Лера и Саша (имена героинь изменены, — прим. ТД) из Петербурга. Они познакомились пять с половиной лет назад.
«Наверное, уже на первом свидании Лера сказала мне: “Я хочу от тебя дочь”», — улыбнулась Саша и кокетливо посмотрела на Леру. Конечно, тогда это был, скорее, романтический жест. Серьезные же обсуждения начались спустя полгода отношений. Чтобы понять, как они могут завести совместных детей, что для этого нужно сделать и какие бывают риски — психологические, юридические — девушки пошли в петербургскую ЛГБТ-организацию «Выход» — «списались с сотрудниками, рассказали о себе, познакомились с разными людьми».
«Тогда мы поняли, что не одни в своем желании [завести детей] и что все это возможно. Так мы и начали свой долгий путь…» — говорит Саша.
Девушки говорят, что решили идти от «простого к сложному, как и любые гетеросексуальные пары», под простым имея в виду беременность естественным способом, а под сложным — использование репродуктивных технологий (с помощью искусственной инсеминации или ЭКО). Сначала они попробовали найти открытого донора и обратились за помощью к парням-геям, «которых оказалось не так много». Девушки даже знакомились с некоторыми мужчинами, которые поддерживают идею «далекого отца», то есть не против отдать свой биологический материал, но принимать активное участие в воспитании ребенка не планируют.
«Здесь мы столкнулись с юридическим вопросом — ты берешь на себя огромную ответственность, потому что не можешь отвечать за то, что у человека может перещелкнуть в голове. Что он в один прекрасный день не придет и не скажет: “Это мой ребенок, я его забираю”. Это, конечно, сложно, но теоретически возможно. Наши законы таковы. А поскольку человека, который един нам по духу, в нашем окружении не оказалось, мы решили не рисковать», — заключила Саша. Так выбор девушек остановился на искусственной инсеминации и анонимном банке доноров.
«У нас детей будет минимум двое, а дальше — как пойдет, — уверенно включилась в беседу Лера, которая до этого только с улыбкой одобрительно кивала. — Начать решили с меня, потому что я старше — мне за 30. У кого времени побольше, тот и родит попозже».
Подготовка к беременности у девушек продолжается вот уже четвертый год — сначала выявились некоторые проблемы по здоровью, а потом перед одной из процедур инсеминации Лера получила травму спины и долго восстанавливалась. Следующая попытка — этой осенью. Девушки настроены решительно и наметили себе план действий: если с трех попыток искусственной инсеминации забеременеть не получится, пойдут на ЭКО.
«Есть девочки, которые и по 10, и по 15 раз делают эту инсеминацию, есть те, кто беременеет с первого раза, есть те, кто один раз попробуют и потом идут на ЭКО. Все очень индивидуально. Мы по нарастающей так и пойдем», — объяснила Саша.
Закон против
«Люди встречаются, создают семьи, иногда принимают на воспитание детей — живут обычной жизнью, как и разнополые семьи. При этом российский закон делает такие семьи в правовом поле невидимыми», — говорит правовой советник ЛГБТ-группы «Выход» Макс Оленичев.
В России однополый брак заключить невозможно, напоминает юрист, поскольку в Семейном кодексе (статья 12) определено, что для вступления в брак необходимо взаимное добровольное согласие мужчины и женщины. Эту же позицию в 2006 году подтвердил Конституционный суд РФ — с тех пор никаких надежд на то, что однополые браки в России будут узаконены, нет, говорит Оленичев. «И это парадокс: для нашего государства однополые семьи не существуют, а в реальности они создаются, живут, распадаются, — все как у всех».
ЛГБТ-семьи по-разному решают вопросы с родительством, продолжает юрист. Чаще всего они выбирают искусственную инсеминацию или ЭКО. В случае лесбийских пар нужно определиться с потенциальным донором: кому-то важно, чтобы человек, предоставивший свой биологический материал, был известен будущим родителям, а потом и ребенку, — поэтому девушки нередко обращаются за помощью к знакомым мужчинам-геям, кому-то, наоборот, спокойнее, если донор останется анонимным. Иногда лесбийские и гей-пары заранее договариваются, вместе заводят детей и равноправно, одинаково вовлеченно их воспитывают. Такой формат называется со-родительство.
