Максим и красный петух

“Вы вызвали пожарных?” — “Зачем? Мы все контролируем”. И вдруг все заметили, как на той стороне балки в одном белье мечется дед. У него там была пасека, и огонь двинулся к ней, что поначалу было непредсказуемо. Местные вызвали трактор из колхоза, чтоб перекопать землю и остановить ход огня, мы тоже достали лопаты, надели сапоги — и вперед. Бросали так, что пот застилал глаза, боялись не успеть. Когда горит пятиметровый тростник, огонь поднимается на высоту пятиэтажного дома. Остановить его очень сложно. Но тогда, к счастью, за несколько метров до пасеки нам это удалось. Дед встречал нас со слезами на глазах. И в тот момент я понял, что подобным поджогам надо как-то противостоять. Все пожары в нашем крае — дело рук человека. У нас нет сухих гроз, вулканов и метеориты на поля не падают — поджигают люди. Основные причины поджогов — человеческие глупость, жестокость и лень».

Этот случай стал поворотным в судьбе Максима. Он прошел тренировочный лагерь Гринписа на Ладоге, стал добровольным пожарным. И сегодня он лидер Добровольных пожарных Кубани (ДПК). Этим летом открыл свою тренировочную базу. С 1 августа там уже научились тушить пожары 30 человек — кто-то приходит на три дня, кто-то останется до середины осени.

Тренировочная база — звучит круто. На самом деле это палаточный лагерь в 30 километрах от Приморско-Ахтарска на берегу Кирпильского лимана. Из удобств — уличный туалет и подвесной умывальник. Есть вагончик, в котором хранится оборудование и где можно перекантоваться в ненастье, — вот и все.

Пожарные поднимаются в восемь утра, делают спецзарядку, там отрабатывают внештатные ситуации во время тушения, учатся управляться с оборудованием и «чувствовать огонь». Потом завтрак и выезд. Дежурный остается в лагере и наблюдает в бинокль, нет ли на горизонте дыма. Когда пожаров нет, обходят уже потушенные места, считают ущерб, нанесенный природе, и придумывают, как вылечить опустошенные земли. У команды есть свой питомник. Главный там Виталий Павлов.

Виталий — микробиолог. Ему 33 года, у него есть жена и двойняшки — сын и дочь. Наш разговор начался с того, что Виталий укорил меня за привезенный набор одноразовой пластиковой посуды: у них в отряде природу сохраняют даже таким вот образом — не пользуются пластиком, сортируют мусор, превращают пищевые отходы в удобрения.

«Деревья я сажаю давно, высадил у нас во дворе, я живу в многоэтажном доме, на пустырях сажал, а сюда привел случай. У нас с женой родились двойняшки, и в честь этого события я захотел заложить питомник, чтобы дети и деревья росли вместе. Выбрал выжженное место, собрал друзей, и в октябре мы посадили около полутора тысяч саженцев. А в декабре я приехал их проведать и попал на пепелище. Не осталось ни одного растения. Я испытал потрясение. Сами-то они загореться не могли! Значит, кто-то пришел и бросил спичку… Тогда я в отчаянии залез в интернет и начал искать единомышленников, которые помогли бы бороться с варварами. Нашел Максима».

Пока мы разговариваем с Виталием, вокруг ходит с алюминиевой кружкой Филипп Лопатин — собирает ежевику. Фил из Ростова-на-Дону. Работает аниматором. Признается, что тушить пожары на сорокоградусной жаре в плотной защитной форме ему проще, чем другим, — сказывается привычка работать в костюмах ростовых кукол. За сайтом, который передает снимки из космоса (тоже отслеживают пожары), следит Алиса Пелешенко, профессиональная волейболистка, могла бы быть успешной чиновницей — попробовала и поняла, что нет. Александр Руднев открывает клининговую компанию и занимается популяризацией волонтерства в России. Аде Ширковской девятнадцать лет, она будущий картограф и нынешний тренер добровольцев, ведет переговоры с пожарными частями, собирает команды на выезды, обучает. Ее парень Саша Бондаренко — геофизик и водитель команды. Кася Кулькова приехала в лагерь из Москвы. Там она работает в провайдерской компании и тушит торфяники. Кася признается, что таких пожаров, как в Краснодарском крае, в Подмосковье она не видела; когда на тебя идет двадцатиметровая стена огня, начинаешь по-другому оценивать собственную жизнь.

«Вчера мы выехали одной бригадой, но не справились, подходы к огню были отрезаны рекой, вызвали вторую бригаду. Когда они приехали, пламя было уже такое, что даже профессиональные пожарные не могли ничего сделать. Ну что? Сели на подступах к деревне и ждали огонь уже там, — это говорит Максим, он очень расстроен вчерашним проигрышем в битве за землю. — К счастью, огонь не дошел до границы “населенки”. Устал».

Добровольцы рассказывают об огне как о хитром противнике, сильном, бесстрашном и безжалостном. Кто-то, когда тушит, пытается с ним договориться, кто-то выстраивает в голове шахматные комбинации.

