оказалось, что тот, кто хотел на мне жениться, мой родственник. Так что все равно бы меня обратно вернули».

А вот соседка Алии Хазихан вышла замуж за своего похитителя. Говорит, как-то прижились, родили чудесных детей, все хорошо. Но свою дочку Фатиму Хазихан замуж отдавать не спешит. Фатима выучилась на фельдшера и недавно начала работать на скорой. Она красивая, стройная, с выразительными глазами. «Надоели свататься», — говорит ее мать, подчеркивая ценность своей дочери. Фатима скромно улыбается и на вопрос, хочет ли замуж, отвечает, что в ближайшее время точно не пойдет: «Хочется поработать, пожить. Вдруг муж не захочет, чтобы я работала? А мне очень нравится!»

— Ингушка, выходя за ингуша, должна быть готова к тому, что ее жизнь кардинально изменится, — говорит Алия. — Что она будет не такой, какой она себе ее представляла.

— Ты готова? — спрашиваю ее.

— Да, — отвечает она, не задумываясь.

Свадьба-свадьба

Сколько человек придет на свадьбу, в Ингушетии заранее посчитать невозможно — двери в торжественный день открыты для любого гостя. Тетя вспоминает, как однажды на свадьбу ее знакомых случайно затесались четыре китайца. Туристы заблудились и вышли на музыку и голоса. Стоило им заглянуть во двор, гостеприимные ингуши втянули их внутрь, усадили за стол и дали еды. Китайцы гуляли на свадьбе до вечера.

В Ингушетии свадебный день — воскресенье. Свадеб, особенно весной, так много, что на улицах дежурит полиция. Ингуши, хоть и не пьют, но в свадебные дни очень веселы и, например, любят посоревноваться по пути к месту торжества, чья машина приедет раньше. Часто бывает, что один человек должен посетить сразу несколько свадеб и мечется от одного дома к другому. Не приехать нельзя — родные обидятся.

Алия приезжает в ресторан к семи утра. Столы в двух залах (мужском и женском) уже накрыты. Она легла в пять утра (гладила костюм отца, приводила себя в порядок, убирала дом) и выглядит уставшей. Гости начнут подтягиваться к девяти, до этого времени невесте нужно сделать макияж, прическу и переодеться в свадебное платье.

Амур мрачнее тучи. Он одиноко сидит за столом в мужском зале. «Не дала мне черную рубашку надеть, — шутя возмущается он. И добавляет, — я жениха не видел и никогда не увижу, но я сказал: “Если хоть один волос с головы моей девочки упадет, ему не поздоровится”».

Девушки, которые делают Алии макияж и прическу, и некоторые ее подруги, которые пришли пораньше, вспоминают день собственной свадьбы. Успокаивают Алию тем, что стоять, возможно, ей придется недолго.

— У всех по-разному происходит. Я стояла часа четыре. Но мне через час уже принесли тапочки, и я переобулась, — говорит одна.

— А я вообще только полчаса стояла, потом меня увели, и я могла сидеть, — говорит другая.

— Серьезно? Можно тапочки? — удивляюсь я.

— А как, ты думаешь, мы стоим? — говорит Алия.

Гости потихоньку подтягиваются и собираются вокруг невесты. Когда она надевает свадебное платье, толпа женщин ахает: «Ты настоящая ингушка!»

За Алией приедут в 11. У нее есть сорок минут, чтобы обняться и сфотографироваться со всеми, кто пришел на ее свадьбу. Каждый раз, когда ее кто-то обнимает, кажется, что она вот-вот заплачет. Но ломается она на бабушке — та говорит ей что-то такое, отчего у невесты ручьем текут слезы.

— Сколько я была на свадьбах, невесты всегда ревут, — говорит мне стоящая рядом женщина. — Это ведь не только счастье. Сегодня последний ее день в отчем доме, а впереди — неизвестность. Когда ее будут уводить, ей даже оборачиваться нельзя, плохая примета. То есть вот сейчас простится со всеми — и все, вся жизнь с новой строки.

— Надеюсь, она спокойна будет, если ей будут говорить что-то неприятное, — говорит другая женщина. — У нас же как, родственники могут шутя сказать что-то обидное, вроде: «Ах, пропал наш мальчик!» — намекая, что невеста им не понравилась. Это рассчитано на то, что невеста выйдет из себя, а она же должна, что бы ей ни говорили, сохранять лицо и излучать скромность и смирение.

На этих словах кто-то кричит: «Приехали!» Женщины высыпают на балкон, а подруги Алии накрывают ее голову вуалью. Через несколько минут в зал входит мулла с двумя свидетелями. Они подходят к Алие, и мулла негромко говорит с ней. Он берет у нее разрешение на заключение этого брака, а потом такое же разрешение берет у ее отца. Когда обряд закончен, мулла отправляется за согласием к жениху.

Алию выводит из ресторана и сажает в машину молодой парень. Ее голова покрыта, и разглядеть под плотной вуалью эмоции на ее лице не получается. Уводить невесту из отчего дома и вводить ее в дом жениха — почетная миссия, и удостаивается ее не всякий. Молодой человек должен быть из полной семьи, не женат. Держать невесту нужно непременно за правую руку (левую сторону ингуши считают несчастливой).

