«Сколько можно обманывать народ? Мы живем в просвещеннейшее время, на дворе 1812 год, а они хотят, чтобы я поверил, будто ярмарочный уродец пишет картины! Да такие, что и королю не грех показать. Помилуйте, скорее Биг-Бен низвергнется в Темзу», — так или почти так думал джентльмен в шикарной карете, что катилась по улицам Лондона. «Вот и ярмарка святого Варфоломея. Приехали. Сейчас я их выведу на чистую воду!»
Мужчина решительно направился ко входу в бродячий цирк, о котором в последнее время ходило много толков. Отдернул полог палатки, где жили бродячие артисты, позволил глазам привыкнуть к полумраку — и обомлел. У мольберта с почти законченной прекрасной картиной сидела девушка без рук и ног. Она не слышала, как вошел незнакомец, — была полностью поглощена рисованием. Кисть художница держала во рту.
Ребенок или эльф
В 1784 году в деревушке Ист Квантоксхед, потрясающе красивом месте, где в наши дни находится национальный парк, в семье крестьян Биффенов родилось необычное дитя. Можно сказать, родилось практически мертвым. Обреченным.
Конечно, в английской глухомани никто не слышал об Аристотеле, который советовал своим согражданам: «Ни одного калеки-ребенка кормить не следует». Но отношение к таким детям со времен Аристотеля не слишком изменилось.
В конце ХХ века в Европе разразилась так называемая талидомидовая катастрофа: из-за широкого употребления непроверенного лекарства родилось около 10 тысяч детей с недоразвитыми конечностями. Выжила всего половина. Что уж говорить о конце XVIII века — тогда у младенца, лишенного конечностей, шансов не было совсем.
Мэри и Гардж Биффены, считая, что негоже новорожденному помирать некрещеным, сразу послали мальчишку-соседа за священником. Мэри рыдала: «За какие грехи ей это? А если младенец не протянет и часа?» Священник успел. Девочку крестили с именем Сара.
Упрямая девчонка, однако, не выказывала никакого желания переселяться в мир иной и стала расти в этом. Все детство она провела в четырех стенах. Иногда случался праздник: ее выносили в сад. Она смотрела на огромное дерево, летящих над головой птиц — и сердце наполнялось радостью. Сара даже не думала о том, что там, за забором, есть что-то еще, так хорошо ей было с мамой и папой. Они многому ее научили. Сара умела обслуживать себя, чинить одежду, беря иголку в рот, самостоятельно ела, была опрятной, насколько могла.
Но, что греха таить, для родителей дочь все равно оставалась обузой. Позором семьи. В деревне на них смотрели косо. Ведь калеки просто так не родятся. Может, ее подменили демоны за грехи папаши или мамаши? Всем известно же, что такие дети всегда ужасно плачут, требуют еды, совершенно не растут, но при этом очень тяжелы. Интересно, сколько весит этот маленький обрубок, который Биффены называют дочкой?
«А вдруг она выкинет что-нибудь этакое?» — частенько проносилось в голове даже у родителей. Но Сара была обычным ребенком. Только ходить не могла.
Мэри с Гарджем любили свое странное дитя, хотя в глубине души не отрицали ее связи с «маленьким народцем» (так в Англии называют нечистую силу). Домашнее прозвище Сары было Пикси. Полугном, полуэльф, сказочное существо, веселое, игривое, способное, впрочем, и на небезобидные шалости. На юго-западе Англии в существовании пикси до середины XIX века никто не сомневался. Поэты посвящали им стихи, сетуя, что время пикси уходит, их музыка стихает… Быть может, Сара и впрямь была одной из них? Ведь то, что ей предстояло совершить в жизни, не было под силу человеку…
Детство Сары вышло бы довольно безотрадным, если бы не священник, о котором мы уже упоминали. Он, заметив, что девочка смышленая, научил ее чтению и письму, которые та освоила уже в семь лет. Писала она, держа кисть во рту. И перечитала все книги в домашней библиотеке священника. Даже пыталась потихоньку перерисовывать картинки из них.
Мать стала сажать Сару в садовую тачку и брать с собой в местную таверну, куда приходила почта. Там малышка зачитывала безграмотным местным жителям новости из газет. Так крестьяне узнали о том, что творится в соседней Франции, и о казни королевы Марии-Антуанетты.
В рабство за пять фунтов
Однажды в деревню приехал человек по имени Эммануэл Дьюкс. Он заведовал бродячим цирком со всяческими диковинами. Была там и женщина, с головы до пят покрытая шерстью, и сросшиеся близнецы. То время было золотым для «цирка фриков», «ярмарок уродов». В ХVIII веке дельцы от «шоу-бизнеса» смекнули, что ни львы, ни канатоходцы не интересуют почтеннейшую публику так, как эти несчастные калеки. Фрик-шоу выделилось в отдельный жанр, а сами живые экспонаты стали нарасхват.