На выжженной земле ничего не растет

Вместе с добровольцами я отправляюсь на место вчерашнего пожара. И только там, стоя у кромки черного поля, понимаю, каково это. Видеть закипающий на закате горизонт, подходить к его пеклу, попадать в огненный капкан, в который падают жаворонки и овсянки. Добровольцы говорят, что во время каждого большого пожара из пылающего камыша вырываются ополоумевшие зайцы; фазаны ныряют в огонь, пытаясь спасти своих птенцов; мечутся под ногами ящерицы; кружатся над горящими гнездами птицы. А уже после на остывшей мертвой земле остаются россыпи серых костей заживо сгоревших животных, выеденных огнем улиточных раковин, опустевшие норы и истонченные гнезда с испекшимися яйцами. Вся долина превращается в крематорий.

— Зачем люди поджигают тростник? Это же далеко от их жилья, — я не понимаю.

— Причин много, — Максим идет по выжженному насту, под нашими сапогами что-то хрустит. — От мифических, вроде того что на пустую землю не придут волки, саранча или клещи, до вполне практических: надо расчистить дорогу к реке. Рубить тростник долго, вывозить дорого. Браконьеры часто поджигают для того, чтобы звери и птицы, подгоняемые пламенем, шли в нужном для отстрела направлении… После каждого пожара мы разговариваем с местными, на пальцах объясняем, почему поджигать плавни вредно. Это еще одно направление нашей работы — информационная кампания «Останови огонь!», проводим мы ее при поддержке Гринписа. Разными способами объясняем. Напоминаем, что поджоги запрещены законодательно.

Поймать жителя деревни, пускающего красного петуха, тяжело, а когда горит земля собственника, тут уже не отвертишься. В прошлом году в Краснодарском крае оштрафовали одного фермера на 19 миллионов рублей. Посчитайте, сколько он выжег, если один гектар плавневой территории оценивается в 900 тысяч. Помимо сожженных и угоревших животных и птиц, на этой земле, кроме тростника и сорняка, ничего уже не будет расти. Потому что прогорает верхний плодородный слой почвы, нарушается биобаланс местности. В лучшем случае жизнь на пепелище восстановится через пять-шесть лет, в худшем — никогда…

Жаворонки — к добру

На каждый выезд добровольцы отправляются на стареньком внедорожнике. Есть еще потрепанный жигуленок Максима. На пожар везут защитные костюмы, ранцевики с резервуарами, в которые наливают по 20 литров воды, распылители и воздуходувки. Уровень подготовки волонтеров позволяет пользоваться оборудованием более высокого класса: ребята умеют перекрывать огню дорогу, знают, как спрогнозировать его движение, могут рассчитать стратегию так, чтобы быстро погасить возгорание. Но денег на такое оборудование у них нет.

К примеру, добровольцам очень нужен квадрокоптер — он бы позволил сверху оценить течение пожара и риски. Не хватает расходных материалов — фильтров для респираторов, от активного использования быстро приходит в негодность спецформа, постоянно ломаются гидропульты у ранцев. Что-то добровольцы покупают сами, чем-то помогает Гринпис, благодарность от жителей спасенных территорий поступает редко.

«Нас не так много, как хотелось бы. Потому что это действительно очень тяжелая работа, и она никогда не заканчивается. Тростники горят девять месяцев в году, горят часто и много — бывает, что приходится работать на пожаре всю ночь. Мало кто выдерживает такой ритм. Поэтому мало кто остается с нами на годы. Но нет ни одного человека, который бы участвовал в тушении и его бы не перевернуло. Вот на днях мы остановили огонь в полушаге от камыша, а на нем крепилось птичье гнездо с тремя маленькими яйцами. Стоит наша Ада над этим гнездом, прикрыла его горячей рукой и плачет. Понимает, что подарила трем камышовкам жизнь. И это она уже не забудет».

* * *
Когда текст уже был написан, я позвонила Максиму, чтобы уточнить фамилии его добровольцев.

«Позавчера в восемь вечера начался большой пожар, — перекрикивал он гул мотора. — К десяти мы добрались на место и начали звонить пожарным, сами не справлялись, площадь была огромная. Только к трем часам ночи пригнали одну пожарную машину и трактор с бочкой воды. Работали мы двое суток, но потушить так и не смогли: время было упущено. Оставалось караулить соседнюю деревню Могукоровку, ее заволокло дымом. Мы и сегодня здесь дежурим. Внедорожник наш сломался, кузов развалился, пришлось пересесть на легковушку. Теперь надо ремонтировать…»

Когда Максим кричал мне все это в трубку, над их отрядом кружила птица. С высоты ее полета добровольцы выглядели как муравьи: уже три года они тащат непосильную ношу, ездят на разбитых машинах, проводят ночи в полях, борются за жизни птиц и зверей и ни на что не жалуются. Даже попросить помощи напрямую им неудобно. Поэтому невольно ловишь себя на мысли: может, это те самые люди, которым действительно стоит помочь? Нажмите красную кнопку — и у вас тоже появится свое гнездо спасенного жаворонка. В народе говорят, сохранить гнездо жаворонка — к добру.