Тот как-то по-человечески поговорил: «Ну да, семь лет тяжело, но некоторые и по двадцать сидят, соберись, жизнь не заканчивается, все будет нормально!» Валера собрался, оттрубил четыре года, а потом у него на ноге выросла заполненная раковыми клетками родинка — новая Валерина петля. Эта история — именно о том, как его вытаскивали из нее. И кому это было нужно.
* * *
В физике есть такое явление, как петля гистерезиса. На простом языке — запоздалая реакция на раздражитель. Слушая историю Валеры, я ловлю себя на мысли, что вся жизнь Ремизова соткана из таких петель. Позднее взросление, позднее переосмысление, позднее осознание, где и что он делал не так. Плюс магнитное поле с необъяснимыми, а часто просто дурацкими обстоятельствами.
«Валерка — хороший парень, добрый, открытый, — на два голоса убеждают тетя и сестра. — Но как выпьет, обязательно во что-то вляпается».
Я сижу в их в доме на окраине Новопавловска и жду, когда Валера вернется из Ставропольского онкоцентра. Незадолго до моего приезда врачи сказали, что по телу Ремизова уже поползли метастазы. Он позвонил родным и в обычной смешливой манере сказал: «Сестренка, мне пришел пипец…» Оля ругалась, что он не врач и не Бог, а сама поглядывала на мать: «Что будем делать? Где искать хороших врачей? И деньги, главное, брать откуда?»
«На себе не показывай!»
Я слушаю историю Валериного детства — как они вместе с родственниками бежали от войны из Грозного в Ставропольский край. Как начинали здесь все с нуля: взрослые строили дома и работали в две смены, дети росли сами по себе. Если девочки от природы спокойные, то Валера шебутной. Сошелся с местной шантрапой, и понеслось: пиво, мотоциклы, полукриминальная дворовая романтика. Остепенился только в армии — получал благодарности и даже дослужился до сержанта. Вот там бы ему остаться и выдохнуть, но нет, не захотел.
Валерий
Фото: Евгения Жуланова для ТД
Поступил в училище «на машиниста поезда», бросил. Развозил по магазинам хлеб, подался в Москву на заработки — делал фасады, торговал китайским барахлом у цирка. Когда подсобрал денег, вернулся домой. Тут они с приятелем ездили по деревням и скупали металлолом. В одном из сел познакомились с пастухом, украли у него 46 баранов — просто перегнали в кузов своей машины, пока пьяный охранник спал.
Валере с товарищем дали по два года и два месяца. «За хорошее поведение» срок скостили на треть. Зона для первоходов была похожа на армию: Ремизов отсидел спокойно и был уверен, что больше за решетку не попадет.
Когда вышел, съездил в Москву на заработки, снова подсобрал денег, но на Казанском вокзале попал на «гоп-стоп»: домой вернулся с пустыми руками. Месяц держался, а потом выпил… Утром его разбудил сотрудник полиции. Валера не помнил ничего о прошлой ночи, но стесанный бок подтверждал: он действительно угнал у приятеля скутер и разбил его. За этот проступок ему дали полтора года.
Третий раз все развивалось по уже закрепленному сценарию: вышел, поработал на автозаправке, принял на грудь с местными маргиналами, за компанию пошел «одалживать» деньги к состоятельному соседу…
Всех участников грабежа взяли той же ночью. На очной ставке Валера плакал и просил у соседей прощения. Но толком так ничего и не вспомнил.
Шрам на животе после операции
Фото: Евгения Жуланова для ТД
«Если бы нас шло двое, трое, дали бы всем по десять-двенадцать лет. А если я один, статья меньше. Следователь уговорил все взять на себя, я и взял. Но все равно дали семь лет, и, когда я это услышал, так хреново стало. Семь лет! Это же вся молодость в тюрьме. Тогда и захотел повеситься», — это рассказывает уже Валера. Он вернулся из Ставрополя с «рекомендациями о проведении паллиативной лекарственной терапии». Ремизов не до конца понимает, что значит слово «паллиативный». А сестра пресекает разговоры о страшном, и, когда Валера вспоминает, что видел в онкологии мужика с «во-от такой огромной опухолью на руке», родственницы подпрыгивают и кричат в один голос: «Не показывай на себе! Не показывай!»
Валера смеется и сглатывает — в горле у него тоже опухоль. Ее пока не видно. Рак горла диагностировали ему уже на свободе.
Боль ушла, но обещала вернуться
Потом мы разговариваем один на один. Валера поначалу хорохорится, но потом устает притворяться и сникает. После долгой дороги в рейсовом автобусе у него болит нога и на погоду болит, а ночью, когда он вытягивается на кровати, кажется, что маленький огненный клубок петляет по всему телу.
Рак у Валеры появился на пятом году отсидки. На икре правой ноги выступила грибом на тонкой ножке маленькая черная родинка. Во время одного из обысков ее нечаянно сорвали. Валера обрадовался — не будет мешать. Но на месте этой родинки выросла еще одна, а рядом начала наливаться темная шишка. Была как горошина, стала с перепелиное яйцо, затем с куриное и еще больше. Валера ее перетягивал тряпкой, потому что ходить было больно и неудобно, и спал уже только на животе. Кто-то из сокамерников посоветовал сфоткать шишку и залить в интернет-поисковик.
Валерий выключает телевизор
Фото: Евгения Жуланова для ТД
Так Валера узнал, что у него меланома, ну то есть рак кожи. Довольно давний и уже в меру запущенный.
