Однажды я разговаривала с женщиной, потерявшей в течение двух месяцев мужа и сына — одного за другим. Сыну было 14, у него был рак. Ему оказывали паллиативную помощь, семье помогал детский хоспис. Родителям болезнь ребенка давалась с таким напряжением, что сердце отца не выдержало — он умер. Через месяц не стало и мальчика.
Сейчас я пишу это и снова не могу представить, что чувствовала и продолжает чувствовать мать и жена, потерявшая своих любимых. Как не могла представить и после нашего разговора для статьи — а говорили мы, чтобы я написала текст в поддержку детского хосписа. До сих пор восхищаюсь мужеством той женщины. Помню о ней — и вряд ли забуду.
Женщина та была похожа на красивую птицу с черным оперением. Очень печальную. Говорила спокойно — и при этом казалось, что слова ее звучат как гром. Слезы появлялись время от времени — но были и проблески слабой улыбки. Она была живой — и страдающей. Очень хотелось помочь ей, но непонятно было, чем и как, какие слова говорить и говорить ли в принципе, а если все-таки сказать, что именно? Тогда я решила просто слушать и иногда задавать вопросы.
После того разговора я вышла из кафе на зимнюю московскую улицу и в эмоциональном порыве написала драматичный, нехарактерный для себя пост в социальных сетях — настолько, что друзья и знакомые стали беспокойно спрашивать, все ли у меня хорошо.
Уже потом я поняла, что наш разговор, а точнее, возможность рассказать свою историю, чтобы помочь кому-то еще, стал для этой женщины очередным витком самоподдержки в переживании потери. И мои слова никак бы ей не помогли — для нее важно было, чтобы вышел текст, чтобы люди финансово поддержали детский хоспис, который безвозмездно помогал ее семье.
Та женщина рассказывала о себе, но не для себя, не ради себя — для других. И при этом, рассказывая, доверяла чужому человеку, журналисту, самое дорогое.
Каждый герой, с которым приходится общаться, словно пускает тебя в святая святых. Как такое забудешь?
Каждая статья для меня — словно первая и последняя, хотя, наверное, это неправильно с точки зрения профессионального журналиста. Но уж как есть. Я всегда волнуюсь перед каждой встречей с героем — ощущение, будто в воду прыгаешь с высоты.
Я всегда жду выхода статьи. И всегда переживаю. Словно ракету в космос запускаю. Так было много раз — и когда через полгода примерно я встретилась с мальчиком, который не мог сам дышать, тоже. Тоже для помощи детскому хоспису. С мальчиком, привязанным к кислородной трубочке.
Мальчику было шесть с небольшим, он жил с мамой в подмосковном городе, в старинном многоэтажном доме, когда-то бывшим рабочим общежитием. В коммуналке с длинным зеленым коридором, с железными лестницами в обшарпанном колоритном подъезде, где чудесно было бы снимать какое-нибудь артхаусное кино про печали российской глубинки. У мальчика были круглые щеки, серьезные глаза, и он обаятельно улыбался. Правда, делал он это довольно редко — во время его болезни у него на глазах покончил с собой любимый отец.
Мальчик почти не выходил из дома. Потому что у него еще была трубочка, без которой он не мог дышать. Хороший парень: как и я, любил сладкое, как и я, любил мультики. Как и я, любил смотреть на рыбок в аквариуме и рисовать. Обычный мальчик, в общем, только с трубочкой, без которой никуда. Так я, собственно, и написала тогда в тексте.
После разговора с его мамой, после недолгого с мальчиком общения я не писала драматических постов. Это же обычная история, думала я: мальчик жив, он живет, пусть и с трубочкой. Обычная история — для любого из корреспондентов «Таких дел», которые часто пишут о тех, кто попал в беду. «Я уже привыкла, наверное», — самонадеянно решила я. «Привыкла» не в смысле «зачерствела» — а научилась правильно отстраняться от чужого горя, не давать ему проникать внутрь. Чтобы не пугать друзей и знакомых драматическими постами и собственной, непонятно откуда взявшейся печалью.
Прошел почти год — и я узнала, что мальчик умер. Кислорода не хватило. Трубочка не помогла. Только тогда я разревелась. И поняла, что не привыкла к чужой беде. Невозможно привыкнуть. И поэтому каждый раз — как ракету в космос. А в ракете — живые люди, о которых ты написала.
…Поехали. Летит? На орбите? Выход в космос состоялся! Без аварий?! Помогает? Откликаются? Помощь идет? Ура.
Честно сказать, мои «ракеты» — они не совсем мои. Чтобы «запустить» одну такую, нужна целая команда. Команда «Таких дел» — редакторы, фотографы, дизайнеры, корректоры и много кто еще. Люди работают, чтобы человеку в ракете было не страшно в безвоздушном пространстве, чтобы помощь пришла. Чтобы все, кто захочет, могли помочь, чтобы могли объединиться, помогая кому-то, — а для этого нужно выслушать, написать, сфотографировать и выпустить в свет статью.
И статьи помогают. История женщины, которая потеряла семью, и история мальчика, превращенные в слова и фотографии, помогли собрать около миллиона для бесперебойной работы детского хосписа.
«Здравствуйте, меня зовут Наталья Волкова, я корреспондент портала “Такие дела”» — так я обычно представляюсь по телефону или в письмах, когда связываюсь с героями своих текстов.
«Буду признательна вам за ответ. Большое спасибо!» — так я всегда завершаю свои письма героям. Сейчас раскавычиваю — и буду очень признательна, если вы поможете нам, «Таким делам», создавать статьи. Это непростая работа — и без вас мы не справимся с ней.
Пожалуйста, подпишитесь на любое, даже самое маленькое пожертвование на работу портала. Помогите нам запускать ракеты, они должны лететь, чтобы никто не оставался один на один со своей бедой.