Есть еще вариант суррогатного материнства, но с ним дела обстоят сложнее. По российскому закону, говорит Оленичев, одинокая женщина может воспользоваться вспомогательными репродуктивными технологиями (ВРТ), а одинокий мужчина — нет.
«Формально для гей-пар процедуры ВРТ по российскому закону недоступны. И это тоже вопрос дискриминации, который требует своего решения. Но некоторые клиники все равно проводят процедуры вспомогательных репродуктивных технологий в форме суррогатного материнства, и гей-пары становятся родителями», — прокомментировал юрист.
«Не по залету»
С Ирой (имя героини изменено, — прим. ТД) мы говорим по скайпу, «пока все семейство не вернулось домой». Со своей партнершей Катей (имя героини изменено, — прим. ТД) она живет уже 12 лет, и у них двое детей. Старшего, шестилетнего Славу, родила Катя, а двухлетного Гришу — Ира.
«Мы долго к этому готовились. Да и вообще, в однополых парах достаточно серьезно относятся к детям: чтобы их заводить, нужно быть уверенным, что ты действительно этого хочешь. Это тот случай, когда ребенок появляется “не по залету”, это длительный процесс подготовки», — говорит Ирина.
Девушки всерьез заговорили о детях спустя шесть лет отношений. Решили, что первой будет рожать Катя, потому что она на год старше Иры. Сначала, по примеру других однополых пар, девушки хотели найти открытого донора, чтобы у ребенка был отец. «Мы сами выросли в полных семьях. У меня, например, с папой очень хорошие отношения, он для меня авторитет и пример. Я вообще к мужчинам отношусь вполне себе положительно, кроме того, что они меня просто не привлекают в определенных смыслах», — смеется Ира. Но этот вариант не сложился. Знакомые парни, к которым обращались Ира и Катя, отказались, потому что для них это был слишком ответственный шаг. В то же время от открытого донора родила их подруга. Но в семье очень быстро начались «разборки и конфликты», потому что родители парня активно включились в процесс воспитания малыша.
«Мы решили нести ответственность за ребенка сами. Психологов послушали, литературу почитали и поняли, что на самом деле ребенку комфортно и он полноценно развивается, когда в семье есть два родителя, и неважно, какого они пола», — сказала Ира.
Сомнений и переживаний у Иры было много: она не понимала, какой будет ее роль как «второй» мамы. Чтобы разобраться с тревогами, она пошла на встречи групп поддержки в ЛГБТ-организацию «Ресурс», и ответы на вопросы не заставили себя долго ждать: девушка успокоилась и поняла, что лучше решать проблемы по мере их поступления. После Ира и Катя пошли в клинику, одну из самых известных в Москве. Первая попытка искусственной инсеминации выпала на 31 декабря.
Иллюстрация: Антонина Касьяникова для ТД
«Мы были такие счастливые, довольные. Такое новогоднее чудо! Мы [думали], пойдем и все у нас получится», — с воодушевлением вспоминает Ира. Но увы, с первой попытки не получились. Зато получилось со второй, назначенной через месяц. Так у пары родился первый сын Слава.
Но насколько быстро и легко все получилось с беременностью и родами у Кати, настолько непросто вышло у Иры. Славе исполнился год, когда девушки поняли, что готовы ко второму ребенку, да и затягивать они не хотели, потому что «возраст», — Ире тогда был 31 год. Обратиться решили в ту же клинику, к тому же врачу и использовать материал того же донора, что и в первый раз. Врачи нашли у Иры небольшую кисту в яичнике, которую нужно было вырезать, иначе провести инсеминацию не получилось бы. После операции у девушки нашли еще две небольшие миомы, но ее уверили, что они слишком маленького размера, перед беременностью с ними ничего делать не нужно. Тогда Ира стала готовиться к первой инсеминации.
