Ликвидация

Музейный метеорит окружен цветастыми покрывалами и рушниками с традиционной полесской вышивкой. На одном из них — символы радиации, художественное переосмысление действительности. Радиация стала повседневной, как привычные предметы быта — рушники и покрывала с вытканными голубями. В повседневности притупляется чувство опасности — и некоторые перестают в нее верить.

Фрагменты метеорита были найдены крестьянами среди болот Брагинского района. Теперь эти земли пустуют, после катастрофы все жители были переселены в другие места, а деревни захоронены. Зона отселения зарастает хмелем, а покинутые дома разбирают на дрова окрестные жители. 

Брагинский, Хойникский и Наровлянский районы Гомельской области пострадали от катастрофы сильнее всего. Но местные говорят о радиации коротко и с улыбкой. В конце 2018 года указ президента № 431 разрешил в Полесском радиационно-экологическом заповеднике новые виды деятельности, в том числе и туризм, — теперь сюда приезжают сталкеры или организованные группы за 60 долларов с человека.

Я начала съемки «Ликвидации» этим летом, безуспешно пытаясь попасть в зону отселения и отчуждения: тогда зона была закрыта для посещения, а МЧС, с которым мы вели переписку накануне, советовало приехать, когда будут ликвидированы последствия урагана.

Несколько месяцев кружила в окрестностях города-спутника белорусской АЭС Островца и вокруг строительной площадки станции в поисках нужного ракурса, погоды, времени суток, пока над градирнями в сентябрьской ночи не загорелись нимбы красной подсветки. Градирни вырастают над зеленой гладью полей, окруженные зенитно-ракетными комплексами, возникают в конечной точке перспективы дороги Полоцк — Вильнюс, нависают над поникшими от соседства Шульниками, где исчезла из колодцев вода, когда вырыли котлован. Но здесь об этом все так же — коротко и с улыбкой.

В Сморгонь, откуда я родом, из чернобыльской зоны в 80-х приехало много переселенцев. Беларусь начала строить собственную атомную электростанцию в 50 километрах отсюда, и люди, уехавшие в 86-м из Чернобыля, снова оказались рядом с АЭС. В то же время тема ликвидации последствий не решена, многие ликвидаторы, работавшие в зоне, лишены компенсаций и льгот, удостоверения больше не имеют смысла, а загрязненные земли объявляются пригодными для хозяйственной деятельности.

«Я ни о чем не жалею», — говорит ликвидатор Сергей, который живет в интернате закрытого типа. После взрыва он ликвидировал отселенные деревни в Могилевской области, потерял семью, передвигается на коляске. Фотографии из прошлой жизни и удостоверение ликвидатора, которые были у Сергея при поступлении в интернат, обещали подшить к делу, но их там нет.

«Главное — не унывать», — говорит Зинаида, мать ликвидатора Алексея. Из фотоальбомов вынуты и развешаны по квартире все карточки, на обратной стороне фото Зинаида пишет письма сыновьям, которых уже нет в живых. Она не помнит даты рождения и смерти, путается с диагнозами и повторяет, как умирал Алексей на этом месте, где мы сидим.

Сначала проект «Ликвидация» задумывался как типология отсутствия, серия о ликвидаторах, о человеке безликом, исчезнувшем для государства, которого невозможно идентифицировать по каким-либо признакам, как невозможно было распознать радиацию. Но ликвидаторы не исчезли — как и весь радиоактивный космос, материализовавшийся в людях, предметах, местах, которые стали отработанными материалами катастрофы.

Реабилитированные земли, лишение льгот, постройка новой АЭС — вещи одного порядка, ликвидации памяти о катастрофе, для чего потребовался один период полураспада цезия-137 (30 лет). Ученые говорят: чтобы земля стала безопасной, таких периодов должно пройти не меньше пяти, но в музее Хойников, население которого сократилось после катастрофы почти на треть, чернобыльская экспозиция уже завершается стендом под названием «Жизнь продолжается».