— Почему раньше не обратился к врачу?
— Я обращался, и меня обещали отправить на больничку, но зону расформировывали, нас перевозили на новое место. А болячка еще сильно не беспокоила. Потом на два месяца я попал в изолятор — там вечно холодно, я еще голодовку объявил, потому что не понял, за что меня закрыли. Семь суток не ел и не пил. Видать, это ударило по организму, и опухоль начала расти. Когда я уже еле ходил, зэки просили за меня. Забрали, короче. Еще полтора месяца я был на обезболивании и ждал диагноза. 1 августа 2019 года меня перевезли в онкологию и сделали операцию. Когда очнулся, был счастлив, потому что боль ушла.
Но длилось это недолго…
Врачи не виноваты
После операции Ремизову нужно было принимать препараты, которые бы окончательно остановили развитие раковых клеток. Схему терапии, как и положено по инструкции, онколог передал в тюрьму. В то же время Валерия Ремизова, как онкобольного, должны были освободить. Он написал заявление, подождал десять дней, но на суд его не вызвали. Не помогло и повторное заявление — и вопрос с терапией тоже не был решен. Через несколько месяцев боли вернулись и на ноге, уже в другом месте, появились новые уплотнения. В сумме от подачи первого заявления прошло полгода, а Валера все еще сидел.
Валерий
Фото: Евгения Жуланова для ТД
Обо всем этом он сообщал родственникам. Те не знали, что делать, и вдруг по телевизору мелькнуло, что где-то в Москве есть юристы, которые бесплатно помогают осужденным. Начали искать и вышли на фонд «В защиту прав заключенных», там их тут же взяли под крыло и ввели в программу «Юридическая помощь заключенным с инвалидностью».
И, как говорит Валера, все закрутилось: в инстанции полетели десятки грамотно оформленных жалоб. То, что онкобольной Ремизов сидит, — грубое нарушение законодательства. То, что ему не давали терапию, — преступление: именно по этой причине болезнь вернулась и перешла в необратимую фазу. В тюрьму стали наведываться врачи и психологи — просили прекратить жаловаться, закрыть все, замять по-тихому и разойтись. Валеру освободили досрочно — в связи с наличием тяжелой болезни, препятствующей отбыванию наказания (ст. 81 УК РФ).
«Врачи не виноваты, мы с ними подружились, до сих пор перезваниваемся, — говорит Валера. — Мне даже иконку подарили для выздоровления. Там женщина какая-то изображена… Так что вопросы только к руководству колонии. Мне терять уже нечего».
Шрам на ноге после операции
Фото: Евгения Жуланова для ТД
Валера путано рассуждает про «человеческое отношение», говорит, что «зэки тоже люди», а сам он уже тюрьму видит как что-то далекое, хотя официально освободился только месяц назад. Нереально быстро и прямо из зала суда — беспрецедентный случай и заслуга юристов фонда. Сейчас они же занимаются обжалованием действий сотрудников колонии.
От сумы да от тюрьмы
А теперь будет трудная часть текста. В ней я должна попросить вас поучаствовать в судьбе Валеры Ремизова и многих других заключенных, которые носят свои петли. Сделать это трудно, потому что детей жалко, стариков жалко, а зэков — почти никогда. И даже реплика о том, что мы живем в России, где «от сумы да от тюрьмы…», будет выглядеть беспомощной. Поэтому я скажу о другом: в истории Валеры есть одна важная часть. Это — женщины. Женщины, которые борются за своих, попавших за решетку. За Валеру бьются двоюродная сестра и тетка. Потому что первая работает с социально неблагополучными семьями, вторая — в детском доме. И обе понимают, что если Валеру бросить один на один с самим собой, то закончится это плохо. К тому же Валера после болезни совсем другой. Хотя он божится, что другим стал еще шесть лет назад: когда плел из простыни петлю, у него в голове тоже все сплелось и перевернулось — захотелось дом, дерево и сына. Но показалось, что этого не будет никогда.
Теперь же — то ли «женщина с иконы» услышала его бесхитростные молитвы, то ли, кто его знает, — но желания эти могут сбыться. Потому что в начале мая Валера познакомился по интернету с Ириной. То, что у него рак, написал сразу. А о том, что за плечами три отсидки, когда понял, что влюбляется и дело заходит далеко. Ирина приняла его, несмотря ни на что. И когда Валера рассказывает о ней, заливается краской и особенно часто сглатывает. Он хочет жениться и хотя бы немного пожить по-настоящему.
Валерий
Фото: Евгения Жуланова для ТД
«Мы ему так и говорим: “Не уходи с этой земли так, оставь сына или дочку”», — это сестра Оля рассуждает.
А тетя добавляет: «Он от природы хороший парень, правда».
Я не могу это подтвердить, потому что видела Валеру всего несколько часов, да и как-то неправильно делить людей на плохих и хороших. Но могу утверждать, что было бы правильно помочь фонду, который борется за таких, как Валера, за политических заключенных и за многих других. Потому что мы живем в России. Здесь никогда не знаешь, что с тобой будет завтра и найдется ли тот, кто захочет тебе помочь. Спасибо.
*14 февраля 2019 года Минюст внес фонд «В защиту прав заключенных» в реестр НКО, выполняющих функцию иностранного агента. Фонд не согласен: это решение является предметом обжалования в суде.