Дьюкс услышал где-то, что в Ист Квантоксхеде живет ловкая девчонка без рук и ног, и решил заполучить ее во что бы то ни стало.
Первым делом он отправился в таверну, где, конечно, встретил Гарджа Биффена. Циркач стал накачивать папашу сидром вперемежку с элем.
«Ну послушай, Гардж! Девчонке и впрямь будет хорошо у меня. Кто знает ее здесь? А я отвезу ее в столицу. Она станет знаменитой! — говорил директор незадачливому отцу. — К тому же я стану выплачивать вам каждый год по пять фунтов. Ты только подумай, вы станете богачами на старости лет!»
К чести Гарджа надо сказать, что он держался до последнего, но, когда Дьюкс вытащил пятифунтовую банкноту, сломался. Схватил ее и умчался домой, едва не забыв надеть шляпу.
Судьба Сары была решена. Отныне она переходила во владение Дьюкса на 16 лет. Но обездоленные родители не так уж и страдали. Чтобы представить, много это или мало, пять фунтов, приведем пример. Наиболее ценным предметом у уличных воров в те годы был… обычный носовой платок. Так вот, за шелковый можно было выручить до шести шиллингов — сумма, которой хватило бы, чтобы обеспечить себя на неделю горячим питанием. А пять фунтов — это сто шиллингов. Можно было ходить по тавернам целых четыре месяца.
Чудо для почтенной публики
Итак, Сара Биффен попала в рабство. Но в то время выставлять себя на потребу публике было единственным способом выжить для таких детей. И многие становились знаменитыми, даже сколачивали состояние.
Помните роман Виктора Гюго «Человек, который смеется»? Его главного героя Гуинплена в детстве умышленно изуродовали, и на его лице застыла вечная улыбка. Ярмарочный актер, он в итоге становится пэром Англии. Сару, к счастью, специально уродовать не было нужды, но, как и Гуинплену, ей удалось выбраться из грязи в князи.
А для начала ей дали цирковое имя — Чудо без рук и ног — и принялись возить по всей старушке-Англии. Любой желающий мог за три пенни посмотреть на Сару вживую. А мог, добавив еще монетку, получить автограф, сделанный ртом. Ну а еще за три пенни Сара писала письмо под диктовку или шила. Если бы она не смогла этого сделать, — хвастливо заявляла реклама, — клиенту заплатили бы тысячу гиней (чтобы представить, какая это огромная сумма, скажем лишь, что зарплата горничной в те годы составляла пять гиней в год).
А потом креативный мистер Дьюкс придумал новый трюк — научил девушку рисовать. Вообще-то от нее не требовалось ничего экстраординарного, всего несколько мазков кистью — неприхотливая публика приходила в восторг от того, что «это» еще и рисует.
Но Саре понравилось. Всю неделю она работала для публики, рисуя неприхотливые картинки, а воскресенье оставляла для себя, когда все больше и больше овладевала мастерством.
Умные книги из библиотеки пастора не пролетели мимо. Она знала, что есть другая жизнь, знала, что Господь, лишив ее физического совершенства, наделил иным талантом, и не намеревалась закапывать его в землю. Пусть тело ее, вытянувшись до 37 дюймов, отказывалось расти еще хоть на миллиметр, она будет расти над собой! Дьюкс не препятствовал Саре. Пусть себе учится.
Увлечение «картинками» скоро переросло в настоящую страсть. Сара могла писать цирковые и бытовые сценки, пейзажи, но больше всего полюбила портреты. У палатки стала собираться вереница желающих купить — и за большие деньги — ее рисунки. Так что дела у художницы (а значит, и у мистера Дьюкса) шли очень хорошо. Один портрет уходил за три гинеи! К 1812 году, когда заканчивалась 16-летняя «аренда» Сары, у мистера Дьюкса было приличное состояние, и он подумывал, не стоит ли продать цирк и пожить тихо-мирно в приличном месте с какой-нибудь кроткой вдовушкой…
Но Сару такие мысли в восторг не приводили. Возвращаться в 28 лет в родную деревню, где она все забыла и где забыли ее? Зачем? Что там делать? Вдобавок ко всему за все это время она не только ничего не заработала, у нее просто не было денег — ведь все забирал мистер Дьюкс.
Отгонять мрачные мысли она умела только одним способом — рисованием. И вот однажды в ее палатку заглянул незнакомец, с которого мы начали свой рассказ.
Разоблачителем «балаганных мистификаций» оказался не кто иной, как граф Мортон, знаменитейший в то время человек. Его блестящий род насчитывал 16 поколений почтенных предков. Мы расстались с ним, когда он застыл в изумлении в палатке Сары.
