Летом, когда усталость от самоизоляции достигла пика, а люди пересмотрели уже все, что собирались, стриминговая платформа more.tv начала показ восьмисерийного мини-сериала «Чики». Компаниями-производителями выступили «НМГ Студия» и «Марс Медиа». По сюжету четыре проститутки из небольшого южного городка — Жанна (Ирина Горбачева), Света (Ирина Носова), Люда (Варвара Шмыкова) и Марина (Алена Михайлова) — решают бросить профессию и организовать собственный бизнес, небольшой фитнес-центр. Но как выясняется, прошлое то и дело заявляет о своих правах, а будущее — под вопросом. Вокруг девушек вьются злые и добрые силы. Злые — это сутенер Валера (Виталий Кищенко), злобный казак Данила (Сергей Гилев), мама Марины (Виктория Толстоганова) и целый сонм коррумпированно-патриархальных мужчин. Добрые силы представлены местным полицейским Юрой (Антон Лапенко), бывшим зэком с повадками принца Антоном (Иван Фоминов), священником отцом Сергием (Михаил Тройник). Фильм имел оглушительный успех — кажется, ни один российский сериал после «Семнадцати мгновений весны» не мог похвастаться даже отдаленно похожим. Конечно, как водится, не обошлось и без недовольных — то одна добровольная защитница нравственности увидела в фильме пропаганду гомосексуализма (по сценарию 10-летний сын Жанны любит время от времени одеться в мамино платье и накрасить губы), то кто-то рассердится, что героини — русские проститутки, а не армянские. О причинах успеха сериала и об оскорбленных чувствах зрителей «Такие дела» поговорили с режиссером «Чик» Эдуардом Оганесяном.
Честный разговор
— Когда-то мне довелось брать интервью у Клода Лелуша, и я спросила его, как он объясняет такой феноменальный успех своей картины «Мужчина и женщина». Он долго думал, потом развел руками: «Не знаю, наверное, так сошлись звезды». Тот же самый вопрос хочу задать и вам про сериал, который получился совершенно громоподобным. У вас есть ответ — помимо того что это хорошо сделано, — в чем секрет такого шумного успеха?
— Мне кажется, это просто дефицит честного диалога со зрителем, честного языка. Наше кино долго находилось в статичном состоянии, а мир идет вперед. Мы как будто немного отстали. Думаю, зрителю давно хотелось диалога и с автором, и с окружающим миром, и с самим собой, ему этого не хватало. Понятно, что когда-то кино отчасти работало как пропаганда, скрывая проблемы общества, как в фильме «Кубанские казаки», где ели в кадре икру ложками. Ну вот мне и кажется, настало время, когда кино выполняет другие задачи.
— Что вы называете честным разговором?
— Существует такое понятие, как художественный язык. У каждого художника он свой и зависит от времени и места, где он вырос, и от воспитания, от многих факторов. С помощью художественного языка режиссер отражает действительность, которая его окружает. «Чики» — во многом это авторская история, у меня не было каких-то планов и стратегий, и тут я с Клодом Лелушем соглашусь насчет звезд. С другой стороны, «Чики», в общем-то, отражают вещи, которые видят миллионы других людей. Я попытался придумать для себя правила игры. Говорить о тяжелых вещах тяжело не хотел — просто не моя природа, я так не умею. Поэтому первые три серии я решил уводить в жанр комедии и, уже породнившись со зрителем и не распугав его, начинать размышлять через призму драмы.
Сказка или трагикомедия
— Вы же не будете спорить, что вся эта история — сказка? От многих мне довелось слышать: ничего такого не бывает, где вы видели прекрасного мента, порядочного священника, принца-зэка с тремя ходками, таких дивных дружных проституток?
— Отчасти наша история о том, что все имеет право на существование. Скажу сразу, что я не мечтал делать историю из сводки новостей. Это не документальное кино и не журналистика. В нем есть место фантазии и вымыслу. Я только вчера приехал из городка, где мы снимали, встречался со своей знакомой, журналисткой местной газеты, услышал от нее несколько свежих историй. И скажу: такие полицейские есть, такие священники есть и есть жанр, которым мы называем великолепные фильмы Георгия Данелии, — трагикомедия. Абсолютно наш, русский жанр, который идеально подходит к нашей жизни, трагичный и смешной одновременно.
— Понятно, что правда жизни и правда вымысла — разные вещи. Все зависит от того, как это сделано. Хороший полицейский вполне уместен в рамках заданного жанра, по-другому быть не может, хотя мы все знаем, что такое полиция, особенно в провинциальных городах…
— …и как быстро может вылететь с работы принципиальный работник дорожно-постовой службы, осмелившийся остановить «хозяина этого мира». Для протоколов — дальнобойщики и обычные автолюбители.
