Такие Дела

Без гражданства

Граждане Узбекистана, застрявшие в Самарской области из-за закрытой границы в связи с пандемией коронавирусной инфекции, в стихийно созданном палаточном лагере на железнодорожной платформе в Кинеле

С момента закрытия границ в связи с пандемией COVID-19 тысячи мигрантов оказались заперты в России. Часть из них встретили начало пандемии в центрах временного содержания иностранных граждан (ЦВСИГ), из которых с разной долей успеха по регионам их удавалось освобождать совместными усилиями независимых юристов и государственных структур. Другие остались в стихийных лагерях около границы.

К началу лета миграционные власти сформировали механизм вывоза иностранных граждан в другие страны, и сотни человек, приговоренных в России к выдворению, отправились домой. Однако в региональных ЦВСИГах продолжают оставаться лица без гражданства и так называемые депортанты, задержанные за повторное нарушение миграционного законодательства или освобожденные из российских исправительных учреждений.

За их права, которые особенно нелегко защищать, борются юристы сети «Миграция и право» правозащитного центра «Мемориал», вместе с которыми «Такие дела» рассказывают истории трех человек, попавших под каток миграционного законодательства. 

«Как ты жил?»

Руслан обратился к адвокату самарского отделения сети «Миграция и право» РОО ПЦ «Мемориал» Татьяне Сабининой в начале этого года.  Сейчас Руслану 22, и за всю жизнь у него никогда не было ни свидетельства о рождении, ни паспорта, ни военного билета. Только справка из роддома и аттестат о среднем образовании.

Он родился в Курске в 1997 году у граждан Грузии, которые приехали в Россию за лучшей жизнью. Позже семья перебралась в Оренбургскую область, где Руслан учился в школе, а затем — в Татарстан, там он окончил одиннадцать классов. В это же время отца Руслана задержали полицейские за нарушение миграционного режима и приговорили к выдворению из России, мать последовала за ним. А Руслан решил, что лучше будет остаться здесь.

«Документов у него не было, только справка из роддома. А он в школе учился. Я никак не могу понять, как без всего учился, — говорит Татьяна Сабинина. — Мы же, граждане России, сами ничего не можем сделать без документа».

Руслан рассказывает, что в школу родители всегда устраивали его через знакомых «на добром слове», обещали, что вот-вот оформят все необходимые документы, но ничего, конечно, не делали. В итоге он так и доучился и даже получил аттестат государственного образца. Но после выдворения отца стало ясно, что решать этот вопрос все-таки придется. Несколько лет назад Руслан переехал в Самару и здесь попытался наконец легализоваться.

Центр содержания иностранных граждан ГУВД г. Москвы № 1, где находятся задержанные нелегальные мигрантыФото: Дмитрий Лебедев/Коммерсантъ

Он говорит, что с полицией на тот момент никаких проблем у него не было, потому что он без акцента говорит по-русски и прилично выглядит. А все другие возможные проблемы удавалось решать на коммерческой основе, благо еще со старшей школы он начал работать на рынке. Кроме того, он такой — без документов — совсем не один.

«Поэтому вот так все и трудно. В кабинет заходишь, они говорят: как ты жил? В другой кабинет заходишь, говорят: как ты жил? — смеется Руслан. — А мне хотелось бы гражданство, устал, в натуре, за ним бегать. Они сколько раз туда отправляли запрос, в Грузию, что я как бы оттудова! А я никогда там не был! Просто прицепились они, что отец оттудова, и все».

За несколько лет, которые Руслан потратил на попытки легализоваться, ему не удалось добиться практически ничего. В итоге он пришел в «Мемориал», где за его дело взялись профессиональные юристы. Сейчас у Руслана уже есть свидетельство о рождении, он официально признан лицом без гражданства и в ближайшие месяцы должен получить разрешение на временное проживание, а затем и гражданство России.

Но не все мигранты стремятся легализоваться. Многие имеют детей, живут в гражданском браке, но без документа, удостоверяющего личность. Те, кого удалось освободить из ЦВСИГов, нередко снова оказываются в центрах после очередного задержания.

