«У вас так сильно дом горит»
Сгоревший дом 54-летней Натальи Галеевой из села Полетаево Челябинской области обнесен жестяным забором. Его наспех поставили родственники от мародеров, которые почти сразу полезли тащить из развалин металлолом. Хозяйка с угрюмым лицом провожает по занесенной снегом трухе из камней, деревяшек и стекла вглубь руин.
Внутри виден обгоревший металлический каркас кровати, на которой спал гражданский муж Галеевой, 47-летний Виктор Иванов. Выйти из дома он так и не успел, задохнулся угарным газом и горел уже мертвый. «Как мне потом объяснили — в состоянии угара он пытался пойти к двери, но сил у него не было, упал и отключился», — рассказывает Наталья.
Видно посреди остатков комнаты и целый газовый баллон — не успел взорваться, потушили дом до этого. Значит, полагает хозяйка, начался пожар не в доме, а где-то снаружи.
Произошло это около полуночи 9 января, а последнюю стенку потушили ближе к четырем часам ночи следующего дня. Пожарных вызвала соседка Галеевой Нина — случайно проснулась и увидела огонь. «Пожарка приехала, минут пять-семь постояла, ничего не могли начать тушить, может, воды не было, — и уехала. Я опять набираю через 112, женщина говорит: “Мы еще две пожарки вызвали”», — вспоминает Нина. «Разгорелось моментом. Все прям летало, шифер стрелял, пока пожарники раскидывались. Они долго подойти не могли — что-то искрило там [на территории дома]», — добавляет другая соседка Катя.
Наталья в этот момент была на дежурстве в больнице в Челябинске. «Я позвонила Наташе, говорю:“У вас так сильно дом горит”», — вспоминает Нина. Когда Галеева приехала в Полетаево, от дома уже почти ничего не осталось.
По официальной версии, пожар начался с сарая. «Вот смотрите, — указывает Наталья рукой на обвалившуюся постройку. — Сзади к нему пристроен летний загон для курей, там рабица, столбы деревянные, а сверху железо. Так оно целое!» Действительно, развалины сарая прихлопнуты сверху довольно целыми железными листами. По ее мнению, пожар начался с туалета — пристройки в противоположном углу участка. Об этом говорят и кирпичные стены — в том углу они сохранились намного хуже. Дом был не застрахован, никто об этом не думал.
Дом сгорел за день до того, как туда должна была приехать детский омбудсмен Челябинска: причиной поездки был конфликт Натальи Галеевой с районной опекой из-за изъятия у нее трех племянниц, который тянулся с 2018 года.
«Девочки-то красивые, яркие»
Уполномоченный по правам ребенка Челябинской области Евгения Майорова вступила в должность 9 января 2020 года и сразу же оказалась в центре большого скандала. Рассказ о нем она ведет с самого начала, берет со стола белую папку с «делом» сестер Кудрявцевых и читает его вслух с первой страницы.
Наталья Галеева оформила опеку над своими племянницами 3 ноября 2015 года. Их мать Анна Кудрявцева незадолго до этого была ограничена в родительских правах в отношении старшей дочери, 20-летней Лизы с диагнозом ДЦП, и лишена прав в отношении 11-летней Любы и 15-летней Лены. Их отец Юрий в это время в очередной раз находился в колонии — искалечил палкой собутыльника. С 2015 года по 2018 год девочки жили у тети, в доме в селе Полетаево под Челябинском, доставшемся ей от матери, он и сгорел.
Все было нормально до 2018 года, утверждает омбудсмен. «Тетя, конечно, выпивала, и обстановка была далека от порядка. Но в это время в доме начинает проживать гражданский муж, и они выпивают уже вдвоем — это новый фактор риска». С этого момента, пересказывает Майорова версию органов опеки, Галеева стала пить все больше и больше, а в доме все чаще начали появляться их приятели, гостить «допоздна и иногда даже до утра».
Опека выходит с проверками в семьи с приемными детьми раз в полгода. Первый акт проверки в отношений Галеевой за 2018 год уже содержал в себе замечания в первую очередь к «гигиеническим условиям» содержания девочек.
Во втором акте в октябре того же года замечания уже куда жестче: в момент проверки из дома выходили «неизвестные люди, которые распивали спиртные напитки», сама тетя тоже находилась в состоянии алкогольного опьянения и пояснила специалистам, что у нее праздник — освобождение родственника из мест лишения свободы.