Придя в себя, граф начал расспрашивать обо всей ее жизни, казавшейся ему такой необычной. Девушка же ничего не скрывала.
— Мне скоро придется вернуться назад.
— Почему?
— Такой был уговор…
Граф оказался добр. Недолго думая, он нашел Дьюкса, поговорил с ним и, не без помощи звонкой монеты, решил забрать Сару. 51-летний аристократ отнесся к ней как к ребенку, которого он должен защищать. Забегая вперед, скажем, что он заботился о маленькой художнице до самой своей смерти в 1827 году.
Годы золотые
Граф Мортон нанял Саре учителя рисования — известного портретиста того времени Уильяма Крейга. Тот писал акварелью, был придворным художником. Девушке не нужно было больше думать о завтрашнем дне, и она без остатка отдалась делу, которое любила больше всего на свете. И главное —впервые в жизни почувствовала себя свободным человеком, несмотря на то, что занята сейчас была еще больше, чем в ярмарочный период своей жизни.
Вместе с Крейгом они решили, что ей надо научиться писать миниатюры на слоновой кости, обычной бумаге и стекле. Дело нелегкое, но очень прибыльное. В то время иметь крошечный медальон с портретом жены, любимой или ребенка было очень модно. На Сару посыпались заказы от лондонской аристократии. Сара рисовала с утра до ночи. Немели губы, страшно болела шея, но она старалась не обращать на это внимания. Отдохнет — и снова за работу.
До нашего времени дошло не так уж много ее миниатюрных портретов. Они хранятся в частных собраниях, выставляются на аукционах за большие деньги. Среди них портреты мисс Ады Лавлейс, Эвелин Боскауен, виконта Фалмута, его жены, Мэри Фрэнсис Элизабет Степлтон и Перегрина Эдварда Тауни. Но больше тех, чьи имена не дошли до нас. Леди в темном пальто, ребенок в голубом платье…
В 1821 году Сара Биффен получила золотую медаль от сообщества художников Королевской академии. Она становится по-настоящему богатой, а популярность ее — просто бешеной. Художница выставляется, точнее, теперь уже не она сама, а ее картины. Почувствуйте разницу. На этих выставках бывали королевские особы — Георг IV и Вильгельм IV, и они купили картины маленькой художницы.
Сара перестала быть экспонатом — или ей только так казалось? Так ли хороши были ее работы? Привлекли бы они столько же внимания, будь мисс Биффен обычным человеком, рисовавшим рукой и стоявшим на своих ногах? Трудно сказать. До нашего времени дошло не так много свидетельств о жизни Сары, кроме, собственно, ее работ. При этом на Британских островах практически невозможно сыскать человека, который не слышал бы о ней. Самое большое количество письменных упоминаний о художнице принадлежит Чарльзу Диккенсу. Он называет ее имя в трех своих романах и одном эссе. В романе «Николас Никльби» один из персонажей называет ее имя в ряду других знаменитейших личностей того времени. Он говорит вскользь «мисс Биффен» — и всем понятно, о ком идет речь. Примерно так, как если бы сейчас кто-то произнес имя Ника Вуйчича.
Надо сказать, Диккенс — певец и защитник всех убогих и обездоленных — говорит о мисс Биффен без особого восхищения и даже уважения. В одном месте он сравнивает ее с неудачной работой горшечника. В другом — откровенно смеется, даже издевается. О творчестве Сары великий романист не упоминает. Судя по всему, для Диккенса она оставалась скорее элементом городского фольклора.
Есть сведения, что Сара Биффен написала автобиографию, но в открытом доступе ее нет — разве что крошечные фрагменты, касающиеся детства.
Таким же таинственным выглядит ее замужество. Известно лишь имя ее мужа — Вильям Райт. Кто был этот человек? Почему женился на странной женщине? Почему позже бросил ее? По некоторым сведениям, через год совместной жизни он покинул Сару, забрав все состояние и оставив ее без гроша. Как бы то ни было, точно одно: семейная жизнь оказалась несчастной, а Сара — одинокой.
Здравствуйте, ваше величество
Однажды утром дом затрясся от громкого стука. «Кто бы это мог быть?» — старушка-служанка поспешила к двери. Гостем оказался гонец, который принес для Сары приглашение ко двору.
