Две жизни семьи Полукайтис

Они раскопали могилки, вынули из распавшихся гробов черные косточки детей, положили в цинковые коробки и повезли домой. Дома этот груз ждала мать, уже были готовы два хороших нарядных гроба. 

Снимая в Литве, где похоронили детей, в Сибири, куда за ними приехала Стефания, людей, которые вновь ее встретили в той деревне недалеко от железнодорожной станции Красная Сопка, я время от времени включал диктофон. Тогда же я понял: две жизни семьи Полукайтис — в Литве и в Сибири – невозможно соединить. 

Счастливое детство Стеши Полукайтите

«Мать правильно говорит: не Сталин, так жизнь и власть. Все бедно жили, все плохо. Мы приехали сюда — русские люди очень бедно жили. У них были налоги на коров. Один раз пришел нам денежный перевод из Литвы на пятьсот рублей. Почтальон принес эти деньги домой, а у нас был бригадир. Он сразу эти деньги взял и унес. Мы ничего не поняли. Но он говорит: “Выручайте, если я сейчас налог не отдам, корову заберут”. А денег у русских, конечно, не было никаких. Только когда литовцы приехали и стали покупать у русских картошку, появилось у людей немного денег. А налог все равно денежный. И мы по поведению этого человека поняли, как ему плохо. Он нам кричал: “Выручайте корову!” Потом отдал понемногу мукой и картошкой. Ведь не мог отдать деньгами.

Мы, дети, жили очень дружно. За нами жило семейство Гоп, девочки у них, им купили велосипедик. Они приглашали нас на этот велосипедик. Много у нас в классе училось детей Таракан. Помню Любу Таракан. Еще дядю Пашу помню. Хороший человек был дядя Паша. Жив он? Жизнь все равно казалась хорошей. Только отец вдруг обопрется на палку и долго остается в раздумчивости. Его наконец и спросят: “Что с тобой?” Он говорит: “Разве не ясно?”

За могилами все эти годы ухаживали, это видно сразу. Теперь их нужно раскопатьФото: Евгений Стецко

Учительница мне однажды привезла с Красной Сопки голову куклы, они так продавались, а туловище надо было сделать самому. Радость! А вот еще помню: идем со школы и к вам заходим в дом. Вы нам жир на хлеб мажете и сахаром посыпаете сверху! Как это вкусно было. А еще был какой-то праздник…»

«Выбора, наверное», — перебивает Стешу кто-то из местных.

«Стол был накрыт красным полотном. Ой, как красиво».

«Много было тогда красивого в жизни. Никто ничего не знал».

«И ветер вдруг поднялся, и ветром там сдуло скатерть».

Одинаковая жизнь

«Моя фамилия Жукович. Мы поженились в сорок седьмом году. Григорий Степанович, когда поженились, работал кладовщиком, а потом стал председателем сельсовета. Как раз в это время привозили литовцев. Я работала санитаркой в медпункте и помню, что негде было их устраивать, негде. Мой хозяин [муж. — Прим. ТД] ими занимался, он никому не приказывал брать к себе литовцев, просто просил, и люди не отказывались…

Одинаково жили мы все, одинаково. Плохого мы от них не знали и не слышали. Они в клуб ходили, танцевали по-своему, очень красиво. Мне нравилось, как они танцуют! А как хорошо было на праздники! Вот, например, на ноябрьские: отбирали таких женщин, что, допустим, хорошо пироги стряпают или квас варят, и все в одном доме побригадно собирались и отмечали весело, с гармошкой…

Они многое умели. Много нам шили. У меня даже и сейчас есть кофточка, которую мне сшила Уршуля. А спрашивать их было неудобно. Как спросить: за что вас с вашей Литвы убрали? 

Уезжали они не потихоньку, а по-человечески, с проводами. А сейчас за прахом приехали… Но я считаю, что земля одна, и умершие могли и здесь лежать. Но, видимо, у них такой закон, чтобы было на родной земле. Может, они и правы… А кладбище наше вы видели? Мои родители здесь лежат и литовцы. За литовскими могилами ухаживала женщина, особенно за девочкиной. Она ее помнила, часто ходила, тем более на Пасху, на родительский день.

Все сейчас изменилось. Говорят, люди стали больше воровать, ненавидеть друг друга, стали злые и завистливые, сильно грамотными стали, а раньше были неграмотные, а умные. Да…»

Бессонница памяти

«Меня зовут Григорий Степанович Жукович. Я в то время работал председателем сельского совета. Выслали нам разнарядку на десять семей из Литвы — так было записано. Мы с председателем колхоза переговорили. Ну, поехал я на станцию Красная Сопка. Поезд подошел. Сзади пулемет, охрана кругом. Эти литовские товарищи выгрузились сами и пришли на площадку. Спрашивают: ну, кто кого желает взять? Я сказал: “Мне все равно”. Приходит ко мне по фамилии Степанайтис, пожилой мужик, по-русски разговаривает хорошо. Но такой мужик, калеченый, нога у него была больная. Бухгалтер. Подходит ко мне… ах, как же? Бразис Иван Трутонович, у него восемь или девять человек детей, и раздеты… дети! Причем здесь дети? Бразис сказал: “Меня нигде не берут”. Я говорю: “Давай! Давай, Иван, садись с детьми, накрой их, как положено, десять километров ехать по холоду”. Отдал свою доху, и еще люди дали одежды. Холод детей везти… Октябрь. Приехали, расселились. Тут бригадир заходит к старикам Мецкайтисам. Сам дед был такой беспокойный, Мецкайтис! Бригадир посидел с ним, выпил. Потом про это прознал председатель, и давай: “Ты пьешь с бандитами…” А я говорю: “Зачем ты, Андрей Игнатьевич? Зачем вы так говорите? Это люди. Те же самые. Что тебе еще надо? Работать? Так эти будут. Будут работать! Нельзя к людям относиться с верхней полки”.

Но приедут с района и начинают учить: зачем Степанайтис бухгалтером у нас? Надо было им в нашу жизнь, с района, вмешиваться. Так и сняли Степанайтиса. 

Я к ним, к литовцам, заходил. Пригласят — приду. Смотрел, как хлеба пекут, смотрел, как живут, как хату белят… Хлеб у них был, на мой взгляд, слишком крепко сбитый, как кирпич. Надо бы по-нашему. Но они очень трудолюбивый народ, работали просто отлично, все взрослые мужики были очень правильные и много работали. А и бедно же мы жили!»

Свиделись

— Вы что ж, все забрали вчера… костяки? Ладно, пусть лежат в своей земле. А могилку заделали?

— Забрали. Могилку заделали.

Дядя Стефании. Он взвалил на себя самый тяжелый и самый скорбный трудФото: Евгений Стецко

— Я могилку не оставлю, все равно буду ходить, цветочки класть. Не могу!..

— Все думала: неужели мы и не увидимся? Ты на маму свою так похожа.

— Меня в магазине вчера по маме и узнали. А здешний председатель, когда уезжали, сказал: «Литовцы научили нас свиней выращивать». Не умели они ухаживать, все раньше времени перережут, а теперь видели свиней у Жуковичей — ой-ой-ой какие свиньи!