«В доме отсутствовали основные продукты питания, не было ничего приготовлено [из еды], в холодильнике еда отсутствовала. В комнате, где находилась недееспособная [девочка], были антисанитарные жилищные условия, разбросанные использованные подгузники, грязные пеленки, стоял неприятный запах», — зачитывает Майорова акт.
На фотографиях, сделанных опекой, подгузников не видно, но обстановка действительно сумбурная — кровати со скомканным бельем, облезлые стены, пустые бутылки водки и кучи тряпья на полу.
В том же месяце трех девочек изъяли из приемной семьи. Старшая, Лиза, отправилась в интернат, две другие — в детский дом, а оттуда почти сразу в новую приемную семью Плетневых. Тетя начала судебные процессы по их возвращению, пыталась оспорить незаконное, по ее мнению, изъятие. В суде младшие девочки рассказывали, что им приходилось самим заботиться о старшей сестре: кормить ее, поить, менять подгузники. Саму же тетю, утверждали они, приходилось не раз заносить домой пьяной. В марте 2019 года Сосновский районный суд отказал Галеевой в удовлетворении иска и признал действия опеки правомерными.
«Зачастую и более благополучные семьи находятся под угрозой, когда в них появляется отчим. Нужно очень внимательно относиться к вопросам половой неприкосновенности детей. К счастью, в этом случае ничего такого не было, но в этом и [полезна] работа органов опеки — им что, надо было этого дождаться? А девочки-то красивые, яркие», — рассуждает омбудсмен.
Через день после вступления в должность Евгения Майорова встретилась с Любой и Леной и с их новой приемной семьей, и они подтвердили ей все, что она прочла в актах опеки.
Но федеральный размах история обрела не из-за них, а из-за старшей сестры Лизы. В феврале 2019 года ее поместили в Копейский реабилитационный центр для лиц с умственной отсталостью. 30 декабря Галеева посетила ее, запись об этом есть в журнале посещений учреждения. 4 января челябинская правозащитница Оксана Труфанова, представляющая интересы Галеевой, опубликовала пост, в котором пишет, что Лизу в учреждении, «как в Бухенвальде, голодом буквально морили».
8 января о ситуации написал депутат Госдумы от КПРФ Сергей Шаргунов. 11 января в интернат приехала проверочная комиссия, в составе которой были министр социальных отношений области Ирина Буторина, Евгения Майорова, Оксана Труфанова и заведующая отделением паллиативной помощи ГКБ №5 Челябинска Кира Маляр. 13 января Ирина Буторина заявила, что «рассматривается вопрос о расторжении трудового договора с руководителем реабилитационного центра Копейска Калининым по результатам проверки и выявленным дефектам работы». Как рассказал «Таким делам» сам Калинин, в феврале он покинет свой пост. В Центре идет доследственная проверка, Лизу перевели в паллиативное отделение ГКБ №5 Челябинска.
Майорова, несколько раз посещавшая центр, утверждает, что условия содержания Лизы там были далеки от чудовищных. «Люди с таким диагнозом всегда выглядят истощенными. Вы придите в любой хоспис, хоть к Лиде Мониаве, можете тоже потом выложить пост, как там издеваются над детьми. Конечно, ее перевели — в силу такого резонанса», — защищает омбудсмен своих коллег по государству и приглашает поехать с ней к Любе и Лене Кудрявцевым в Долгодеревенское, в дом их новой семьи.
Love мамочка и папочка
По пути мы заезжаем за начальницей опеки Сосновского района Ириной Стенюшкиной. Евгения уговаривает ее присоединиться к поездке и дать комментарии, несколько раз произнеся в трубку: «Мы не должны позволить манипулировать детьми!»
«Наши девчонки [работницы опеки] уже не знают, как правильно себя вести… Издергали, запугали их. А у нас девочки-тростиночки, худенькие и маленькие», — сходу жалуется Стенюшкина. По ее мнению, если бы Галеева «болела» за своих племянниц и не хотела их отдавать, она бы выкинула «девочку-тростиночку», пришедшую изымать детей, в два счета. Или же могла упасть на колени и взмолиться: «Только не забирайте, все уберу, все исправлю».
«У нас 17 тысяч с лишним детского населения, и мы должны, как эти, в подзорную трубу видеть, в какой семье что происходит? Это нонсенс! У нас восемь человек специалистов! Всегда нас обвиняют. Не изъяли — обвинят, что не изъяли, изъяли — обвинят, что изъяли», — сетует Стенюшкина всю оставшуюся дорогу. Она добавляет, что эта история скажется на всей системе опеки: опека будет бояться действовать, даже когда это необходимо, а родители будут бояться опеку.
