Дожить до суда
Коронавирус стал причиной отмены фестивалей и концертов, выставок и кинопоказов по всему миру. Но его жертвой стали и процессы, корнями уходящие в далекое прошлое. В середине апреля власти Канады заявили, что из-за эпидемии им придется отложить начатый процесс экстрадиции из страны 96-летнего Гельмута Оберлендера — что весьма расстроило российский Следственный комитет.
История с экстрадицией Оберлендера тянется уже почти 25 лет, но началась она раньше. В 1924 году в запорожском селе Молочанск родился Гельмут Оберлендер — село в начале XIX века основали немецкие колонисты, и до Первой мировой оно называлось Гальбштадт. Когда во время Второй мировой в село пришли немцы, к местным жителям они отнеслись как и ко всем остальным «фольксдойче» — предложили послужить Германии.
Гельмут Оберлендер сначала был переводчиком в вермахте, затем, вероятно, служил в СД в составе Айнзацгруппы D и занимался уничтожением евреев и цыган. Воевал за рейх на Восточном фронте, был ранен, а после войны на 10 лет притаился в немецком Карлсруэ. Оттуда он и выехал в Канаду, соврав в иммиграционном заявлении о своих занятиях в годы войны. В 1995 году обман раскрыли — и начался многолетний суд. Адвокаты Оберлендера пытались представить своего подзащитного как невинного участника зондеркоманды, непричастного к уничтожению десятков тысяч человек.
В 2017-м Оберлендера лишили канадского гражданства. Он проиграл и апелляцию, и в декабре 2019 года перед ним замаячила перспектива депортации из страны в Германию. Вероятно, это не было бы последней точкой назначения: за долгим процессом следили и в России. В начале апреля Следственный комитет заявил о возбуждении уголовного дела об убийствах 30 тысяч жителей Ростовской области в 1942 году. Речь идет о множестве карательных акций зондеркоманды СС-10а во время оккупации.
По данным СК, Оберлендер принимал участие во всех этих акциях; еще в феврале представители ведомства запросили у канадских властей документы, в которых раскрываются подробности его службы в СС. А в конце марта были рассекречены документы из архивов ФСБ, рассказывающие о массовых расстрелах детей в Ростове в 1942 году. Решение о будущем Оберлендера пока находится в подвешенном состоянии: пандемия в ближайшее время заканчиваться не собирается, да и при ее отсутствии у бывшего эсэсовца было бы не так много шансов дожить до суда.
Только за последний год в России возбудили несколько уголовных дел о преступлениях нацистов во время Второй мировой. Например, 23 апреля 2020 года СК после изучения рассекреченных ФСБ документов возбудил уголовное дело по статье за геноцид, подробно изучив архивные материалы о массовых убийствах мирного населения в Карелии в период Великой Отечественной войны. Девятого апреля было возбуждено дело об убийствах более 30 тысяч жителей Ростовской области. Депутаты требуют возбудить и дело об осквернении могил советских солдат в Польше. В прошлом году были возбуждены дела по поводу массовых убийств в Новгородской области, убийств детей в Ейске, началось производство в отношении латышского легионера СС Висвалдиса Лациса.
Но поиск нацистов — это не какая-то новая технология, почему же в России об этом в последнее время говорят так много?
Нацисты среди нас
Когда война в Европе только закончилась, руководители победивших стран не питали иллюзий насчет будущего большинства нацистов. Многие понимали, что наказание не для всех окажется неизбежным: судить значительную часть населения страны, поделенной на четыре зоны оккупации, было невозможно.
Кроме того, многим военным преступникам удалось спрятаться или убежать из Европы — в основном в страны, откуда бы их не выдали, прежде всего в диктатуры Латинской Америки. Кто-то бежал в Испанию или Португалию, где у власти были фашисты Франко и Салазар. Именно в Португалии, скажем, закончил свои дни регент Венгрии и союзник Гитлера Миклош Хорти. А кое-кто отправился в ближневосточные страны, например в Сирию: там осел Алоис Бруннер, помощник Эйхмана, ответственный за депортацию и гибель 100 тысяч евреев. В Сирии он помогал зачинать местные спецслужбы и был неформальным лидером других беглых нацистских преступников (по слухам, Бруннер дожил аж до 2010 года).
