В начале лета в ямальской тундре потерялись дети оленеводов. Два мальчика, одному шесть, другому восемь, ушли из чума встречать маму и исчезли. Их стойбище находилось в 20 километрах от Самбурга, села в Пуровском районе, там оленеводы покупают продукты. Мама ушла в Самбург на лодке, дети пошли встречать ее к берегу — за восемь километров от чума. Неизвестно, кто, кроме местных, кинулся бы их искать, если бы на Ямале не было поискового отряда «Лиза Алерт». Тундра для городских страшное дело: не то что найти — самому бы не сгинуть.
Спали под кустом, ели траву
Полуостров Ямал 700 километров в длину. Болота, озера и реки, отрезающие друг от друга населенные пункты. Тундра, в общем, здесь везде. Вышел из дома, прошелся немного — и вот ты «в нигде», как выражаются местные.
Город Надым находится в 300 километрах от Самбурга, но автодороги туда нет. Чтобы добраться до стойбища под Самбургом, откуда пропали дети, поисковая группа из Надыма во главе с руководителем отряда Игорем Заборовским пять часов ехала на машине до Старого Уренгоя. Там, на реке, пересели в катер и шли по воде шесть часов. После пересели на лодки и еще два часа шли по протоке. А дальше 12 километров нужно были идти по тундре, оборудование нести на себе.
Другая группа из Тарко-Сале (230 километров до Самбурга) летела на поиск детей на вертолете.
«Думали, их можно будет увидеть уже с вертолета: ровная же площадь, деревьев мало, — рассказывает одна из поисковиков Алена Старыгина. — А когда поднялись и посмотрели сверху вниз на тундру, ужаснулись: одна сплошная пестрая каша. Как там вообще можно кого-то найти?»
Когда отряд добрался до места, шел второй день поисков — дети провели в тундре ночь. Искали вместе с местными, прыгали по кочкам за вернувшимися из Самбурга мамой и бабушкой. Рожденные в тундре женщины передвигались куда быстрее поисковиков.
«Когда начали прочесывать местность, поняли, почему с вертолета детей было не видно. Кустарник, хоть невысокий, но густой. Бабушка сказала, что они вполне могли найти сухое место и лечь спать под кустом. Идти было очень тяжело — то кочки, то болото, то такой кустарник, что не продраться. Из-за сильного ветра друг друга не было слышно, но зато не было мошки. А к вечеру, когда мы уже валились с ног от усталости, ветер стих и поднялся черный рой гнуса. Мы с ног до головы обливались репеллентами, но это не сильно помогало. Страшно, когда идешь вечером, замерзший, искусанный, и видишь следы 32-го размера. Как дети провели здесь ночь, живы ли они еще?»
Команда из Надыма, переправившись через все реки, приступить к поискам не успела: детей обнаружили вечером, когда они шли по кочкам. Мальчики потом рассказали, что пошли не в ту сторону и заблудились. Ели траву, днем спали под кустом багульника, а вечером искали маму.
Ночью холодно, днем гнус
По словам Игоря Шелепова из города Муравленко, дети выжили в тундре, потому что в ней родились, «впитали ее с молоком матери»: «Продержаться двое суток в тундре даже летом обычному человеку трудно. Ночью холодно, днем гнус, болота, есть нечего, дикие звери… Для них пойти маму за восемь километров по болоту встречать — как для нас в соседний подъезд сходить».
Прошлой зимой Игорь участвовал в поиске коренного жителя, который из своего стойбища ушел в соседнее. За 25 километров. Босиком.
«Зимой в тундре морозы доходят до минус пятидесяти. Когда нам поступила заявка на этот поиск, прошло около недели. И еще две недели мы его искали вертолетами, трэколами (огромная машина-вездеход) и снегоходами. Зимняя тундра — это бескрайние снега по горло. За несколько часов в поле выматываешься и застываешь намертво, надо срочно возвращаться в пункт обогрева. И вот этого человека через две недели мы нашли живым».
«Заранее людей мы не хороним никогда, — говорит Алена Заборовская, жена Игоря Заборовского, которая тоже участвует в поисках. — В прошлом году на Гыданском полуострове из чума ушла 14-летняя девочка. Она пошла в другой чум, который находился за 12 километров, и пропала. Было лето, но температура ночью доходила до шести градусов, а девочка была в легкой одежде. Ее искали две недели и, когда уже никто ни на что не надеялся, нашли живой».