Хозяйство Плетневых — это крепкий трехэтажный дом, гараж, баня, бассейн, обширный огород, сарай с курами, петухами и боровом Машкой. Гостей ждали и встречают на высшем уровне — приемная мама Ирина Петровна командует, Люба и Лена, светлые девочки с одинаковыми хвостиками, снуют между кухней и залом, накрывая стол чаем и угощениями, под ногами суетится лысый кот Геббельс.
— Это в честь Йозефа?
— Да это папа так назвал, — отмахиваются девочки.
Рассевшись вокруг стола, члены семьи шумно и наперебой расплываются в семейной идиллии. Вспоминают в деталях поездки — в Башкирию, Самару, Краснодар и Геленджик, демонстрируют дневники с пятерками, семейные фото и открытки («Мамочке моей любимой», «Love мамочка и папочка», «Мамочка любимая родная солнышко ромашка василек»), осыпают друг друга комплиментами и обнимаются.
Лена и Люба живут в семье Плетневых уже второй год, с ноября 2018 года. «Ирина Петровна пришла к нам в управление соцзащиты и говорит: хочу семью большую, мальчишки выросли, уже женатые, хочу девочек. А у нас тут как раз две королевишны», — заговорщицки кивает начальница опеки Сосновского района в сторону девочек.
— Нам поначалу сказали, что нас забрали на месяц. А потом сказали, что больше нас не вернут к тете и направят в другую семью. Мы: «Нет!» Категорически отказывались сначала…
— Но на первое же утро сказали: «Мы от тебя никуда не уедем!» — подхватывает Ирина Петровна.
«Гадости»
Больше всего девочки боялись надолго задержаться в детском доме — их биологическая мама сама росла в интернате, и они знакомы с тем, какой это накладывает отпечаток. «Мы подумали с Любой — лучше в семье, чем в детском доме», — говорит Лена. «И нам понравилось тут», — замечает Люба.
По словам девочек, новые родители не запрещают им общаться с Натальей, но они не хотят сами, потому что та писала им «гадости». «Что мне телефон подарили, что мы повелись, что нас купили», — перечисляет Лена. Последний раз тетю они видели на дне рождения Лены в начале прошлого года, который проходил уже в ее новом доме. По словам девочек и Ирины Петровны, Наталья опоздала на два часа и устроила скандал — назвала праздничный торт «дрянью».
Биологические родители Лизы, Любы и Лены начали злоупотреблять алкоголем, еще когда Лена ходила в садик. Тогда же папа начал бить маму, перепадало и детям, кроме обездвиженной Лизы. «Маме это надоело, и она его, ну, посадить решила. Она заявила в суд, а нас с Любой отвезла в приют. Мама сказала, как будто мы в лагерь летний едем. И потом там узнали, что это никакой не лагерь, а приют», — вспоминает Лена.
Там они провели все лето и следующий год. Вернула их мама, когда папу уже посадили, но отправляла жить их то к «тете Наташе», то к родственникам нового мужчины. Через несколько лет, когда мама забеременела от него, Наталья добилась лишения сестры родительских прав и взяла племянниц под свою опеку.
Под официальной опекой Натальи девочки прожили около трех лет. «Сначала было нормально, чисто, а не так… А потом уже начали приходить друзья. Они как-то собрались все вместе. А после этого дядя Витя стал с ней [Натальей] жить, получается. Она не всегда такая была, но последние года все больше и больше», — спутанно пересказывает Лена. «Дядя Витя куда-нибудь пойдет, а она за ним, и они возвращаются уже не в состоянии», — подхватывает Люба.
Однажды, вернувшись из летнего лагеря, сестры не обнаружили дома никого, кроме Лизы. Минут через 15, рассказывают девочки, подъехала большая черная машина, из которой «в никаком состоянии» вывалилась Наталья, им пришлось затащить ее домой и уложить. Отдыхала тетя Наташа, по словам Лены и Любы, недолго — в тот же вечер вновь выпила, подралась с собутыльником и убежала из дома.
«Они неделями могли [пить], некоторые друзья даже могли ночевать у нас». К девочкам в комнату никто не заходил — старшая, Лена, яро держала оборону. Иногда даже, когда чувствовала силы, гнала взашей припозднившихся гостей: «Повышенным голосом говорила, что нам в школу, нам рано вставать!»
