«Я бы осталась, но надо людям помогать»

Мы оставляем за спиной КПП и бетонный забор с нарисованными на нем березами. Даша говорит, что с тех пор как она впервые попала в интернат, здесь ничего не изменилось. Те же дома, те же магазины, гаражи, автобусная остановка.

Чем дальше она отходит от огромного здания, скрытого от людских глаз за высокими деревьями, тем свободнее говорит — о том, как невыносимо было там жить последние годы, как было трудно постоянно подчиняться правилам интерната и его рутине, молчать, когда на нее несправедливо кричали, терпеть, когда ей что-то запрещали.

«Но нужно было быть послушной. Не спорить, не качать права, делать, что говорят. Иначе бы в психушку отправили или характеристику плохую дали. А мне это зачем? Я хотела на воле жить, хотела, чтобы у меня семья своя была, свой дом, чтобы квартиру получить могла».

Даша провела в подобных заведениях в общей сложности 23 года своей жизни. Начиная с детских интернатов, куда она попала сразу после рождения, и заканчивая 30-м ПНИ, где она жила с 18 лет. Cложно представить, каково ей возвращаться сюда почти каждые выходные, но вопрос о том, зачем она это делает, ее удивляет.

«Как зачем? Чтобы помогать».

***
Даша сидит на кровати в маленькой однушке на Домодедовской. Ее длинные темные волосы спадают на мешковатую футболку. Свет из окна еле просачивается сквозь плотные шторы, а ночник около детской кроватки едва освещает небольшую комнату, обставленную новой мебелью. На кухне шумит кипящий чайник. Даша встает и осторожно, придерживая тонкими руками девятимесячную дочку, открывает дверцу шкафа, заполненного детской одеждой.

Ее голубые глаза светятся, когда их взгляды встречаются. «А-а-а-ай-а-а-а», — говорит девочка и спускается с рук на мягкий ковер. В комнату входит Дима, невысокий крепкий мужичок с усталым лицом, покрытым седой щетиной. Он смотрит на жену и дочь и улыбается, а после широким жестом распахивает шторы, впуская в комнату зимнее солнце, и целует дочку. Малышка, которую Даша одела в платьице с рыжими лисятами, встает и пытается сделать пару шагов. Пока не получается.

Даша не очень любит рассказывать про детство, но делает это по моей просьбе. Она вспоминает свои два детских интерната без боли в голосе. Даже когда она рассказывает, как ее, маленькую, били, связывали и поливали холодной водой из шланга, ее тон почти не меняется — будто речь идет не о физическом насилии, а о невкусной еде. За что так наказывали?

«Ну мы бесились, на кроватях прыгали, шумели, — объясняет Даша и тут же поворачивается к дочке. — Машенька, моя умница, скоро уже пойдешь, скоро побежишь, да?»

Светлые бежевые обои, картины, иконы в углу, большой красивый диван. Пол и кровать усеяны детскими вещами: игрушками, развивающими кубиками, плюшевыми медведями и собаками. За окном бесконечные ряды панелек и маленькая детская площадка с небольшим, размером с лодочку, парусником.

Чтобы получить эту квартиру, Даша прошла две комиссии, которые должны были проверить ее на готовность к самостоятельной жизни, — интернатскую и городскую. До последнего не верила в то, что у нее получится, волновалась и заучивала наизусть привычные для многих вещи — например, как оплачивать счета за квартиру.

Даша экзамен прошла и получила возможность жить самостоятельно, но квартира остается в собственности у государства. В течение пяти лет сюда будет наведываться соцработник — проверить, правильно ли она ведет домашнее хозяйство.

Даша признается, что это ее беспокоит.

«Иногда я боюсь, что придут и заберут ее. Мы же инвалиды, боюсь, что подумают, что мы ничего не сможем ей дать. Ведь забирают детей, да? А так условия мы ей хорошие создаем, все у нее есть, все, что нужно, есть».

У Даши инвалидность. Вторая группа, умеренная умственная отсталость. У Димы тоже.

«Нам всем такие диагнозы ставили, чтобы в ПНИ можно было отправить. Чтобы было где жить. Но у меня ничего такого нет, только педагогическая запущенность — я считаю плохо».

Дима с дочкойФото: Владимир Аверин для ТД

Пока Дима играет с Машей, Даша собирает вещи, запихивает в рюкзачок коробку со старым телефоном и немного еды в дорогу. Сегодня суббота, у Димы выходной, и Даша может отправиться на волонтерство в ПНИ или в керамическую мастерскую для людей с нарушениями зрения и слуха. Она ищет старую одежду, которую не страшно испачкать: день мастерской.

Рядом Дима говорит с Машей: «Вот так можешь? Вот так, смотри». Он сводит и разводит руки, как на занятии физкультурой, и я вспоминаю его слова: в детстве Дима много занимался спортом, отжимался и качал пресс — он хотел быть сильным. Потому что его «лупасили». Даша у большой входной двери с зеркальной поверхностью всматривается в свое отражение.