Впрочем, бежать приходилось не всем. Часть бывших нацистов смогла предложить свои услуги новым властям. Так произошло, например, с Вильгельмом Хеттлем, который был главой разведки и контрразведки Третьего рейха в Центральной и Восточной Европе. Оказавшись в американском плену, Хеттль начал привлекать внимание к своим антикоммунистическим взглядам — но он мог предложить кое-что кроме слов: сеть агентуры в Восточной Европе и на Балканах. Неудивительно, что сначала Хеттль был привлечен к Нюрнбергскому процессу — но на нем он оказался не в качестве подсудимого, а присутствовал как важный свидетель обвинения. Жизнь его была вполне благополучной — он дожил до 1999 года.
История Хеттля — не исключение. Бывших нацистов и коллаборационистов, утаивших прошлое, в послевоенном мире было немало. Среди них был Курт Вальдхайм (между прочим, руководитель ООН с 1971 по 1982 год, а затем канцлер Австрии); Морис Папон — в годы войны он был коллаборационистом и содействовал уничтожению французских евреев, а после войны дослужился до руководителя французской полиции; советником первого послевоенного канцлера ФРГ Аденауэра был Ганс Глобке — юрист, который в свое время давал законодательное оформление Нюрнбергским расовым законам; Теодор Оберлендер, политический руководитель батальона «Нахтигаль», занимал различные посты в западногерманском правительстве до 1960 года.
Ситуация по другую сторону стены отличалась мало — в ГДР была создана Национал-демократическая партия Германии, целью которой было вовлечение в официальную политику членов НСДАП, которые не запятнали себя преступлениям, — впрочем, бывших нацистов хватало и в правящей в стране партии.
Наказать и лишить прав всех бывших нацистов было попросту невозможно, и политики сделали выбор в пользу замалчивания прошлого, несмотря на публичное осуждение нацизма и военных преступлений. Но в первые послевоенные годы по всей Европе действительно прошло большое количество судебных процессов над военными преступниками и коллаборационистами. Многих из них, впрочем, освободили по амнистии уже в следующем десятилетии.
Словом, ни для кого в послевоенном мире не было секретом, что огромное количество нацистских преступников осталось на воле. Но были и люди, которые не хотели смириться с таким положением вещей.
Поиск нацистов: путь Визенталя
Один из самых известных символов «охоты» на нацистов — это Симон Визенталь. До войны он был преуспевающим архитектором во Львове; во время войны чудом выжил в лагере, потеряв многих родных и близких, а после освобождения американцами из Маутхаузена был полон желания отомстить. Уже через три недели после освобождения у Визенталя был готов список из 300 имен нацистских преступников и их пособников — охранников лагерей, палачей, добровольных помощников. Именами преступников Визенталь поделился с американской контрразведкой.
За несколько лет работы Визенталю и его соратникам удалось собрать огромное количество информации о военных преступниках. Однако ситуация в мире и Европе менялась: американцы видели главной угрозой уже не нацистов, они сосредоточились на противостоянии коммунистам.
Самое известное дело Визенталя — «охота» на Адольфа Эйхмана. Поймать человека, ответственного за транспортировку и уничтожение миллионов евреев, было для Визенталя главным желанием. Он был уверен: Эйхман не погиб в суматохе последних дней войны, а смог сбежать. Многолетний поиск свидетельств и улик увенчался грандиозным успехом. Агенты «Моссада» захватили Эйхмана в мае 1960 года, по поддельным документам вывезли его из страны и доставили в Израиль. Только тогда премьер-министр Бен-Гурион объявил о поимке нацистского преступника. После знакового процесса Эйхман был повешен, а прах его был развеян над морем.
