Дверь открывает пожилая растерянная женщина в очках. Предлагает пройти и убегает переодеваться за шкаф (неудобно в домашнем перед гостями).
Пока Нина Леонидовна переодевается, разглядываю на стенах вышитые иконы — работы тяжелобольной тети. Нина Леонидовна ухаживала за тетей до ее смерти, а потом, сразу же, за парализованной сестрой. А до этого Нина выхаживала отца, у которого был инсульт… Из дальней комнаты выглядывает пара любопытных смущенных глаз — это муж Нины Виктор.
Два рака
Виктор заболел десять лет назад. Рак кишечника, долгая постановка диагноза, сложное и мучительное лечение. Нина Леонидовна вспоминает, как стояла на коленях перед главным врачом больницы, в которой мужу диагностировали цирроз печени, а она чувствовала, что дело в другом. «Просила госпитализировать, тщательно обследовать, упала на колени. Госпитализировали. Цирроз печени сменился раком кишечника».
Виктора вылечили. И только в семье обрадовались чуду, как раком заболел сорокалетний сын, будто впитал в себя изгнанную из отца болезнь. Год назад сына не стало. Прежде чем заговорить об этом, Нина Леонидовна долго смотрит в окно через прозрачную занавеску, потом опускается в кресло, туго переплетает пальцы.
«Он сильно похудел. Худел, худел… Понимал, что умрет, хотел успеть как можно больше. Затеял дома ремонт — заказывал по интернету какие-то материалы, декор. Я с ним ходила на почту получать эти посылки. И вот как-то мы пошли в очередной раз, забрали, он сказал: “Не надо, мама, помогать, я сам донесу”. Отвернулся и пошел. Я осталась стоять и смотрела, как он отдаляется. Такой худой, штаны, куртка висят, набитый рюкзак больше него. Идет медленно, тяжело, такой одинокий, обреченный… Я перестала дышать, горло как будто сдавили. Опустилась на дорогу и зарыдала… А потом, очень скоро, он умер. И я до сих пор не могу ходить мимо этой почты, прохожу — и вижу его фигуру с рюкзаком, и плачу, ничего не могу с собой поделать. Как с этим вообще можно смириться? У меня был любимый сын. А теперь его нет».
Тут не ходят
Через год после смерти сына к мужу Нины Леонидовны вернулся рак. Виктору быстро стало плохо, врачи направили его в государственный хоспис. Нина Леонидовна туда поехала на разведку и ужаснулась. «Там между этажами нет подъемников, лифтов. Как, спросила, муж будет спускаться и подниматься? Сказали: “Никак, лежать будет, это хоспис, тут не ходят. Было обеденное время, по коридору шла тучная женщина, везла столик с тарелками и кричала: “Жра-а-а-чка-а е-де-е-ет!” Как будто животным еду везет, ей-богу.
Я заглянула в палату — лежат четыре тела, укрыты простынями, будто уже трупы… Вышла оттуда в таком ужасе, думаю: “Боже, как сюда Виктора, за что ему сюда?” А потом мне знакомая сказала, что есть другой хоспис, негосударственный. Что там по-другому. Я не очень поверила, но поехала смотреть. И мне показалось, что я приехала в рай».
В Самарском хосписе всего четыре койко-места, но очень чисто, уютно и отношение к пациентам как к родным. Нина Леонидовна почувствовала разницу, как только поговорила с персоналом. Виктору было очень плохо, казалось, что он умрет со дня на день. И его приняли. Через три недели поставили на ноги и отпустили домой. Теперь врачи хосписа приезжают на дом раз в неделю: осматривают, привозят бесплатные лекарства, много разговаривают с Ниной Леонидовной, потому что ей тоже нужна помощь — психологическая.
«Я очень доволен хосписом, они такие добрые, такие хорошие. У меня давление поднимается от радости, когда они приходят», — говорит Виктор о дежурных врачах Самарского хосписа. «Конечно поднимается! — впервые улыбается его жена. — Пришла кровь брать молодая девушка. Взяла его руку и положила себе на ногу. А у него давление под 170. Я говорю: “А что вы хотели, вы такая красивая, молодая! Поднимется тут!”»