«Эту дверь мы купили недавно, — говорит она мне, — раньше тут серая была, интернатская такая. Знаешь, бывает, что ты натыкаешься в городе на какие-то вещи, которые напоминают о нем. Дверь, или коридор в здании, или стена, и тут же начинаешь представлять его».

Маша дергает Дашин шнурок, тот развязывается.

— Ты чего, Маш, маму не отпускаешь? — смеется Дима.

Даша завязывает шнурок, но стоит ей отвернуться за рюкзаком, и дочка повторяет то же действие. Даша опускается к ней.

— Ты хочешь, чтобы я осталась здесь, да? Я бы осталась, Маш, но надо людям помогать.

***

По пути к метро Даша рассказывает, как тяжело было впервые выходить в город и передвигаться самостоятельно. Она говорит, что как-то раз потерялась в метро. Стояла посреди снующих туда-сюда людей и плакала.

«Сейчас я по Москве почти куда угодно могу добраться. Я пользуюсь приложением карты метро на телефоне, а если не знаю, то спрашиваю дорогу. Навигатором еще не научилась пользоваться, не понимаю его пока».

Дверь керамической мастерской оказывается закрытой. Даша удивлена. Достает свой ключ, нажимает на пару кнопок. В мастерской монотонно жужжит вентиляция. Перед нами большое помещение с потолком в несколько метров и длинными рядами стеллажей и столов, покрытых остатками засохшей глины.

Мы в сердце маленького фонда «Творческое объединение “Круг”» (ТОК). Здесь начинался долгий путь Даши к обретению своего дома. Место, которое было изначально создано, чтобы дать работу слабовидящим и глухим, но которое изменилось после того, как его директор познакомилась с Дашей.

Это было на благотворительной ярмарке, вспоминает Даша, там фонд торговал своей продукцией. Она увидела красивые чашки и пиалы, которые делают слепоглухие люди и раскрашивают глухие художники, — и захотела быть причастной к этой работе. Но главное — там она познакомилась с Мариной, которую теперь, два года спустя, почти не зовет по имени. Вместо этого она использует другое слово.

Даша тогда жила в интернате, где подрабатывала сестрой-хозяйкой. Она не любила свою работу: говорит, что на нее часто кричали, обзывали за малейшую ошибку. Из-за работы внутри интерната у нее почти не было шансов получить квартиру — а значит, осуществить свою мечту о свободе, доме и семье.

Марина, которая раньше никогда не работала с людьми из ПНИ, решила помочь Даше и взяла ее на работу в мастерскую. Даша практически ничего не умела, но быстро обучилась ремеслу: лепить, набивать формы, даже ставить печи. Так у нее появились дополнительные деньги и необходимость каждый день ездить на работу, выбираться в город, социализироваться, жить почти полноценной жизнью. Почти — потому что ей по-прежнему нужно было возвращаться в интернат, где за опоздание могли сильно наказать.

«Однажды я потеряла карточку в автобусе и опоздала, вернулась ночью, — вспоминает Даша, раскладывая перед собой формочки для глины, — пришла уже часов в 12, наверное, и потом меня не выпускали в город. Недолго, недели две, но это было до ТОКа, я тогда сестрой-хозяйкой еще работала».

Жизнь Даши, похоже, действительно делится на два периода. До встречи с фондом и после. Раньше у нее не было никого, кроме Димы, с которым она познакомилась в беседке на территории интерната, и нескольких волонтеров, у которых она иногда гостила на выходных.

— Когда я познакомилась с ТОКом, у меня появилось много друзей, я начала понимать, что такое семья, дом, — говорит она без тени какого-либо пафоса. Спустя секунду тут же переводит тему. — Вот смотри, что я тут делаю.

Даша показывает подвеску в виде ангелочка.

— Недавно заказ был большой, я их по тридцать штук в день отливала, — рассказывает она, сосредоточенно залепляя гипсовую формочку глиной, — но я это не из-за денег делаю. Я сейчас в декрете, я сюда прихожу просто помогать.

В мастерскую входит Оксана, молодая девушка в белоснежном свитшоте.

— При-вет, — говорит ей Даша, совмещая слова и язык жестов, — ты кра-си-и-ва-а-я.

— Спасибо, — отвечает Оксана и включает слуховой аппарат. Она активно выговаривает каждый звук, словно ее речь читают по губам.

— Окуналась сегодня? Сегодня же Крещение.

— Не окуналась, нет. Мама говорит — это просто традиция, это необязательно делать. Это же люди придумали, а не бог, — говорит Даша.

Оксана кивает и берется за кисточки, чтобы раскрасить зеленым и черным пиалы, готовящиеся к продаже.