«Освобожденные из ЦВСИГов редко возвращаются для оказания помощи по вопросам регистрации и получения правового статуса на территории России, — рассказывает Татьяна Сабинина. — Мы работали-работали, из ЦВСИГа их освободили, а они даже на наши телефоны не отвечают. То есть испаряются моментально. Когда они там содержатся, обещают: мы придем, будем заниматься, а только освободился — и пропал. Им самое главное — свобода». 

«Космополит»

Сознательность не всегда спасает мигрантов от преследования по закону и помещения в ЦВСИГ. Сергей живет в Петербурге уже четверть века — с середины девяностых. Он приехал сюда из родной Аджарии (Грузия), чтобы отучиться в школе прапорщиков, но очень скоро уволился из армии и сделал карьеру в строительстве. Тогда у него был паспорт советского образца, который уже в нулевые потерялся, и из документов, удостоверяющих личность, осталось только свидетельство о рождении. Он сам неоднократно пытался получить российские документы, но успехом эти попытки так и не увенчались.

Несмотря на нелегальное положение, Сергей успешно работал, снимал квартиру, завел семью, которая потом распалась. По его словам, особых проблем из-за отсутствия документов у него не возникало, работодателей они вообще никогда не интересовали.

«Самое главное, чтобы ты был профессионалом, а дальше — это уже мелочи, — уверенно говорит Сергей. — Начинал я простым разнорабочим, а потом уже поднялся до бригадира, прораба, потом начальником участка стал. Самое главное не документы, а что ты можешь. Иногда приходишь, говоришь: я могу работать. Спрашивают: а что ты можешь? Я могу копать, могу не копать. А есть третий ответ: я могу заставить копать. Вот я умею заставлять людей копать».

С Сергеем мы разговариваем по телефону — он находится в петербургском ЦВСИГе, одном из первых подобных центров в стране, известном своим жестким режимом. Люди оттуда регулярно бегут. Сергей попал в него больше года назад, в мае 2019 года. Являясь фактически лицом без гражданства и находясь в ЦВСИГе, он не в состоянии повлиять на собственное положение, единственное, что он может, — жить в центре до окончания максимального двухгодичного срока, а затем — отправляться на все четыре стороны.

Несмотря на то что петербургский ЦВСИГ не относится к системе ФСИН, в реальности он мало отличается от исправительных учреждений. Нарушители миграционного законодательства живут в небольших комнатах по несколько человек, этажи закрыты. Прогулки, по словам Сергея, не более получаса в день.

Центр содержания иностранных граждан ГУВД г. Москвы № 1, где находятся задержанные нелегальные мигрантыФото: Дмитрий Лебедев/Коммерсантъ

«По факту это тюрьма, но в тюрьму помещают по приговору суда или на период предварительного расследования, — говорит адвокат Петербургского отделения сети «Миграция и право» РОО ПЦ «Мемориал» Ольга Цейтлина, — а в эту фактически тюрьму помещают с целью выдворения — отправить на родину, но отправить сегодня нельзя, границы закрыты».

В случае Сергея отправить его на родину невозможно не только из-за закрытых в связи с пандемией границ, но и потому, что формально родины у него нет. Грузия не признает его своим гражданином, несмотря на выданное в Аджарской СССР свидетельство о рождении, а в России все 25 лет он жил без документов.

«Мы о нем узнали в пандемию. 23 марта подали в суд заявление о прекращении длительного содержания с целью его освобождения при невозможности выдворения, — рассказывает Ольга Цейтлина. — Фрунзенский суд Санкт-Петербурга нам отказал. Мы обжаловали в Городской суд, он отменил решение Фрунзенского суда, но не освободил, а отправил дело на новое рассмотрение. Нам опять отказали, мы снова обжаловали, устроили карусель, дело затянулось на полгода. В августе я направила жалобу на длительное содержание в центре на выдворение в Европейский суд по правам человека. То есть представляете, сколько уже времени прошло: полгода суды рассматривают, выдворение вынесено в мае 2019-го, и человек без цели сидит в условиях лишения свободы один год и пять месяцев — такой срок аналогичен уголовному наказанию».

Сам Сергей говорит, что он очень благодарен Ольге Цейтлиной за ее старания, но в освобождение до истечения двухлетнего срока не верит. Хотя именно Ольга три года назад дошла до Конституционного суда с резонансным делом Мсхиладзе, рассмотрев которое суд обязал внести изменения в Кодекс об административных правонарушениях. До внесения изменений в КоАП, которые до сих пор не внесены, Конституционный суд создал механизм прекращения содержания в ЦВСИГе при невозможности выдворения, что дало возможность освободить сотни граждан, в том числе самого Ноэ Мсхиладзе.