В 1837-м на престол взошла Виктория, известная своей любовью к «странным людям». Говорят, в детстве принцессу отвели в цирк, где та была буквально заворожена дрессированными львами. Она мечтала о цирке, хотела переехать туда жить, и мать даже тревожилась за состояние ее здоровья. А когда Виктория взошла на престол, в Букингемском дворце стали появляться очень странные личности. Возглавлял эту «процессию» лилипут Чарльз Стрэттон, он же Генерал Том Тамб, который в первый же визит устроил шуточный бой с королевским спаниелем, вызвав всеобщий восторг. Он бывал во дворце несколько раз в год, стал известен в Европе, посещал королевские дворы Франции, Испании и Бельгии и даже съездил за океан к Аврааму Линкольну. За «генералом» последовали гиганты, «ацтеки», «люди-черви», сиамские близнецы и так называемые зулусы. Из балаганных «недочеловеков» они превращались в суперзвезд, как бы сейчас сказали, — селебрити. Интересно, что само слово celebritу появилось в Оксфордском словаре английского языка в 1849 году, именно во время победоносного шествия фриков по королевским дворам Европы. При королеве Виктории фрик-шоу перестали быть маргинальными. Они стали забавой легальной, уважаемой и даже аристократической.
Интересно, что именно в это время и именно в Англии зарождается не только дарвиновская теория эволюции, но и будущий «социальный дарвинизм», начало которому положил философ Герберт Спенсер. «Правительство не должно вмешиваться в естественные процессы, протекающие в обществе. Только в таких условиях люди “приспособленные” будут выживать, а “неприспособленные” — вымирать; только сильные смогут адаптироваться и достигать все более высоких уровней исторического развития…» Спенсер сравнивает общество с живым организмом и утверждает, что оно развивается посредством естественного отбора. Его идеи легли в основу «социального дарвинизма», который, помимо прочего, повлиял на идеологию нацистской Германии. Как там относились к инвалидам, мы знаем.
Вернемся однако к королеве Виктории. Хочется верить, что Сара Биффен появилась при дворе все же не в качестве фрика с кисточкой во рту. Во-первых, была она не просто забавной калекой, но известной и востребованной художницей. Во-вторых, началом эпохи придворных фрик-шоу принято считать появление при дворе Генерала Томба, а Сара познакомилась с королевой значительно раньше. А в-третьих, Виктория заказала ей портреты своих детей и купила у нее миниатюру с изображением покойного отца королевы, Эдварда, герцога Кентского. Эта работа до сих пор хранится в Королевской коллекции.
Королева назначила Саре пожизненное вспомоществование — персональную пенсию.
В 1834 году в Англии вступил в силу Закон о бедных. Теперь тот, кто не имел средств к существованию, должен был быть определен в «работный дом». То были ужасные места, «воспетые» все тем же Диккенсом, больше напоминавшие тюрьмы. Униформа, дисциплина. Тяжелый труд, скудная еда… Впрочем, все кто мог старались их избежать. Лишь совсем бедные, обездоленные или больные оставались в работных домах. Именно такая судьба грозила Саре, которая к тому времени уже стала испытывать проблемы со здоровьем. И она удаляется в Ливерпуль — на покой.
Детская могилка
Какое-то время Сара отдыхала от рисования (ах, как же у нее болела шея, она не спала ночами, ей трудно было говорить из-за того, что лицевые мышцы сводило судорогой). А потом снова взяла в зубы кисть. Опрометчиво открыла студию в Ливерпуле. Денег с трудом хватало на жизнь, но заказов практически не было… Мода на миниатюры на слоновой кости закончилась. Викторианская эпоха подарила миру иной стиль живописи — прерафаэлитов.
Имя Сары Биффен, конечно, было еще на слуху. Но она совершила ошибку, вернувшись к живописи под фамилией бывшего мужа. Зачем?! Скорее всего, ей хотелось начать новую жизнь — в полном отрыве от былой славы «диковинной зверюшки», принятой при дворе. Не получилось. Мало кому нужны были тонко выписанные портреты работы никому не известной миссис Райт. Покупали, конечно, но цены пришлось снизить. А значит, работать приходилось все больше. Однажды мышцы шеи отказали Саре полностью, и она практически лишилась речи.
Ее миловидное лицо стремительно изменилось, стало отталкивающим. Сара старела быстро и неотвратимо. В дверь постучалась настоящая нужда. Ей помог выжить торговец красками Ричард Ретбон, который еще во времена лондонской славы поставлял на Бонд-стрит акварель и кисти. Теперь он собирал для нее небольшие суммы по подписному листу в Обществе торговцев красками. Этих денег и пенсии едва хватало на жизнь.
Сара умерла в возрасте 66 лет в одиночестве и нищете. Хоронили ее октябрьским дождливым днем 1850 года. Никто не провожал былую знаменитость в последний путь, кроме могильщиков кладбища святого Иакова в Ливерпуле. Они, конечно, и не подозревали, что крохотная могилка, к которой никто не пришел попрощаться, принадлежала великому человеку, с которым общались королевские особы. Думали, что хоронят ребенка.