До того как попасть в эту мастерскую, Даша никогда в своей жизни не видела слабовидящих или глухих. Ей пришлось столкнуться с этим новым для нее миром, учиться новому языку, учиться помогать и сопровождать их. Даша говорит, что, если бы не слепоглухие, она бы вряд ли сейчас жила в своей квартире с дочкой и мужем. Дело в том, что у фонда есть небольшая квартира, где живут несколько слепоглухих сотрудников. Эта квартира стала для нее полигоном для обучения самостоятельной жизни.

«Марина предложила мне пожить на квартире и забирала меня на выходные. Потом я стала приезжать уже на неделю, потом на две, потом на месяц, а потом осталась там жить, пока ждала комиссию, чтобы получить свою квартиру. Я быстро подружилась с Мишей Ильиных и Владом, сопровождала их на работу по утрам и домой по вечерам, они учили меня, как готовить, как ходить по магазинам, а я убиралась, пыль протирала. Я же зрячая, мне легче».

***

Даша помнит код домофона от квартиры фонда, будто она все еще тут живет. Огромная железная дверь отворяется, и седой мужчина в черных очках и с красивой окладистой бородой приветствует нас.

— Это мы, Миш, — говорит Даша.

Мужчина улыбается в ответ.

— Привет-привет, Дашенька.

Это Миша Ильиных — тот самый человек, что помогал Даше освоить простые бытовые навыки. Все то, чему он научился сам, пока не потерял зрение и слух. Мы проходим мимо, а он остается стоять посреди коридора, поправляя рукой свои слуховые аппараты. Даша показывает кухню со столом, двумя холодильниками, диваном и кроватью.

«Иногда я здесь спала, но чаще всего в той комнате, — машет она рукой в сторону стены, — раньше там жили девочки, а сейчас там Миша Кутузов из 18-го ПНИ, мы с ним еще с детского интерната знакомы. Наверное, увидел мой пример и тоже решил жить здесь».

В комнату входит Кесси — лабрадор, красивая ухоженная собака-поводырь Миши. Даша слегка поглаживает ее по холке, собака флегматично ложится на пол. Миша идет на звук голосов уверенно, но все же чуть-чуть выставляя одну руку вперед.

В квартире чисто и просторно. Современная мебель, обои с тактильным принтом, высокие потолки и довольно большие комнаты. Белесой собачьей шерсти почти не видно на темном полу.

Даша предлагает чай или растворимый кофе, я выбираю второе, но Миша настаивает на молотом. Оказывается, Даша не умеет его готовить. «Значит, ты рано отсюда ушла», — говорит он смеясь и подробно, пошагово объясняет ей, отслеживая по звукам каждое действие.

Кофемолка жужжит, маленькие кусочки зерен стучат о пластик, как град по крыше. Даша вслух считает от одного до тридцати, будто опасаясь, что может случайно забыть одну из цифр и из-за этого получится невкусно. Ставит кофеварку на плиту.

Раздается звонок в дверь.

— Я, мам, почувствовала, что ты скоро будешь, — говорит Даша и бежит обнимать Марину, крупную женщину с вьющимися черными волосами.

— Привет, моя красавица, — говорит она мягким голосом и заключает Дашу в свои объятия, после чего входит на кухню и спрашивает громко: — А вы знаете, что сегодня крещенский сочельник?

— Да, но окунаться необязательно, мам, — говорит Даша.

— Правильно, Даш, необязательно. Но в сочельник принято есть сочево — такая вкусная еда, которую готовят из зерен пшеницы, мака, орехов и сухофруктов. Будем есть и слушать пение этих, как его называют… — теряется Марина.

— Птиц, — шутит Миша.

— Колядок, — говорит она серьезным тоном и принимается за готовку. Cтавит вариться кастрюлю с рисом, велит Даше порезать фрукты.

Работа идет быстро: Даша очищает фрукты и подает их Марине, моет хурму и помогает резать. До того как начать жить в квартире с Мишей и Владом, она не умела готовить совсем — даже простой суп или гречку сварить не могла. А теперь, говорит, умеет почти все.

Рис готов. Марина снимает его с плиты и делится последними новостями: Миша Кутузов, тоже живущий в этой квартире, недавно встал в очередь на бесплатную операцию в институте челюстно-лицевой хирургии и даже сам подал документы, а Кристина, девочка из ПНИ, работающая в фонде курьером, растет над собой, обзаводится новыми подругами.

— Самое ценное, — говорит Марина, нарезая очередной банан, — что у нее появились подруги в интернате. А еще более ценное, что они друг друга угощают.

— Это да, — говорит Даша, — это хорошо, когда взаимностью друг друга выручают.

— Не то чтобы выручают, — поправляет ее Марина.

— Когда хотят сделать приятное?

Марина соединяет фрукты с рисом и медом, Даша подает ей пиалы. Они смотрят друг на друга — и тут наконец-то картина складывается. Я начинаю понимать, откуда у Даши такое сильное желание помогать другим, откуда у нее эта безграничная любовь и понимание, как быть матерью.

— Я так рада, что мы сегодня тут все собрались, — говорит Даша, подавая тарелку.