«Я лицо не просто без гражданства, я, скажем так, космополит, — горько усмехается Сергей. — То есть если направить заявление в МИД, чтобы они определили мне место выдворения, то я согласился бы даже на Гондурас, хотя не ту страну назвали Гондурасом. Такая картина маслом». 

«Они не живут вместе»

Во время пандемии, особенно на начальном ее этапе, усилия юристов сети «Миграция и право» были направлены в первую очередь на освобождение из ЦВСИГов мигрантов, ожидающих выдворения. Во многих регионах этого направления придерживались и ответственные государственные органы. Новые же «выдворенцы» в ЦВСИГи практически не помещались — специальный президентский указ запретил принимать в их отношении решения о нежелательности пребывания или проживания в стране и об административном выдворении за пределы РФ.

Тем не менее юристы сети «Миграция и право» во время пандемии продолжали вести и другие дела, начавшиеся еще до появления COVID-19. Иногда разбирательства по ним длятся годами, но так и не приводят к приемлемому для участников результату.

Нодир (имя героя изменено) приехал в Россию на заработки из Узбекистана, поселился в Самаре, работал в основном в такси. Как и многие другие мигранты, здесь он завел семью — жил с местной женщиной, которая в 2014 году родила от него двух близнецов. Несмотря на это, легализацией в России он не занимался и в конце концов был остановлен патрулем и помещен в ЦВСИГ до выдворения на родину.

На этом этапе жена Нодира обратилась в «Мемориал». В соответствии с международными договоренностями Нодира должны были оставить в России: жена (даже неофициальная) и дети дают такое право. Юристы обратились в Самарский областной суд, чтобы отменить выдворение Нодира в Узбекистан, но суд отказал, сославшись на то, что семейные отношения не были доказаны, хотя в свидетельстве о рождении близнецов Нодир указан отцом, а его супруга пришла на заседание и подтвердила факт их отношений.

«Этого суду было недостаточно, — говорит адвокат сети «Миграция и право» Елена Муратшина. — Я помню тот момент, что суд очень удивило, что она точную сумму его заработка не смогла сказать, но, извините, это очень сомнительный аргумент. А суд посчитал, что раз она не знает конкретную сумму, значит они не живут вместе. Это было для меня, конечно, удивительно».

Застрявшие в России узбекские мигранты на железнодорожном вокзале в Кинеле и в палаточном полевом лагереФото: Юрий Стрелец/Коммерсантъ

Нодира выслали в Узбекистан и запретили ему въезжать на территорию Российской Федерации на протяжении пяти лет. Тем не менее уже через несколько месяцев он снова приехал в Самару, как именно — никто не знает, вероятно, его данные не успели внести в список запрещенных к въезду в Россию людей. Но возвращение в семью было недолгим: примерно через год его вновь задержали, поместили в ЦВСИГ и теперь уже депортировали. Спустя полгода гражданская жена Нодира умерла, дети остались совершенно одни.

«Детей поместили в центр «Ровесник» в Самаре. Мы начали обращаться в шестой кассационный суд, чтобы ему отменили выдворение, чтобы он въехал, забрал детей, — рассказывает Елена Муратшина, — но суд все равно нам сказал: нет, оснований нету».

Помочь воссоединить семью пытаются и местные органы опеки, и посольство Узбекистана, детей даже планировали отправить к отцу во время пандемии.

«Были такие случаи в практике, что через посольства детей отправляли, — говорит Елена Муратшина, — но тут у нас видите, в чем загвоздка: дети — граждане России. В основном случаи такие касаются детей граждан другого государства. А здесь граждане Российской Федерации, они же даже языка той страны не знают».

Сыновьям Нодира в этом году исполняется шесть лет, отца они не видели уже больше года, но борьба за семью продолжается. Если юристам сети «Миграция и право» удастся добиться отмены первого решения о выдворении Нодира, он сможет въехать в страну и либо забрать детей, либо легализоваться здесь и воспитывать их в России.

Exit mobile version