Именно Визенталь собрал подробное досье на Франца Штангля, который в годы войны служил комендантом Собибора и Треблинки. В 1967 году Штангля, жившего в бразильском Сан-Паулу, арестовали и выдали немецким властям — в Германии его приговорили к пожизненному заключению. Визенталь же нашел и Гермину Браунштайнер — надзирательницу Майданека, прославившуюся своей жестокостью. После войны ее осудили за работу в концлагере Равенсбрюк. Ей удалось отсидеть лишь за часть преступлений, а затем эмигрировать в США. Но правосудие ее настигло — в конце концов Гермину экстрадировали в ФРГ, где ее осудили и приговорили к пожизненному заключению. В тюрьме она будет болеть и страдать: осложнения из-за диабета приведут к тому, что Гермине ампутируют ногу, а в 1996 году состояние ее здоровья станет настолько плохим, что ее отпустят из тюрьмы. Она скончалась спустя три года.
У Визенталя было немало других побед и свершений. Но безусловно, поиском бывших нацистов занимался не только он, но и еще несколько десятков активистов по всему миру. Например, чета журналистов Кларсфельд — Беата и Серж. Беата прославилась тем, что дала публичную пощечину канцлеру ФРГ Курту Кизингеру, обвинив его в сокрытии нацистского прошлого. Кларсфельды выследили многих нацистских преступников, самым известным из них, наверное, был Клаус Барбье — член СС, палач французского Сопротивления.
Занимались поиском, пусть и нехотя, и государственные органы. В США после истории с Герминой Браунштайнер создали Офис специальных расследований. Сотрудники этого подразделения американского минюста расследуют причастность граждан страны к военным преступлениям и сокрытию прошлого. В Польше с 1945 года работает Главная комиссия по преследованию за преступления против польской нации.
В ФРГ, где правительство после войны всячески старалось приглушить и замолчать проблему своего прошлого, в 1958 году было создано Центральное управление по расследованию преступлений национал-социалистов. Оно появилось под давлением немецкой общественности, шокированной Ульмским процессом 1958 года: тогда перед судом предстали сотрудники СД, СС, гестапо и литовские коллаборационисты, причастные к убийству 5,5 тысячи литовских евреев. Создавая ведомство, власти надеялись, что оно будет скорее номинальным и существовать только на бумаге. Однако следователи оказались упорными.
Они блестяще подготовили Франкфуртский процесс 1963 года — на нем судили офицеров и охранников концлагеря Освенцим. Суд был непростым: судьей был Фриц Бауэр — человек, который помогал Визенталю искать Эйхмана. Процесс прогремел на всю Германию. Перед судом представали узники и жертвы, публично разбирались детали того, как осуществлялся Холокост, появлялись и обсуждались документы, о существовании которых большинство жителей ФРГ раньше и не подозревало. Некоторых подсудимых отпустили в зале суда, иные получили от трех до десяти лет тюрьмы, примерно половину приговорили к пожизненному заключению.
Огласка совсем не радовала западногерманское министерство юстиции. В этом нет ничего удивительного: в 2016 году стало известно, что между 1949 и 1973 годами больше половины немецких судей (90 из 173) были в прошлом членами НСДАП, а 34 человека — и вовсе членами СА — штурмовиками. Интересно, что в 1957 году доля бывших членов НСДАП среди судей и руководителей министерства юстиции была выше, чем во времена нацистской Германии, — их было 77 процентов.
В 1968 году немецкое законодательство снова изменили — теперь наказание за соучастие в преступлениях сокращалось в том случае, если подсудимые «не разделяли мотивов» основных преступников. Это нововведение если не заморозило работу следователей на долгие годы, то существенно ее усложнило. В следующие четыре десятилетия о них слышали мало — небольшой всплеск наблюдался в нулевые годы в связи с судом над «Иваном Грозным» — Джоном Демьянюком.
Военные преступления и военные наказания в России
В СССР публичные процессы над нацистами и их пособниками начались еще в 1943 году — вскоре после освобождения Курска, Орла и Белгорода. Всего подобные процессы прошли во время войны и в первые годы после нее в 21 городе. Но первый суд состоялся в Краснодаре. Город был освобожден 12 февраля 1943 года — и сразу же после этого НКВД приступил к поиску пособников нацистов; эта задача считалась одной из важнейших. На Краснодарском процессе, который начался 14 июля 1943 года, судили 13 советских граждан — пособников нацистов, которые принимали участие в массовых казнях в составе той самой зондеркоманды СС-10а, в причастности к которой в наши дни Следственный комитет обвиняет Гельмута Оберлендера.