Поиск, которого не было
Чудеса случаются в тундре не всегда. Несколько лет назад недалеко от поселка Сеяха потерялся четырехлетний мальчик Яптик Тетна. Была зима, буран, минус 30 градусов ощущались как 50. Мама Яптика ушла колоть лед, ребенка оставила возле чума. А когда вернулась — его уже не было. Скорее всего поднялась пурга, и мальчик, не увидев вход в чум, прошел мимо.
У коренных жителей Ямала есть спутниковые телефоны. Они связались со спасателями, те связались с поисковиками «Лиза Алерт». От Нового Уренгоя, ближайшего к Надыму города, до поселка Сеяха — более 500 километров. Счет шел на часы, о том, чтобы проехать такое расстояние на машинах, не было и речи.
«Выбивали вертолет, но наша [надымская] администрация решила, что не надо нам туда лететь: мы добровольцы, мало ли, что случится, — рассказывает Игорь Заборовский. — Мы сидели на чемоданах четверо суток в надежде получить разрешение на поиск, но в Сеяху отправили только спасателей, которые до места не доехали, сломались.То есть искать мальчика в итоге не поехал никто. На шестые сутки ребенка обнаружили мертвым в трех километрах от чума. Он был тепло одет, сутки у нас точно были в запасе, мы могли бы его спасти… Этот поиск, которого не было, я так и не смог забыть».
Сейчас, спустя несколько лет, с «Лиза Алерт» на Ямале работают полиция, администрации, спасатели. Добровольцев берут на борт вертолетов, надымский отряд выиграл два гранта на 100 и 200 тысяч — на эти деньги купили навигаторы.
Нормальных нет
Сегодня по всему Ямалу насчитывается восемь поисковых отрядов. Надымский появился в 2015 году. Игорь Заборовский тогда работал на телевидении и о «Лиза Алерт» ничего не слышал. Пока его не попросили разместить объявление о том, что между двумя поселками, Нори и Ныдой, пропали девочки 16 и 18 лет и парень, 21 год. Игорь тогда через соцсети собрал людей, чтобы помочь спасателям в поисках. Прочесывали тундру вдоль и поперек на снегоходе, искали по стойбищам и чумам и нашли замерзшими насмерть только на десятые сутки.
«Они поехали за 90 километров на снегоходе в другой поселок, — рассказывает Алена Заборовская. — Снегоход сломался, они пытались идти пешком и в итоге замерзли. Я смотрела на их фотографии и рыдала. Нас с Игорем эта история так потрясла, что мы полезли в интернет за информацией о том, как правильно искать людей: все думали, что мы сделали не так? И наткнулись на сайт “Лиза Алерт”. Игорь позвонил в московское отделение, там сказали, что на Ямале у них никого нет, и пригласили учиться».
Игорь уехал. А когда вернулся, открыл в Надыме отделение. Чтобы заниматься поисками, уволился с телевидения и перешел работать в ЕДДС, диспетчерскую службу (сменный график, больше времени). Стал руководителем, взял позывной «Ямал», а его жена Алена (экскурсовод в музее) стала инфоргом.
«Когда уволился, в зарплате потерял в два раза», — говорит Игорь. И добавляет: «В “Лиза Алерт” нормальных нет».
«Пока мы доедем, человека найдут»
Первые два года надымские поисковики мотались по всему Ямалу. Потом, в 2017-м, отряд появился в Новом Уренгое, за ним — отряды в Коротчаеве, Муравленко и других городах. Стало проще.
Алена Заборовская на мой вопрос о том, есть ли разница между поисками на Ямале и поисками на «земле», — так здесь называют остальную часть России — загибает пальцы:
«Во-первых, тундра — открытая болотистая местность, огромное количество комаров, мошки, оводов. Если нет репеллента и плоха одежда, сожрут заживо. В Московской области тоже есть лес, но то там деревня, то тут поселок или дорога. А здесь на протяжении 300 километров, кроме леса, может ничего не быть. Во-вторых, здесь специфический климат. Лето короткое, в сентябре уже очень холодно, и счет идет на часы — неподготовленный человек долго не продержится.
За город выезжаешь — связи нет никакой. Спутниковых телефонов у нас нет. Если нас забросить далеко на поиск, никакой связи с внешним миром не будет, мы сможем только друг с другом связаться по рации. И если что-то случится, сообщить никому мы не сможем».