«Перед любой процедурой инсеминации проверяют прохождение маточных труб. Мне проверили трубы, сказали, что все хорошо, и мы начали пробовать. Первый раз не получилось. Материалов нашего донора больше не было, поэтому я выбрала другого. Через месяц снова ничего не получилось», — вспоминает Ира.
Так как клиника обходилась дорого и материалы первого донора закончились, девушки решили пойти в другую больницу и к другому врачу — по совету подруги. Врач запросила у Иры все анализы, в том числе заключение о проходимости труб. «Я нахожу эту бумагу и понимаю, что у меня в заключении ничего не написано: есть бланк, что проводилась процедура, а в заключении — пусто. Я пошла в обычную поликлинику по прописке, и там гинеколог мне сказала, что у меня непроходимые трубы… давно и надолго. Я тогда была очень зла на первую клинику, потому что поняла, что из нас просто выкачивали деньги», — вздохнула Ира.
Оставался вариант ЭКО. Ира начала пить гормоны, проходить лечение. В итоге врачи подсадили ей два эмбриона, и оба прижились с первого раза. «Был один такой трогательный момент, когда мне показывали их на экране, эти маленькие клеточки, — с улыбкой вспоминает Ира. — И я думала: “Ааа, это мои дети”. Так мне хотелось, чтобы они оба со мной остались».
Время шло, живот рос, беременность проходила хорошо. Когда Ира была на четвертом-пятом месяце, девушки даже съездили в отпуск. Но почти сразу же по возвращении начались проблемы. Очередное УЗИ показало, что у Иры шейка — 13 миллиметров. В больнице ей поставили пессарий и выписали домой. Но уже через три дня сделали кесарево сечение, «вытащили две большие миомы, которые, видимо, увеличились из-за гормональной терапии и давили на детей». В тот день родились мальчик весом 640 граммов и девочка — 620 граммов.
«Я в таком шоковом состоянии ходила, сцеживала им молоко. Это был треш. В итоге девочка прожила три дня, а Гришка “выбрался”. Он такой малюсенький был. Мне хватало руки, чтобы накрыть его тельце».
Два месяца Гриша был на ИВЛ, потом их с Ирой перевели в отделение патологии — еще на два месяца. Сейчас мальчику два года. Ира говорит: «Ему не очень повезло». Из-за того, что Гриша родился сильно раньше срока, у него тугоухость четвертой степени. Раньше были приступы эпилепсии, которые удалось медикаментозно купировать, но это дало задержку в развитии. Есть все шансы, что благодаря постоянным занятиям Гриша будет ходить, но слух, к сожалению, восстановить не получится.
Сейчас Ира жалеет только об одном: что полноценно не погрузилась в тему перед ЭКО, а «доверилась врачам и делала так, как они говорили».
«Я теперь всем тем, кто меня спрашивает, говорю: “Подсаживайте один эмбрион”. Женский организм предназначен для того, чтобы выносить одного ребенка. Два — это уже огромная нагрузка».
«Мясники, юристы, высокие, низкие»
Вера — музыкант, Женя — сценаристка (имена героинь изменены, — прим. ТД), и свою историю они рассказывают так, будто пересказывают сюжет семейной комедии — непростой, но жутко трогательной и уморительно смешной. Девушки познакомились в 2011 году на сайте знакомств, разговорились в чате и выяснили, что обе хотят детей.
«Мы понимали, что как-то странно немедленно рожать, надо друг друга узнать. В итоге мы начали [готовиться к беременности и родам] в 2013 году, и это заняло три года», — говорит Женя. В первое время она настаивала на том, чтобы использовать спермабанк. Вера же сначала хотела попробовать договориться с кем-то из знакомых мужчин-геев. Первым и последним претендентом стал приятель из Германии, но с ним «слава богу, ничего не вышло». Не сошлись характерами.
«Мы с ним познакомились на музыкальном фестивале в Италии и просто слились в экстазе. Потом просто поддерживали связь. И в конце концов решили, что лучшая возможность проверить чувства друг друга — это поехать в совместное путешествие. Мы поехали и поняли: “Не наше”», — смеется Вера.
