Когда Нанна возвращается с одной смены в красной зоне, ей кажется, что отдохнуть после такого невозможно, что теперь ей никогда не захочется никуда выходить. После восьми часов в защитном костюме, респираторе, очках, без еды и воды тяжело даже просто двигаться. Респиратор плотно прилегает к лицу, он безопаснее, чем маска, но так сдавливает голову, что голова тут же начинает болеть. Очки тоже не лучший друг фотографа, все время запотевают, но, говорит Нанна, потом смотришь на некоторые фотографии и думаешь: «Даже хорошо, что запотевают. Не все так четко видно».
Просто стой и смотри
9 мая врачи пели фронтовые песни под гитару для ветеранов и детей войны. «Меня это поразило, — говорит Нанна. — Они уже пережили войну и вот теперь переживают эпидемию». И сколько продлится эпидемия, пока неизвестно.
От вируса по-прежнему нет никакого специфического лечения, врачи стараются снизить травматизацию легких и помочь пациентам пережить течение болезни. Они уже не следуют строгим протоколам первых дней, информация об эффективности тех или иных лекарств все время обновляется и в разных случаях срабатывают разные схемы. Домой выписывают сразу, как только пациент может обойтись без кислорода, чтобы дать шанс следующему. После выписки люди еще очень слабы, впереди месяцы восстановления, но в красной зоне их никто не встречает, нельзя. Волонтеры отвозят их домой на специальных машинах. Нанна говорит, что хотела бы снять как можно больше выписок, хотела бы поехать с этими людьми к их семьям: «Я на них смотрю, особенно на стариков, и думаю: что дальше, кто за ними ухаживает?»
Сейчас 52-я больница справляется с потоком пациентов. Свободных мест в реанимации почти нет, но ситуация стабильная, говорит доктор Александр Ванюков. Карантинные меры в Москве ослабили всего неделю назад, а инкубационный период у вируса — две недели. Совсем скоро станет понятно, удалось ли нам пережить первый пик. Если количество заболевших не возрастет, можно будет на это надеяться.
Сложнее всего снимать в реанимации и работу скорой помощи. Самые напряженные моменты фотографировать нельзя, чтобы не отвлечь даже случайным движением. «Врач, который привел меня, сказал: “Давай просто так стой и смотри”. А я сказала: “Нет, просто так я не могу на это смотреть”. Мне слишком страшно. Фотоаппарат — это хоть какая-то дистанция. Когда я снимаю, я могу думать о том, как сделать хороший кадр, а не о том, что происходит вокруг. Думаю, если бы врачи просто стояли и смотрели, они бы тоже не выдержали. Они справляются только потому, что работают, потому что бросаются на помощь пациентам».
«В самый первый день, когда я снимала в реанимации, люди умирали при мне, я их видела, вот только что видела. И когда одного человека увозили, следующий сразу занимал его место. И вот в этот первый день я вызвала такси до дома, самой было страшно: все же я только из красной зоны. Я спросила у таксиста: “У вас нет маски?” Даже не знаю, за кого мне было тревожнее в тот момент, за себя или за него. А он еще очень крупный, как многие люди, лежащие в реанимации, и он мне говорит: “Да зачем мне маска? Я сам как коронавирус, мне ничего не сделается!” И я — правда — не могу понять его слов. Почему люди говорят про какие-то деньги, которые кто-то зарабатывает на вирусе, заговоры, “пятнадцать человек” в больницах (только в 52-й больнице сейчас около 900 пациентов с COVID-19. — Прим. ТД), когда рядом — вот тут, рядом с ними, в этом здании — врачи из последних сил работают».
Нанна сама боится больниц — слишком много времени провела в них когда-то из-за проблем со здоровьем, — но за работой нет, не боится. «Я очень уважаю фотографов, снимающих в чрезвычайных обстоятельствах. Но мне всегда казалось, что особенно страшно, когда враг — невидимый, непонятный. И я думала, что я так не смогу, ни в коем случае».
Она ошиблась. Смена в красной зоне закончилась, в руках Нанны фотоаппарат с сотнями фотографий.
Все портреты врачей сделаны после их 24-часового дежурства вне красной зоны, лица зараженных коронавирусом во время процедур в реанимации заретушированы, а пациенты, снятые в палатах, официально дали разрешение на фотосъемку.
—
Когда Нанна просила разрешение на съемку, еще не было репортажей из больниц, никто не знал, какие требуются меры защиты и чего ждать, но она все равно согласилась.
Никто, говорит Нанна, не считает себя героем. Повторяют: «Кто-то должен делать эту работу» — и все. Многие врачи не хотели фотографироваться со следами от масок на лице, особенно женщины. Говорили, что «некрасивые».