Подсудимых обвиняли в том, что они помогали немцам в казнях и пытках, обслуживали работу газенвагенов, помогали охранять заключенных и ловить тех, кого немцы хотели казнить. Например, в конце августа 1942 года в Краснодаре были убиты почти все евреи — в проведении этой акции немцам содействовали помощники из местных. Многие пошли в зондеркоманду добровольно. Василий Тищенко, дослужившийся у немцев до следователя гестапо, рассказывал на суде о том, как «велось следствие» в Краснодаре: «Арестованным, свидетельствовал Тищенко, в гестапо никаких обвинений не предъявлялось. Свидетелей не вызывали. Очных ставок не делали. Гитлеровцы допрашивали “обвиняемых”, будучи, как правило, в нетрезвом виде. Они их избивали шомполами, плетьми, пинками своих кованых сапог, вырывали волосы, срывали с пальцев ногти. Офицеры-гестаповцы Кристиан, Раббе, Сальге, Сарго и другие насиловали арестованных женщин. Тищенко признался на суде, что и сам лично избивал арестованных, что по его следственным делам были расстреляны советские общественники Саркисов, Патушинский и другие, а многие были отправлены в концентрационные лагеря».
Процесс получил широкую огласку: на нем присутствовали не только советские журналисты и писатели (Алексей Толстой), но и иностранные — например, корреспондент BBC Александр Верт. Впрочем, рассказы свидетелей, выступавших на процессе, звучали настолько фантасмагорически ужасно, что и советская, и западная аудитория сперва не до конца поверила в правдивость заявлений. Особенно пугающей была история о расправе над маленькими детьми в Ейске: нацисты просто вывезли их за город, многих расстреляли, а иных закопали живыми.
Следователи постарались, чтобы на процессе звучали не только ритуальные обвинения в адрес руководителей нацистской Германии, но и имена и фамилии непосредственных руководителей террора на юге России. Так, например, был публично назван генерал-полковник Рихард Руофф, командующий 17-й армией группы войск «А», который после отступления немецких войск под Краснодаром был отправлен в запас (после войны СССР не требовал экстрадиции Руоффа — и тот спокойно дожил в Тюбингене до 1967 года).
Процесс в Краснодаре не затянулся — приговор трибунала был оглашен через три дня после начала суда: троих приговорили к 20 годам каторжных работ, остальных публично казнили.
За процессом в Краснодаре последовали и другие. В августе прошел суд в Краснодоне, а затем и в Харькове. Причем если на первых двух процессах судили коллаборантов и пособников, то на суде, начавшемся в Харькове в декабре 1943 года, наряду с советскими гражданами подсудимыми впервые стали немцы. В остальном все было почти как и на предыдущем суде; новым стал, пожалуй, лишь принцип, озвученный публично: наличие приказа не освобождает от ответственности за преступления, казни и убийства. Всех четырех подсудимых 19 декабря 1943 года повесили на площади перед центральным зданием рынка.
После Харькова в публичных процессах наступил перерыв до декабря 1945 года. В Ленинграде главным обвиняемым был генерал-майор Генрих Ремлингер, организатор множества карательных экспедиций в Псковской области. Приговоренных повесили перед Рождеством 1946 года — это была последняя публичная казнь в истории города. Той же зимой суды прошли в Брянске и Смоленске
За 1943—1949 годы в разных городах СССР прошел 21 публичный процесс над немцами и их пособниками; казнили, впрочем, далеко не всех — многих отправили на каторгу. Кроме того, в тюрьмах и лагерях оказались члены Русской освободительной армии. Процесс над ее руководителем, генералом Власовым, прошел в закрытом режиме, чтобы избежать публичного высказывания антисоветских взглядов. В лагерях же оказались добровольные помощники оккупантов, пленные солдаты и офицеры вермахта, бойцы национально-освободительных движений в Прибалтике и на Украине, офицеры японской Квантунской армии, японские врачи, ставившие жестокие эксперименты над советскими военнопленными, венгерские и румынские военные преступники.