Тогда девушки вернулись к идее со спермабанком, но важным условием для них оставалось открытое донорство. Девушки тогда жили в Германии и решили обратиться в известную европейскую клинику — Cryos International Sperm Bank.
«Этот банк очень клиентоориентированный. Вы туда приходите как в супермаркет, [выбор] просто на любой вкус: тут тебе и мясники, и юристы, и высокие, и низкие. Вы можете посмотреть их фотки, и у вас будет прекрасная картинка того, кто станет биологическим отцом вашего ребенка. Это, понимаете, такое чистое наслаждение. В итоге мы нашли очень клевого донора и купили сразу 20 юнитов, один юнит — это одна доза, чтобы попробовать зачатие», — рассказывает Женя.
Первой, также по старшинству, пробовала забеременеть Вера. Девушки выбрали метод домашней инсеминации — когда биологический материал донора привозят на дом и вся процедура проводится самостоятельно. Вера израсходовала 18 юнитов, но забеременеть у нее так и не получилось, хотя, говорит она, проблем со здоровьем не было. Сейчас, глядя на все происходящее с ними в ретроспективе, девушки понимают, что просто не были готовы к беременности и материнству психологически. Но тогда они решили продолжать попытки и поехали в Копенгаген, чтобы повторить инсеминацию в другой клинике и с другим донором.
«Очень приятное место, похожее на что-то между салоном красоты и комнатой, где проводятся психотерапевтические сеансы. Девушка, которая с нами работала, в ключевой момент сказала мне: “Может быть, вы хотите ввести сперму?” Я говорю: “Может быть, не надо, я делала это предыдущие восемнадцать раз, и никакого эффекта”, — продолжила рассказ Женя и вместе с Верой заразительно рассмеялась. — В общем, ничего у нас не вышло. Мы заплатили в общей сложности около полутора тысяч евро за это все удовольствие».
Тогда Вера и Женя решили попробовать зачать ребенка в Германии и, в случае если все получится, подумывали остаться там жить насовсем. Но выяснилось, что для проведения процедур искусственной инсеминации или ЭКО в этой стране девушке нужно либо быть замужем, либо иметь высокий доход, либо состоять в зарегистрированном партнерстве, — тогда, в 2014 году, в Германии еще не были легализованы однополые браки, объясняет Женя, — только в отдельных городах типа Берлина.
«Мы тогда еще не были женаты, видимо, отношения были не на том уровне… — говорит Женя, и обе девушки снова взрываются от хохота. — Когда мы написали в одну клинику и они нам сказали предъявить сертификат о зарегистрированном партнерстве, мы подумали: “Ну ничего себе, какое хамство”, хотят от нас каких-то документов. Поэтому мы стали ездить в соседнюю Польшу. А в Польше, разумеется, никакие ЛГБТ-союзы не разрешены… но зато все остальное можно, как у нас [в России]».
Но забеременеть Вера не смогла и в Польше. Девушки вернулись в Москву и пошли в клинику репродукции, где многие их знакомые ЛГБТ-пары успешно зачали детей. «Мы их вдохновили своим примером. Они уже купили сперму, уже забеременели, родили детей. А мы все тратили деньги и пытались», — сетует Женя.
Так как российская анонимная система донорства девушкам не подходила, они решили снова воспользоваться европейским банком спермы: Вера сама полетела в Германию, забрала новую партию материала и оставшиеся юниты из польской клиники и вернулась обратно в Россию. На этот раз девушки решили попробовать забеременеть одновременно: вместе прошли процедуры искусственной инсеминации, но они снова оказалась неудачными. Стало понятно, что следующий шаг — ЭКО.
«Ничего, на самом деле, страшного в нем нет, — говорит Женя, и после ее слов Вера нервно смеется. — Просто Веру один раз с ног до головы обнесло сыпью, ходила вся красная. Но ничего страшного нет».