— А вообще — насколько вся история автобиографична, насколько она имеет отношение к вашей собственной жизни в тех краях?
— Процентов семьдесят, наверно, персонажей — это люди, которых я знал в своей жизни.
— Девушки — в том числе?
— Как раз девушки — нет. С девушками отдельная история, я писал характеры под актрис. Что касается опыта общения с девушками такого пути — мне уже неоднократно задавали этот вопрос — нет, у меня такого опыта не было. Изучал ли я вопрос? Конечно изучал. По сути, и эти девушки — так же как и многие другие, не стоящие на обочине, мечтают о похожих вещах.
— Писать сценарий под неизвестных актрис — довольно неожиданный опыт. Обычно пишут под известных.
— Когда я придумал персонажей, понял, какими они должны быть, то взял небольшую паузу, чтобы решить, каких подходящих актеров я знаю. Потом поговорил с девчонками и понял, что могу остальную часть, 90 процентов сценария, расписывать, отталкиваясь от них. Я всех знал, кроме Алены Михайловой, которая сыграла роль Марины, я в последний момент ее нашел, она жила еще в Перми на тот момент. Только окончила институт.
— Помните — «честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой»? А можно ли вашу картину представить как чей-то сон? Все это фантазия какой-то из героинь, а на самом деле ничего такого не было.
— Мне, как раз наоборот, хотелось немного отрезвить зрителя, разбудить его и себя в первую очередь, чтобы это не казалось сном. Почему в фильме такой хороший священник и такой порядочный полицейский? Конечно, в РПЦ масса проблем, прежде всего неналаженный диалог с мирянами, особенно с молодежью. Множество людей просто боятся ходить в храм. Добрых полицейских, наверное, не бывает, но так хочется, чтобы это было реальностью, чтобы люди верили, что все можно поменять в лучшую сторону. И центральная история, история девчонок — многие говорят, что их мечта не сбылась, — а я все время повторяю, что ни капли не жалею о таком финале. Ведь сбылась мечта, которую они не загадывали, самая важная мечта — обретение собственного «я», свободы, смелости принятия решений и права быть.
«Умоляю, не делайте второй сезон!»
— Вот как раз о финале хотелось бы отдельно. Хороший признак, когда люди начинают спорить: а что хотел автор сказать в финале? Когда есть повод для разночтений — в фильме есть смысл. Одна моя знакомая считает, что «Чики» — это современная «Рабыня Изаура» со всеми приметами: низшая женская каста, влюбленный садист, все кончается хорошо, каждой бабе по мужику, любовь восторжествовала. Мне, впрочем, кажется, что никакого хеппи-энда в вашем финале нет, и мне совсем не хочется упрекать вас в сексизме — мол, дали каждой девочке по принцу и пусть теперь будут счастливы, kinder, kuchen, kirche — все будет хорошо.
— Я думаю, что для многих провинциальных женщин наличие рядом уважающего мужчины очень важно.
— Не только для провинциальных, поверьте.
— Да, и это нельзя отрицать, как мне кажется. Это не история успеха — это история про обретение внутренней свободы. Пусть каждый сам решает, что для него счастье. Я уверен, что, когда рядом с женщиной достойный мужчина, ее свобода остается с ней. Еще было важно, что девчонки низшей касты, по сути, начинают менять мужчин вокруг себя. Разве не так? Они достигают гармонии — помните, в финале сцена в СИЗО, когда девчонки через преграду сцепились в клубок. Мужчины, заметьте, там ни одного нет, мужчины стоят в стороне. Это тоже важная деталь. Это их территория. Мне одна женщина написала: «Умоляю, не делайте второй сезон, не слушайте никого, кто говорит, что это не хеппи-энд. Это грустный хеппи-энд». И мне понравилось, как это звучит. С одной стороны, Жанна принесла жертву во имя будущего подруги. У нее не сбылась главная мечта, но она своим кипешем растрясла подруг. А что Ромка и Камила, молодежь, уходят, взявшись за руки, оставляя за собой сгорающее злое прошлое, — это тоже перспектива, а не тупик.
— А вам не кажется, что героиня Горбачевой все-таки несколько уязвима в драматургическом смысле? Вы можете ее представить на трассе или в гостинице? Я, например, не могу.