Спустя 10 лет после окончания войны СССР признал ФРГ, а Никита Хрущев согласился выполнить просьбу канцлера ФРГ Конрада Аденауэра — иностранных военнопленных в 1955—1956 годах амнистировали и отпустили из Советского Союза. В те же годы были амнистированы и многие коллаборационисты — кроме тех, кто был причастен к массовым казням и военным преступлениям.
Советские же запросы об экстрадиции лиц, подозреваемых в военных преступлениях на территории СССР, выполнялись редко и чаще всего игнорировались. Собственно, первый военный преступник, переданный в СССР в послевоенный период, — это уроженец Крыма Федор Федоренко. В Красной армии он был водителем и попал в немецкий плен в первые же недели войны. Там он довольно быстро изъявил желание сотрудничать с немцами. После обучения стал охранником в концлагере Треблинка, где и провел большую часть войны; в лагере он занимался также и подготовкой к массовым казням — вместе с 200 украинцами Федоренко раздевал и брил заключенных перед тем, как их отправляли в газовые камеры. В массовых казнях он тоже принимал участие.
Возвращаться в СССР Федоренко не собирался. В конце войны он был уже на территории Германии и четыре года жил в британской оккупационной зоне, сотрудничая с британцами. В 1949-м покинул Европу и эмигрировал в США, где старался жить максимально незаметно и тихо. Это ему до поры до времени удавалось — он менял места жительства. Однако его деяния времен войны не были забыты. Его имя звучало на процессах в Германии в 1960-х — тогда там судили охранников в Треблинке.
Согласно некоторым не вполне проверяемым историям, Федоренко то ли один, то ли даже несколько раз приезжал в Советский Союз после войны — навещал родной Крым. Считается, что после его визита в 1974 году им заинтересовался КГБ. В США медленно начал разворачиваться процесс над Федоренко. Первый суд в 1978 году он выиграл: говорил, что немцы выдавали ему незаряженную винтовку, к газовым камерам он не подходил и вообще сам боялся эсэсовцев не меньше, чем заключенные. По итогу процессов суд даже назвал Федоренко «жертвой нацизма» и оправдал по всем обвинениям.
Но в 1981 году дело начали рассматривать в Верховном суде США: спустя три года Федоренко лишили американского гражданства и экстрадировали в СССР. А еще через два года Крымский областной суд приговорил его к расстрелу — казнили Федоренко в 1987 году.
В Советском Союзе понимали, что шансы на получение преступников, сбежавших за границу, крайне малы. Но это никак не мешало искать пособников фашистов внутри страны — многие из них смогли спрятаться, скрыться или избежать наказания за самые свои грандиозные преступления. За 1960—1970-е годы в СССР прошло более 30 таких процессов — многие из них гремели на всю страну. Известна история Тоньки-пулеметчицы, пособницы фашистов, которую удалось найти только в конце 1970-х — суд приговорил ее к расстрелу.
А в 1985 году судили Григория Васюру — он был одним из участников уничтожения Хатыни, руководил штабом 118-го батальона шуцманшафта, а войну закончил во Франции. После войны он сидел в лагерях, но был амнистирован в 1955 году. В родном совхозе находился на хорошем счету и даже выступал перед школьниками как ветеран войны. А в руки КГБ попал по глупости: в 1985 году в СССР ветеранов войны награждали орденом Отечественной войны — в честь сорокалетия Победы. Васюра потребовал выдать ему орден — и это запустило цепочку разбирательств, в ходе которых выяснилось, чем же он занимался в годы войны. После большого и долгого процесса Васюру расстреляли в 1987 году.
С конца 1950-х и до середины 1970-х годов в Краснодаре состоялось еще четыре процесса, связанных с деятельностью зондеркоманды СС-10а: убийствами детей в Ейске и Мозыре, массовыми казнями в Таганроге и Новороссийске. Судили карателей и палачей — многие из них смогли после войны сменить имя, оформить поддельные документы и уехать подальше от южного города. Некоторые и вовсе покинули страну — в 1974 году, на последнем из трех процессов, судили еще одного помощника карателей — Цинаридзе, которого пришлось выманивать в Краснодар из Канады. Подобные процессы шли везде — в Калмыкии их в те же годы было шесть, и опять один из преступников был пойман в СССР после туристического визита. В Латвии в 1950-е прошло множество закрытых процессов; в Смоленске в 1960 году судили «полицаев», виновных в уничтожении гетто в небольшом городке Велиже — перед наступлением Красной армии они сожгли 2 тысячи евреев в свинарнике.