«После того, как меня обнесло сыпью, я поняла, что все, больше не могу. И сделала паузу на год», — продолжила Вера. И после перерыва она с первой же попытки забеременела. От радости девушки решили продолжать и Женины попытки, и в итоге обе оказались беременными с разницей в пару месяцев.
Иллюстрация: Антонина Касьяникова для ТД
На последних сроках девушки полетели в Копенгаген и поженились — «в ратуше, все как положено». И в декабре 2016 года Вера родила сына, а через девять недель Женя родила дочку.
«У нас двое детей от скандинавского донора. Поскольку в свидетельстве о рождении мы не можем указать просто имя и фамилию, нам нужно отчество, то мы, недолго думая, дали обоим отчество Евгеньевичи», — заключила Вера.
Совместный опыт
О времени беременности Вера вспоминает с теплом. На мой вопрос, каково было одновременно с Женей проживать этот опыт, она сначала с улыбкой задумывается, а потом говорит: «Мне кажется, это очень круто. Мало кто из пар переживает такое».
Периоды беременности у девушек протекали по-разному. На ранних сроках у Жени был токсикоз. У Веры же ничего такого не было — «только спать хотелось». А потом наоборот. «Женька бегала до последнего дня, и даже не все понимали, что она беременна. А я последние пару месяцев просто переносила себя с места на место — огромный живот, было сложно», — говорит Вера.
Тут же Женя напомнила еще об одном совместном переживании. Когда Вера была беременна, она записалась на курсы по подготовке к родам и там же договорилась с акушеркой о сопровождении. «Но она была немножко на своей волне. И в момент родов начались какие-то странные вещи», — начала рассказывать Вера. «Ночью начались схватки. Акушерка пришла в 10 утра, отправила меня в аптеку за каким-то лекарством, а сама в это время приготовила себе яичницу и залегла на диван спать. А Вера, бедняга, сидела и страдала, — с хохотом вспоминает Женя, а рядом точно так же заразительно смеется Вера. — Примерно раз в час она с компетентным видом надевала на себя перчатки и проверяла раскрытие матки. В четыре часа дня она констатировала, что матка не раскрыта, и мы решили поехать в больницу. В роддоме все пошло стремительно: Вере вкололи все, что можно вколоть, матка стала раскрываться. Меня пустили в родзал, но в итоге все кончилось экстренным кесаревым. Дальше был мой любимый момент. Я сижу одна в этом пустом коридоре с этой несчастной акушеркой, пытаюсь услышать звук, когда же ребенок закричит или Вера закричит, или кто-нибудь закричит. И вот выходит уборщица со шваброй, вытирает пол. Вдруг я слышу детский крик, выдыхаю, смотрю на уборщицу, и она говорит: «Ну… извлекли», — и с этой шваброй проходит мимо. А я понимаю, что вот родился наш ребенок».
В женской паре возможен еще один совместный опыт, про который мало кто знает, рассказывает консультант по грудному вскармливанию, член АКЕВ (Ассоциация консультантов по естественному вскармливанию, — прим. ТД) Ирина Шаповалова. При желании кормить грудью могут обе мамы — не только та, которая вынашивала малыша, но и вторая. Поможет в этом индуцированная лактация — стимуляция выработки грудного молока.
Чтобы подготовиться к кормлению малыша, объясняет Шаповалова, нужно начать сцеживаться руками или молокоотсосом за две-три недели до рождения ребенка. Такие сцеживания должны быть достаточно регулярными — не меньше восьми раз в сутки. Уже после рождения малыша можно начать прикладывать его к груди наравне с родной мамой, уточняет специалистка. Разумеется, лучше, если на каждом этапе мам будет сопровождать консультант по грудному вскармливанию. Иногда для ускорения запуска лактации женщины принимают препараты, одним из действий которых является повышение пролактина. В этом случае паре лучше обратиться к врачу, который умеет работать с индуцированной лактацией с помощью препаратов. Но стимуляция груди все равно важнее, и в большинстве случаев ее хватает для того, чтобы появилось молоко, считает Ирина.