— Вы знаете, я как раз могу ее представить в Москве — коротко стриженная, особенная. На трассе ее представить, может, и трудно, но какая она была там, мы не знаем, мы ее видим уже после того, как она вернулась из Москвы. Это нечто чудаковатое для этих мест. Один из персонажей, помните, ей говорит: «Ты худая, стрижка как у мальчика, машина красная маленькая», — она другая. Ире Горбачевой и ее героине было сложнее всего. Остальные актрисы — Ира Носова, Варя Шмыкова и Алена Михайлова — все же были не так известны зрителю. Несмотря на то что у Алены за время рождения нашей истории уже появился багаж. Но все же это как с чистого листа. А у Иры есть бэкграунд, и он немного мешал. Зрителю понадобилось время, чтобы перестать ассоциировать Жанну с Ирой Горбачевой и начать смотреть на нее как на Жанну. Это в итоге удалось. Я закладывал в сценарий такую особенную девушку, ворвавшуюся в родной город, который находится, как и многие города России, в состоянии статики.
— Но согласитесь, что даже до ее отъезда в Москву трудно представить себе Жанну в роли зависимой бессловесной проститутки на трассе, когда каждый дальнобойщик может с ней сделать все что угодно. Да она бы руки и ноги ему сразу переломала!
— Сутенер Валера говорит: «Набери девчонок, за тобой люди идут». Возможно, она этим и была ценна в тот момент, когда стояла на обочине. Административный талант, все на контроле. И то, что это не ее место, как раз и толкнуло ее к условному побегу к лучшей жизни.
— Там у вас упоминается, что она «евреечка», как ее называют. Это для усиления непохожести?
— Отчасти да. И это немного о стереотипах тоже. «Умная — значит еврейка».
Русский человек с армянской фамилией
— Если уж затронули национальный момент — вы читали упрек в свой адрес, что, дескать, люди с армянскими фамилиями — Оганесян, Дишдишян — взялись снимать о русских проститутках, а попробовали бы они об армянских женщинах такое снять?
— Ну вот как мне быть, человеку, у которого отец родился в Тбилиси, у него часть грузинской крови, часть — армянской, мама у меня русско-уральская, я до 19 лет прожил на Северном Кавказе в окружении маминых сестер, уральской культуры, русских борщей, пельменей. При этом часто ездил к папиной родне в Тбилиси. И что же мне теперь делать с этим клеймом — с моей фамилией? Могу лишь извиниться, что я чувствую себя русским человеком с армянской фамилией. Слава богу, я многого про себя и про сериал не читал. Мне повезло — когда началась шумиха вокруг сериала, я еще работал. 16 июля я закончил работать над картиной в пять утра, а в десять утра ее уже смотрели зрители. Я благодаря этому не сильно во все это вникал. А когда вышел из жесткого процесса монтажа, то увидел огромную волну зрительской любви!
— Чувствуется по фильму, как вы впитали Кавказ. В картине столько южного солнца, яркого колорита, все такое сочное — как тот арбуз, что мы видим на афише.
— Я родился и вырос в шахтерском городе, а любой шахтерский город — это клубок культур, потому что все съезжаются на заработки, при Союзе в таких городах проще было получить жилье. Всю эту многонациональность и разность культур я так или иначе впитал. Эти детали вшиты в мою ДНК.
— Наверное, играет роль и то, что вы по образованию художник, иначе откуда такое чувство красок?
— Мне это очень помогает. Иногда представляю себе визуально кадр в голове как палитру — берешь краски, смешиваешь, наносишь.
«Не суди»
— Кастинг у вас, прямо скажем, шикарный. Кому как, а мне особенно понравился персонаж Виталия Кищенко сутенер Валера.
— К моему огромному стыду, я Виталия почти не знал как актера. Когда столкнулся с ним, был поражен мастерством, его качествами как человека, его собранностью, педантичностью в профессии. А какой голос, какая пластика, мимика, какие спокойные, точные паузы… Мне с ним практически не нужно было работать как режиссеру. Это высокое мастерство актера. Это и мой любимый персонаж. Честный мужик, несмотря на то что сутенер. Это тоже был личный эксперимент. Очень хотелось сделать хорошего мужика, занимающегося нехорошим делом. Это ведь целая эпоха: огромное количество людей отключили в какой-то момент у себя в голове веру в собственное предназначение. «А ведь хотел быть летчиком!» Особенно маленькие города стали жить одним днем — слава богу, никто не умер, все живы-здоровы, на хлеб хватает, и хорошо.
— Под конец спрошу на тему ненавистных обвинений: вы как-то отреагировали на заявление дамы по фамилии Баранец, этой блюстительницы общественной нравственности, которая обвинила фильм в пропаганде гомосексуализма?
— Да нет, конечно, потому что не знаю, как на это реагировать. Мне нечего на это ответить. В фильме была сцена, которая вылетела при монтаже, — в ней медсестра в больнице говорит про девок: «Как жили — то и заслужили», а пожилая акушерка ей отвечает: «Не суди, да не судима будешь». Если наше кино отчасти об этом, то, позвольте, я не буду на это реагировать. И осуждать никого не буду. Ведь люди склонны меняться.