По оценкам немецкого историка Тани Пентер, в 1943—1953 годах в СССР за пособничество оккупантам судили около 320 тысяч человек. При этом современные исследователи указывают, что национально-освободительные мотивы сотрудничества с нацистами были у коллаборантов далеко не всегда на первом месте, хотя те из них, что остался на Западе, стремились создать именно такое представление о причинах сотрудничества с немцами.
Постсоветские поиски нацистов
После распада Советского Союза ситуация начала меняться — события Второй мировой, которые, казалось, давно ушли в прошлое, стали возвращаться в публичное пространство — и, более того, становиться актуальными политически. В бывших советских республиках и странах соцблока началась переоценка итогов Второй мировой войны. В Латвии, несмотря на многочисленные протесты, стали отмечать День памяти латышских легионеров Латвии. В Эстонии такой же традицией стал ежегодный слет ветеранов войск СС — прежде всего 20-й гренадерской дивизии, которая в 1944 году сражалась с Красной армией под Нарвой. На Украине заговорили об ОУН — УПА, а память Степана Бандеры стала отмечаться ежегодным факельным шествием в день его рождения (в конце президентства Виктора Ющенко Бандера даже был признан героем Украины — но позднее это решение было оспорено и отменено).
В России же в 1990-е пошли совсем неожиданные перемены. С 1992 года по инициативе Генеральной прокуратуры начали реабилитировать немецких граждан, осужденных за военные преступления. Мало того, президент Ельцин просил ускорить темпы амнистирования. Депутат бундестага и крайне правый немецкий политик Альфред Дреггер (в прошлом член НСДАП) даже призывал Ельцина реабилитировать всех военнопленных вермахта, вне зависимости от их деяний.
В качестве жертв политических репрессий зачастую реабилитировали участников карательных акций против мирного населения, против партизан, преступников, уничтожавших деревни в Белоруссии и России. Реабилитация была приостановлена только в 1998 году решением Верховного суда — за семь лет было реабилитировано 13 тысяч человек. Впрочем, заявления о реабилитации поступают в Генеральную прокуратуру до сих пор — например, за девять месяцев 2014 года Генпрокуратура России получила 117 обращений (большая их часть удовлетворена не была), в том числе и заявление по поводу Ганса Пикенброка, главы отдела военной разведки Абвера. Верховный суд РФ реабилитировать его не стал — несмотря на то что в Германии (куда Пикенброк вернулся в 1955 году, после аденауэровской амнистии), он не был судим и вообще получал повышенную пенсию как ветеран войны.
А некоторые решения, принятые в 1990-е, потом пересматривали — например, в марте 2018 года прокуратура Свердловской области отменила решение о реабилитации эсэсовского военного преступника Германа Йозефа Бицингера. Это произошло по запросу историка Ивана Абатурова, который заметил процессуальные нарушения в заключении о реабилитации.
Но спустя уже несколько лет вопросы, связанные с войной, получили новый поворот. Еще в 1995 году президент Ельцин присвоил параду в День Победы статус ежегодного — в СССР его проводили в юбилейные годы. С начала нулевых стали нарастать конфликты по поводу оценки истории: резкий протест у российских политиков вызвали события на Украине и действия властей прибалтийских стран. После 2005 года, когда в России с особым размахом праздновалось 60-летие Победы, вопрос встал особенно остро.
А вскоре после этого в генпрокуратуру Литвы поступило заявление от пяти ветеранских националистических организаций, которые сообщили, что их оскорбили ветераны Красной армии — газетными статьями и телепередачами, выпущенными в преддверии юбилея Победы. В Эстонии с 2006 года разгорался скандал, связанный с памятником советскому солдату на Тынисмяги в Таллине: Бронзовый солдат и захоронение советских бойцов были местом сбора ветеранов Великой Отечественной войны в столице Эстонии.