«Мамам желательно заранее договориться, как они будут кормить. Тут в целом полная свобода выбора, все зависит лишь от желания кормить и возможности много находиться вместе с малышом. Важно вовремя обратиться к специалистке по кормлению, чтобы она помогла обеим мамам освоить правильное прикладывание», — говорит Шаповалова.
Противопоказания к индуцированной лактации могут быть связаны с эндокринологическими заболеваниями у женщины. Во всех остальных случаях, продолжает Ирина, парам стоит заранее учесть сразу несколько факторов: совместим ли образ жизни второй мамы с кормлением, не принимает ли она препараты, например антидепрессанты или гормональные контрацептивы, противопоказанные при кормлении грудью.
Во время консультации, говорит Ирина Шаповалова, специалистка обсуждает с мамами, как именно они хотят организовать кормление, помогает освоить главные навыки. Если возникают какие-то проблемы, составляется план их решения. «По понятным причинам женские пары не афишируют свою семейную ситуацию незнакомым людям. В среде консультанток по грудному вскармливанию много приверженок традиционных ценностей, поэтому к нам обращаются с опаской, а дружественных к ЛГБТ специалистов и специалисток передают по сарафанному радио. Мне случалось консультировать женские пары, но запрос на индуцированную лактацию у них бывает крайне редко, хотя бы потому, что мало кто слышал о такой возможности. Я считаю, что важно распространять информацию об этом, потому что во многих случаях кормление малыша обеими мамами существенно облегчит жизнь семьи», — заключила консультантка.
Иллюстрация: Антонина Касьяникова для ТД
«А где ваш муж?»
Столкнутся однополые пары со стигмой и дискриминацией в клиниках или нет, зависит от конкретных врачей и политики медицинского учреждения, говорит Макс Оленичев. По его словам, есть клиники, которые придерживаются традиционного подхода и считают, что воспользоваться вспомогательными репродуктивными технологиями могут только мужчины и женщины — неважно, состоящие в браке или нет, — или одинокая женщина. Какие-то клиники, продолжает юрист, готовы помогать всем.
«Поскольку у нас нет монополии клиник на такую деятельность, то выбор есть. В Петербурге ЛГБТ-группа “Выход” установила партнерство с одной из клиник, сотрудники которой прошли тренинг по работе с ЛГБТ-клиентами, что позволило последним находиться в инклюзивном пространстве, а клинике обратить внимание и на эту часть потенциальных клиентов», — привел пример Оленичев. Тем не менее иногда однополые пары стараются не афишировать свои отношения перед сотрудниками клиники, чтобы заранее избежать возможных вопросов и предвзятости. Такой логики придерживались и Женя с Верой. Девушки признаются, что очень осторожно относятся к тому, чтобы демонстрировать свои отношения, и делают это только в безопасной среде.
«В клинике репродукции мы ничего не скрывали, — рассказывает Женя. — Был один момент, когда Вера шла на очередную процедуру, ее провожала медсестра и так зыркнула на нас и спросила: “А где ваш муж?” Я сказала: “Я муж!” И все, она больше не спрашивала. В клинике все понимали, но вопросов не задавали. А в роддоме мы решили, что “меньше знают, крепче спят”».
«Это же такой [чувствительный] момент, когда рождается ребенок! Тебе 37 лет, ты понимаешь, что, возможно, это будет единственный раз в твоей жизни. И я не хочу в этот момент сталкиваться с каким-то предвзятым отношением. Может быть, его и не будет, но шансы же все равно есть», — объяснила Вера.
По той же причине, к примеру, дети Веры и Жени не ходят в детский сад: девушки не хотят дополнительных трудностей ни для себя, ни для детей. «Мы, конечно, в каких-то ситуациях представляемся подругами и сестрами. Но одно дело — ты в роддом сходил и больше с этими людьми не общаешься. А детский сад — это какие-то долгие социальные контакты», — говорит Вера.
Когда у девушек уже родились дети, им было непросто снять квартиру: сначала они представились сестрами, потом подругами — оба раза им отказывали в аренде. «В итоге мне пришлось представиться матерью-одиночкой с близнецами», — говорит Вера. «Самый надежный жилец — это мать-одиночка с двумя детьми», — смеясь, прокомментировала Женя.