Но главная особенность, по ее словам, — расстояния от одного города до другого.
«Москва эту нашу специфику до конца не понимает. Вот взять Надым и Новый Уренгой. Из Надыма на поиск в Новый Уренгой нам ехать четыре часа. Пока мы после работы доедем, на поиск останется всего несколько часов. А если на улице минус 40, у нас закрывают трассу и не выпускают из города, потому что машина на морозе замерзает и глохнет».
«Синяя грусть»
В основном в тундре пропадают коренные жители, рыбаки и охотники. Выделяется, пожалуй, только Новый Уренгой: здесь пропадают вахтовики.
Евгений Шергин, руководитель Уренгойского отряда, говорит, что люди пропадают чуть ли не каждую неделю. В основном из-за пьянства: «Пьют и теряются между общежитиями, такой у нас поиск. Многие уже из поезда “синие” вылезают. Прошлой осенью из Вагон-Городка человек убежал в одних трусах, босиком — белая горячка. Москва звонит: “Почему у вас в ориентировке не указано, во что он одет?” А он в одних трусах потому что».
Того человека все же нашли по ориентировке — уже одетым. Где ходил и как в конце концов попал в город — не помнил.
«Мне жалко мужиков, ну, выпил, бывает. Все мы люди, — продолжает Шергин. — А тут у нас сгинуть даже рядом с городом очень легко, особенно зимой». «Иногда смотришь, в Москве такие поиски интересные, сложные. А у нас все по “синей грусти”», — добавляет Алена Заборовская.
«Людей не хватает»
В сентябре житель Ноябрьска на две недели ушел в лес на рыбалку. Он делал так каждый год, поэтому жена подняла тревогу, только когда в назначенный день мужчина не приехал домой и не вышел на связь.
«Мы приехали на место и поехали в поля, — рассказывает Игорь Шелепов. — Долго ехали по каким-то тропам в темноте, много километров шли по болотам и топлякам на остров, где должен был быть пропавший мужчина. Вы знаете, что такое топляк? Это как матрас из травы и водорослей по всей поверхности озера. По ощущениям, будто идешь по пружинистому матрасу, но внутри — вода. И если провалишься, то уже не выберешься. В конце концов дошли до реки, через которую было невозможно переправиться. Залезли на дерево, чтобы поймать связь, позвонили в город, попросили лодку. Долго ждали. Потом доплыли до лагеря, а там сидит живой, здоровый мужик и ловит рыбу. Смотрит на нас: “Вы кто такие?” А мы мокрые, грязные, нас и медведь испугается. Выяснилось, что с мужиком все хорошо, никуда он не терялся, просто решил еще на пару дней задержаться. Напоил нас чаем, мы побрели обратно. Потом, конечно, смеялись, что весь Ямал стоял на ушах, а он там просто релаксировал, книжки читал, отдых у него такой».
Игорь работает слесарем на заводе, ремонтирует нефтяные насосы. До «Лиза Алерт» помогал зимой тем, у кого на трассе замерзла машина, — устраивал места для обогрева, увозил к себе домой на ночь греться детей и женщин. А когда вступил в ряды поисковиков, поиски поглотили все свободное время.
«Людей для поисков катастрофически не хватает всегда: кто на вахте, кто в отпуске. Все работают на выездах далеко от города, зачастую даже связи нет, чтобы человека позвать на поиск. Из-за того, что только дорога до места занимает полдня, многим приходится отпрашиваться с работы. Отпускают не всех».
По словам Игоря, здесь больше всего повезло тем, кто живет в Муравленко, — мэр города сам состоит в отряде: звонит в организации и «отпрашивает» людей, участвует в поисках.
«Недавно, когда были поиски детей, нас Москва попросила видео снимать, как у нас в тундре поиски проходят. Они привыкли к тому, что там все рядом, — добровольцам из ближайших городов 20-30 километров проехать, и можно поиск начинать. Как объяснить Москве, что у нас здесь расстояния между населенными пунктами сотни километров, а инфраструктура находится в нигде! Мы за 600 километров ездим в кинотеатр! Снимать нечего — сутки едем до места. Мы, конечно, не жалуемся. Людей искать надо, хоть в городе, хоть в тундре. Вот сейчас грибной сезон, мы каждый день на низком старте».