В 2009 году в России по указу президента Медведева создали Комиссию по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России. Говорят, что этого добился лично Сергей Нарышкин, в те годы — глава администрации президента. На первом заседании комиссии он рассказал об истинных целях ее работы: Нарышкин заявил, что «ревизионисты» хотят добиться пересмотра геополитических итогов Второй мировой войны, чтобы отторгнуть у России территории, — а допустить этого нельзя. Особых успехов на ниве борьбы с ревизионистами комиссия, впрочем, не добилась.
В 2014 году в России ввели уголовную ответственность за реабилитацию нацизма. За последующие годы российская власть приложила много усилий, наказывая за мнение о войне, отличное от официального. Причем за семь лет до того в России обсуждали возможность ввода уголовного наказания за отрицание Холокоста, но эта идея не нашла существенной поддержки. А вот за реабилитацию нацизма стали судить и простых пользователей соцсетей, и историков — с 2014 по 2018 год было возбуждено около 100 уголовных дел.
Интересно, что и ситуация со сносом памятника за границей повторялась неоднократно в последующие годы (в Грузии и на Украине), а в апреле 2020 года Следственный комитет России возбудил уголовное дело по поводу сноса памятника маршалу Коневу в столице Чехии.
Но если возбуждение дел по поводу сноса памятника за границей имело аналоги в недавней российской истории, то запуск расследований о зверствах нацистов спустя 75 лет после окончания войны — это уже что-то новое. Инициаторами такого подхода стали участники поисковых организаций, сотрудничающие с Общероссийским народным фронтом (ОНФ).
19 марта 2019 года Елена Цунаева, сопредседательница Центрального штаба ОНФ, ответственный секретарь Поискового движения России и председатель комиссии Общественной палаты РФ по делам молодежи, развитию добровольчества и патриотическому воспитанию, объявила о старте проекта «Без срока давности» при поддержке Росмолодежи и Роспатриотцентра. По ее словам, проект «призван рассказать о военных преступлениях, о подвиге гражданского населения и увековечить память мирного населения, погибшего во время Великой Отечественной войны».
Елена Цунаева вошла в руководство ОНФ в 2018 году — после смерти Станислава Говорухина. Журналисты BBC тогда писали, что смена руководства прошла еще и в рамках замены володинских выдвиженцев теми, кто был близок к Сергею Кириенко, — и Цунаева якобы была одной из них. Во время президентских выборов 2018 года она была доверенным лицом Владимира Путина, а летом того же года вошла в руководство общественного движения «Бессмертный полк».
На 2019—2020 годы Цунаева планировала поисковые работы на местах гибели мирных жителей в 12 регионах России — а результаты исследований должны были быть переданы в следственные органы. В начале 2020 года были уже первые результаты — например, в марте Цунаева рассказывала в Карелии о планирующемся к изданию сборнике документов о преступлениях против мирных граждан.
Уголовное дело о массовых убийствах в Ейске также было возбуждено после сотрудничества СК и поисковиков, возглавляемых Цунаевой, — тогда она говорила, что «поисковики готовы присоединиться к работам на месте захоронения воспитанников детского дома, а возбуждение уголовного дела в отношении убийц детей-инвалидов в Ейске — это знак того, что имена исполнителей этого преступления не будут забыты, а их действиям дадут правовую оценку».
Неизвестно, сколько еще уголовных дел о преступлениях времен Великой Отечественной войны возбудит Следственный комитет в ближайшие месяцы и годы. Впрочем, если прочитать недавнюю статью в «Российской газете» депутата Госдумы Виктора Заварзина, то можно понять, что, вероятно, дел будет много: «В преддверии юбилея Победы одна их наших важнейших задач государств, в том числе их парламентов, нравственное и патриотическое воспитание молодежи на примерах героизма советского народа в годы Великой Отечественной войны, увековечение памяти Защитников Отечества, законодательное закрепление указанных задач. Надо бороться всеми доступными средствами против фальсификаторов исторической правды».
Вероятно, это означает, что, если Гельмуту Оберлендеру и удастся пережить эпидемию коронавируса, от российского правосудия он не уйдет.