Мы садимся в машину к одному из родственников Магомеда — свадебный кортеж мчит в Карабулак. Мужчины палят в воздух из окон автомобилей. Раньше стреляли, чтобы известить дом жениха, что невеста прибыла, и еще когда ее выводили из дома, чтобы отогнать злых духов. Сегодня палят, скорее, от радости — на трассе злых духов уже нет. На полпути машины останавливаются, и все, кроме невесты, выходят на улицу. Мужчины достают угощения — конфеты, соки, шоколад и раздают каждому, кто едет в кортеже. «Такая традиция, остановиться и угоститься», — объясняют мне. Когда угощения розданы, машины отправляются дальше.

Возле дома жениха — толпа народу. Снова раздаются выстрелы — теперь все знают, что невеста прибыла. На пороге Алии на голову высыпают конфеты (их тут же подхватывают дежурящие рядом дети), затем ее проводят в комнату с накрытыми столами и останавливают у шкафа, рядом с матерью Магомеда, которая сидит в кресле. Она передвигается на инвалидной коляске, поэтому все ее снохи за ней ухаживают. Уже завтра заботиться о новой маме начнет и Алия, ну, а сегодня ее задача — стоять с опущенными глазами и скромно улыбаться всем, кто подойдет ее поздравить. А еще открывать клатч, в который гости кладут деньги для новой семьи. Первый час к невесте невозможно продраться через толпу желающих на нее посмотреть. Это в основном женщины, потому что мужчины гуляют свадьбу в соседнем доме.

Магомед с друзьями и братьями стоит на крыльце. Верхняя ступенька — своеобразная черта, за которую жених не имеет права переступить. На вопрос, когда же он увидит невесту, Магомед отвечает, что, скорее всего, только завтра. И осторожно спрашивает, как там Алия. Мы говорим, что она держится молодцом и очень красивая. Магомед чуть заметно улыбается, показывать чувства ему нельзя.

Через несколько часов Алия все еще стоит у шкафа и излучает скромность.

—Как ты? — тихо спрашиваю ее, наклонившись к самому уху.

— Хорошо, — так же тихо отвечает она.

— Ты пила, ела?

— Нет.

— Может, попросить дать тебе воды?

— Нет, я не хочу.

— А тапочки-то хоть тебе принесли? Ты переобулась?

— Да.

Мать жениха все еще сидит возле невесты. Она окружена своими снохами, кто-то разминает ей плечи, кто-то гладит руки. Она говорит, что Алия ей нравится. Что она красавица и будет ей, как дочь. «Я эту девочку заочно сразу полюбила. Бедная, хорошая девочка, у нее нет мамы. Я буду ей мамой и буду ее любить», — едва не плачет она.

Отец Магомеда чуть более сдержан. Сидя во дворе на стуле, он вспоминает, как женился сам. «Я женился 38 лет назад. Любовных похождений, встреч у нас тогда не было. Просто родственники мне посоветовали, есть хорошая девушка из хорошей семьи. Мы пару раз увиделись, мою мать и отца устроила ее семья, и наши родители договорились. И сегодня меня как родителя должны устраивать родители невесты. Какая бы красавица она ни была, с улицы я не разрешу ему взять жену. Вот так у нас строятся отношения». На вопрос, что делать, если муж и жена не смогут ужиться, понравиться друг другу, он отвечает, что надо терпеть. «Всякое бывает, а что делать?» И упоминает, что в Ингушетии очень мало разводов. А про русскую свадьбу, на которой он был несколько месяцев назад, он говорит: «Вроде бы ничего, нормально. Но выпивка должна быть ограничена».

Алкоголя на свадьбе действительно нет. Зато много чая и сладостей. Лезгинки, музыки и песен на свадьбе, вопреки обыкновению, нет тоже. Умер сосед, и в знак уважения веселиться решили скромно. Прошло четыре часа, гости потихоньку расходятся, а Алия все еще стоит, где стояла. Снова подхожу к ней, беру за руку. Ее рука такая горячая, что жар чувствуется даже через перчатку. Она сжимает мою руку: «Можно, я подержусь?» И тут, наконец, подходят женщины и уводят ее наверх. Там невесту сажают и дают стакан воды. Она с едва слышимым вздохом наклоняется вперед. А потом поспешно встает: в комнату все время кто-то заходит, нужно приветствовать входящих. «Садись, садись, — заботливо говорит жена одного из братьев Магомеда. — Устала же, сиди, уже можно».

На следующий день, перед отъездом в Москву, я разговорилась в Магасе с девушкой по имени Лейла. Узнав, что готовлю материал о свадьбе, Лейла в первую очередь спросила, по согласию ли невеста вышла замуж. И, услышав утвердительный ответ, вздохнула: «А меня выдали замуж против воли. Мне нравился парень, мы общались несколько лет. Он ко мне сватался, но мой отец был против. Тогда он меня украл — нашли и вернули меня домой. Он воровал меня несколько раз, пока меня не выдали за другого. А того я больше не видела, знаю, что женился…» Я спросила Лейлу, полюбила ли она своего мужа. «Нет, — ответила она. — Он ко мне хорошо относится, разрешает работать, у нас трое детей. Но я так и не узнала, что такое любовь. И уже не узнаю… Такая моя судьба. Надеюсь, ваша Алия будет счастлива».

Заявление в ЗАГС Алия и Магомед подали после свадьбы и через месяц распишутся.

По требованию жениха и невесты их имена изменены, фотографии убраны. 

Exit mobile version