«Один раз был неловкий случай. Остался у нас один из друзей ихний в гостях. А около печки у нас, получается, железный подол. Ночью, когда мы спали, он там… Ну, накакал», — говорит Лена, смотрит на сестру, и девочки взрываются звонким хохотом.
Тетя брала племянниц с собой на калым — разовые подработки — полоть картошку, складывать дрова, убирать. Даже платила им за это по 50, 100 рублей. Часто им приходилось самим ухаживать за сестрой Лизой — втайне, боялись, что если кто-то узнает об этом, их опять заберут в детский дом.
«Из школы вообще не было никаких сигналов, — подтверждает начальница опеки. — Все считали, что все благополучно». Опека так долго не могла выявить проблемы, потому что во дворе у Галеевой жили две огромные собаки, объясняет Стенюшкина, — они блокировали доступ в дом и давали время замести следы. «А дети молчат, учатся хорошо, все красиво».
Успех той проверки, после которой девочек изъяли у Натальи — «роковая случайность», утверждает Стенюшкина: в момент приезда опеки, в 11 часов утра, из дома Галеевой выходили «изрядно поддатые» гости. «Они не ожидали нас, мы впервые смогли туда попасть и увидели все своими глазами», — говорит сотрудник опеки.
Одно из последствий развернувшегося скандала для Любы и Лены — про детали их жизни теперь знает вся школа. Одноклассницы обсуждают выступления девочек по телевизору, пока не высказывают мнений. Но, несмотря на все передряги, девочки неплохо учатся, помогают по дому, гуляют с друзьями и занимаются любимыми хобби. Люба — рисованием манги, а старшая — рукопашным боем. Еще Лена сочиняет стихи про Великую отечественную и мечтает поступить в военное училище.
Не забывают и про сестру Лизу — ездили к ней летом в Копейский реабилитационный центр и утверждают, что ее там не морили голодом и распространяемая информация не правдива. «У нее чистая кровать была, ее только покормили, она была одетая. Улыбалась, смеялась, когда мы пришли»,— комментирует поездку Лена. Люба говорит, что они ездили бы к ней хоть каждый день, но школа.
Брать опекунство над Лизой Ирина Петровна не собирается. «А зачем ей оформлять на себя тяжелобольного недееспособного 20-летнего человека? Она взяла [приемных детей] себе по силам и много для них делает», — считает Евгения Майорова. Сейчас опекун Лизы — государственное учреждение, где она содержится.
«Меня все видели!»
Наталья Галеева сейчас видит племянницу Лизу каждый день и проводит с ней все свободное время — с прошлого года работает санитаркой в ГКБ №5, где сейчас содержится девушка. Ночует на съемных квартирах сына и дочери, иногда у подруг-соседок. И, говорит, не берет в рот ни капли — еще с того времени, как у нее изъяли девочек. Сейчас держится на ворохе успокоительных.
Сгоревший дом был не последним — у Натальи есть еще один, там же, в Полетаеве. Но сейчас это недостроенная коробка с крышей.
«В интернете про меня все уже написали — я алкашка. Я держала живность, у меня дети ели свое мясо. У алкашей разве бывает так? Вплоть до курей, гусей, уток, индюшек, у меня еще и поросенок был даже», — перечисляет Наталья и коротко добавляет: «Сгорели».
Лизу в 2015 году, рассказывает Галеева, она забрала домой истощенную и с красной сыпью по всему телу. Врачи больницы, где ее оставила мать, не подтверждали чесотку, но сыпь лезла все «дальше, дальше и пострашней».
Наталья подробно, показывая на себе, описывает, с какими деформациями к ней попала Лиза и как она с ними боролась. В итоге получалось даже присаживать Лизу в полусидячее положение. Девочки, признает Галеева, тоже помогали когда могли — большую часть дня они проводили в школе.
«Мне все говорят: “Ты столько денег за них получила”. Я говорю: “Какие деньги? Почему все только в деньги [упирается]?”» — рассуждает Галеева. Наталья получала 5051 рубль в месяц на ребенка и пенсию Лизы — 13 тысяч рублей.
Галеева уверяет, что девочки жили у нее полноценной жизнью — хорошо учились, ходили на тхэквондо, гуляли, научились вязать спицами и крючком. «Я и на собрания родительские ходила, меня все видели!» Плохо было только в последнем акте опеки, подтверждает Галеева. Но и тут у нее своя версия. «Я [в тот день] стираться начала, я же не думала, что они приедут. Они два раза в год обычно приезжают, и все. Я же не знала, что у них внеплановая проверка будет». По ее словам, в тот день она затеяла большую стирку и разложила по всему дому вещи — этим и объясняет горы тряпья на сделанных опекой фотографиях. То, что в тот момент дома были гости, Галеева тоже не отрицает, но пили они якобы чай.