Бандитка
Второй раз Нина Леонидовна улыбается, когда я спрашиваю, сколько они с мужем вместе. «В двадцатом году будет пятьдесят лет, как мы поженились. Мы жили с детства в одном подъезде, ходили в одну школу. Он дружил с моей старшей сестрой, а я с ними в кино иногда ходила. А когда моя сестра вышла замуж, я около него осталась одна. Мы общались, дружили.
Свекровь смотрела, как мы играем во дворе, и говорила: «Господи, неужели эта бандитка моей невесткой станет?» Я помню число, год, когда он меня поцеловал. В подъезде, до двери проводил и… Я тогда в полубессознательном состоянии зашла домой: первый поцелуй! Родители мои были против нашего сближения: он в армию уходил, а я училась еще. И вот мы вечером по батарее перестукивались — он жил ниже этажом. “Стук, стук” — значит, надо выходить. Выходили и шли в разные стороны, а потом в условленном месте сходились».
«Она бандитка была, хулиганка, — вспоминает Виктор. — Бойкая такая, мне очень нравилась. Письма мне в армию писала смешные. Всем парням девчонки про чувства писали, а она мне подробно рассказывала, что и по какому предмету получила. Стыдно было вслух зачитывать! Вернулся, позвал замуж. И вон уж сколько лет рядом!»
Воздух кипит от горя
Когда Нина и Виктор вспоминают прошлое, свидания и поцелуи, оба светлеют, будто и нет никакой болезни и горя. А когда воспоминания заканчиваются, Виктор уходит к себе в комнату, а глаза Нины Леонидовны снова становятся потерянными. «Утром, если у нас казус с туалетом, сначала стирка, мытье, а потом только завтрак, уколы, — перечисляет она свои будничные действия. — Потом он обычно смотрит телевизор, я а убегаю в школу: забираю внучку, отвожу в бассейн. Потом прибегаю домой, кормлю Витю, даю ему травяной чай, опять лекарства…»
«Нина Леонидовна, а как ВЫ себя чувствуете?» Она поднимает на меня испуганные глаза — к такому вопросу она была не готова. «Я? А я себя не чувствую… Я как-то не думаю про свое здоровье. Не задумываюсь о том, есть я или нет… И обследоваться не хочу. Нет такого, чтобы я не могла идти от боли, значит, не надо ничего. А если я задыхаюсь оттого, что воздух кипит, так это он кипит от горя».
Нина Леонидовна снова отворачивается к окну, смотрит перед собой сквозь слезы. «Вы согласны, Женя, что есть Создатель? Я с ним разговариваю. Утром и вечером. Молюсь, прошу прощения, прошу помочь, прошу дать силы, направить. Мне так легче. Мне кажется, что это он врачей из хосписа к нам направил. Они приезжают — и будто тучи расходятся. И у нас появляются силы жить дальше».
Нужна помощь
Нина Леонидовна много лет живет среди тяжелобольных любимых людей. Живет мыслями и заботами о них, переживает их смерти. Справляться с таким большим, бесконечным горем одному человеку не под силу. Поэтому поддержка и забота Самарского хосписа очень важны. Нина любит Виктора, рядом с ней больше никого не осталось. И то, что ее муж говорит, ходит и смеется, заслуга не только ее, но и врачей. Которые заботятся о нем и о Нине Леонидовне: дают лекарства, разговаривают, ухаживают и морально поддерживают.
Для пациентов пребывание в стационаре хосписа и патронаж выездной службы абсолютно бесплатны. Но жить на что-то надо. Поэтому фонд «Нужна помощь» и фонд помощи хосписам «Вера» собирают средства на работу Самарского хосписа. Деньги нужны на доплату врачам выездной службы. Они получают очень мало, а делают очень много. На лекарства и расходные материалы, на которые у Нины Леонидовны и у других пациентов хосписа денег нет. Пожалуйста, переведите денег на работу Самарского хосписа — и хоспис будет и дальше спасать, облегчать боль и давать силы своим пациентам.