При изъятии Лизы сотрудники опеки заявили, что увезут ее просто на временное обследование, продолжает Галеева, а Лену и Любу изъяли в другой день, и не из дома, из школы. В следующий понедельник пришло постановление о том, что Галеева «освобождена от опеки».
«Взглянули, все нормально, уехали»
«Лишение опеки было несудебное. Опека и попечительство Сосновского района вынесли постановление на основании акта о якобы ненадлежащем обращении с детьми», — комментирует правозащитница Оксана Труфанова, представляющая интересы Галеевой с конца прошлого года.
До того, как обратиться к правозащитникам и поднять шум, Наталья на протяжении 2019 года обращалась в суд (тот самый проигранный иск), в приемную губернатора, в областной минсоц и в прокуратуру — везде, по ее словам, ответили отписками.
С предыдущим юристом Галеева подала иск об обжаловании этого действия, но проиграла его. Хотя с 2015 года по октябрь 2018 года все акты опеки «отличные», говорит Труфанова, — их около 10. Вплоть до «рокового» акта осенью 2018 года.
У Галеевой своя версия произошедшего тогда. «Пока квартиры [жилье по соцнайму, положенное Лизе по возрасту] не было на горизонте — не приезжали, не спрашивали, как дела, как живете, на что живете. Ну как, приезжали — проехали, взглянули, все нормально, уехали», — описывает Наталья.
Той же осенью, перед изъятием, Сосновский районный суд вынес решение об отсрочке предоставления квартиры Лизе Кудрявцевой на пять месяцев. Когда этот срок прошел, девочка уже находилась в интернате, и ее новый опекун — этот же интернат — не стал продолжать процесс получения жилья.
«В одном этом районе 156 обращений за квартирами для сирот. Сосновской администрации дают примерно 20 миллионов в год на приобретение этих квартир. И Лиза по-прежнему имеет право на квартиру. Тете сказала встать в очередь на получение квартиры сама опека, помогла ей встать в этот список. В любом случае квартиру в собственность никто бы не получил, это соцнайм. Чтобы лишить человека жилья, затеять отобрание всех детей, серьезно?» — комментирует уполномоченный по правам ребенка Челябинской области Евгения Майорова.
В Копейском реабилитационном центре навестить Лизу у Натальи получилось всего один раз — 30 декабря 2019 года, об этом говорит и единственная запись с фамилией «Галеева» в журнале посещений. Наталья объясняет — до этого сотрудники интерната не пускали. Труфанова говорит, что это связано с ошибкой органов опеки, изначально указавших, что Лиза сирота и у нее не осталось родственников. Заведующая паллиативным отделением ГКБ №5 Кира Маляр, куда перевели девочку, подтверждает — такая ошибка была в переданном ей деле.
По рассказам Натальи, когда она зашла в палату, Лиза была в ужасном состоянии, лежала лицом к стенке и плакала. Ей удалось втиснуть в нее только две ложки яблочного пюре. «Еще бы маленько, и она, может, все бы. Я бы себя потом всю жизнь, пока жива, проклинала, что не смогла помочь»,— говорит Галеева. Заведующая отделением милосердия (для лежачих больных) реабилитационного центра Копейска утверждает, что Лиза ела четыре раза в день.
«Лиза лежала на чистой функциональной кровати, у нее не было запущенных пролежней, на пищеблоке были соблюдены все раскладки, — утверждает Кира Маляр. — Другое дело, что это интернат для взрослых. Когда человек весит 20 килограммов, странно думать, что с ним смогут управляться те, кто со взрослыми работают. У них нет опыта. Она ребенок антропометрически и с точки зрения развития мозга. Ее должны были поместить в детскую практику». Похудение Маляр объясняет диагнозом и его типичным развитием, но подчеркивает, что после перевода в ГКБ №5 Лиза стала вновь питаться через рот и поправилась.
Деревня есть деревня
«Сегодня ночью (в 02:31 часов)… поступило сообщение о возгорании частного одноэтажного жилого дома по адресу: Сосновский район, поселок Полетаево, улица Северная… К моменту прибытия огнеборцев дом и надворные постройки были объяты пламенем. В 02:52 часов пожар был локализован. В результате происшествия погиб мужчина 1972 года рождения. Было установлено, что очаг находился в районе расположения пристроенного к дому курятника. По предварительным данным, пожар возник из-за аварийного режима работы электросети», — отчиталась 10 января пресс–служба Главного управления МЧС РФ по Челябинской области.
Вечером того дня Наталья выступала по телевизору — очередной эфир по истории с племянницами, после поехала на ночное дежурство, а в 2:38 получила звонок от брата: «У тебя дом сгорел».
«Это, как говорится, помогли. Думали, что я утихомирюсь, замолчу, и все заткнется», — уверена Наталья. Но кто поджег, она предположить не может. «Я не верю в такие совпадения. Это деревня, это шахтерский поселок. Вы недооцениваете местных жителей, в том числе и чиновников», — соглашается с подопечной Оксана Труфанова.
По словам Галеевой, в пожаре сгорели компьютер, несколько телевизоров, холодильник, отдельная морозильная камера для мяса, баня, стиральная машина, в доме был интернет. «У алкашей разве бывает так? — вновь спрашивает Наталья. — Небогато, но все было». Сгинули и открытки «любимой тете», которые, как утверждает Галеева, делали девочки.
Но самая большая потеря — гражданский муж Виктор. «Его продолжают обсирать, бл*дь. Никакой, блин, этой нет у людей», — забывает Наталья слово и заливается слезами. В ее и соседей рассказах его образ отличается от описанного опекой и детским омбудсменом. Отличается и предполагаемый срок того, сколько он жил с Галеевой и девочками — Наталья и ее соседи утверждают, что уже семь лет, а не с 2018 года, как говорит опека.
«Он человек был хороший. Кто чего ни попросит — он всем рад помочь. И сам по дому все делал — стулья, табуретки сам вырезал. Форму сделает, а потом лобзиком», — описывает Галеева. Работал он по стройкам по всей Челябинской области с весны до поздней осени, а зимой ездил на калымы. «То, что выпивали, — это было. А кто не пьет-то? Деревня есть деревня» — замечает соседка Галя.
В планах Натальи — восстановить право опеки над Лизой, когда появится хотя бы съемное жилье, месяца через два-три. «Все врачи говорят — лучше дома. Она чувствует же, когда она с домашними, к кому привыкла. Она [сейчас] когда не хочет есть, я к ней прихожу, начну говорить: “Лизонька, это что такое, а ну давай кушай”. И она хохотать начинает. И сразу кушает», — описывает Наталья.
«Мы пойдем в Верховный суд. Будем оспаривать норму, когда опека имеет право во внесудебном порядке лишать по одному акту опекунства», — комментирует Оксана Труфанова.
Наталье хочется вернуть и Лену с Любой, но она готова уважать их решение. Хоть и считает, что они «как роботы повторяют то, что от них надо». Говорит, что ничего не имеет против их новой семьи, но тут же вываливает про нее уйму неприятных и труднодоказуемых подробностей, например, что ее телефон у девочек добавлен в черный список по указке новой мамы. «Я же их [племянниц] 15 лет знаю, они меня топят, говном обливают, а сами сидят, плачут глазами. Жалко девчонок, но пусть решают сами».
Мама должна ругать
— Благодарны ли вы Наталье или нет?
— Нет, — выпаливает младшая сестра Люба.
— Ну, за ее отношение — нет, — задумавшись, произносит Лена. — А за то, что она нас забрала с приюта,— да. Это было лучше, чем в приюте. Ну, и поначалу было все нормально…
— А вам ее жалко?
— Нет, — так же быстро отвечает Люба.
Лена кивает, но затем добавляет: «То, что дом сгорел, — да».
Девочки с новой мамой выходят провожать гостей. Лена задумчиво кладет пальцы в рот, тут же по ним получает. «Сломаю щас!» — повышает голос Ирина Петровна. Но улыбается и добавляет: «Я очень жесткая. Я ее ругаю и могу сказать: “Я тебе башку отрублю”. Но она же понимает, что не отрублю. Мама должна ругать».
Как рассказали «Таким делам» в областном минсоце, Лиза Кудрявцева после прохождения обследований в МКБ№5 Челябинска будет направлена обратно в Копейский реабилитационный центр. У Киры Маляр другие сведения — переведут в современный паллиативный центр в Челябинске.
Биологический отец девочек Юрий Кудрявцев освободился из мест лишения свободы 15 января в условно-досрочном порядке. 27 января он вернулся в Полетаево.