Катя и Ира тоже не особенно афишировали свои отношения в клиниках и больницах и не ходили на приемы вдвоем. «Врачам вообще все равно, им не до этого. У них другой вопрос. Например, когда мы лежали с Гришей в патологии, была очень сложная психологическая обстановка. И в этот момент первое, что меня спросила врач: “Кто вас дома ждет? Вы замужем?” Я ответила: “Нет”. “А кто вас ждет?” — уточнила она. Я ответила: “Жена”. И врач сказала сначала задумчиво: “Аааа…”, а потом поняла и вскрикнула: “А!” Ну то есть ей важно было не то, какая у меня ориентация, а главное, что у меня есть поддержка и я не одна буду с этим справляться», — говорит Ира.
Зато в садике, куда ходит сейчас старший сын Слава, вопросы поначалу возникали. Первое время Иру спрашивали: «А кто вы?», «А вы вместе живете?» Тогда девушка представлялась крестной. «Но когда Слава бежит меня встречать, иногда может назвать Ирой, а иногда мамой, — объясняет она. — Там, конечно, такие женщины [воспитательницы] за 50, им все это очень непонятно, почему нет папы и почему мы вместе живем. Слава как-то рассказал им, что у него две мамы. А воспитательницы ему ответили, что так не бывает. А я ему говорю: “Слав, ну мы же есть, значит, так бывает”».
Лера и Саша, напротив, не скрывали своего семейного положения и ходили на все приемы и процедуры вместе. Им нравилась клиника и «приятная девушка-врач», которая их вела.
— Мне кажется, всем врачам самим было интересно с нами поработать. Они [рассказывали обо всем] как творцы, художники. Говорили: «А вот можно взять эту яйцеклетку, сюда пересадить, туда оплодотворить». Очень было приятно, — вспоминает Саша.
— Не всем, — оборвала ее Лера.
— Нам сказали, что Лере нужна справка от очередного врача. Мы записались к специалистке в медцентре, где нас хорошо знают. Пришли к ней вдвоем, и она говорит мне: «А вы вообще кто, чего вы сюда пришли?» Я говорю: «Я жена». Она говорит: «Чья жена?»
— В итоге она Сашу выгнала и сказала, что если что, позовет. Естественно, никто никого не позвал.
Хоть девушки и не столкнулись с открытым неприятием их решения завести детей среди специалистов, некоторые друзья «на этом фоне отвалились».
«Они считали, что союз двух женщин — это так, баловство, приятное времяпрепровождение. Что заводить детей лесбийским парам неестественно. Но многие друзья, наоборот, поддерживают», — рассказала Саша.
Со-родительство
Анатолий (имя героя изменено, — прим. ТД) живет в Европе и воспитывает двух дочек, младших школьниц, с парой девушек-лесбиянок. С будущими мамами своих детей он познакомился «на одной волне», когда все трое задумывались о том, как можно стать родителями.
«Это было еще время “Живого журнала” и форумов по интересам, в том числе ЛГБТ-групп. Через них мы по крупицам собирали советы и мнения о со-родительстве. Но, конечно, готовых моделей у нас не было, если не считать героев сериала Queer as Folk», — вспоминает Анатолий.
После переписки в социальных сетях молодые люди решили «развиртуализоваться». Постепенно Анатолий и девушки подружились и выяснили, что им троим по силам вместе провести отпуск, что они любят одни и те же книги, слушают схожую музыку и смотрят одинаковые фильмы и что, наконец, у них «не очень сильно отличаются взгляды на то, как должны расти дети». «Мы сходились еще и в том, что возможны самые разные семейные модели, но ребенку точно не помешает иметь и папу, и маму, то есть мам. К тому же мы все давно уехали из России, но жили в разных странах Евросоюза и думали, что благодаря этому наши дети будут везде чувствовать себя дома и говорить сразу на нескольких языках. Так и получилось потом».
В разговоре Анатолий очень тщательно выбирает, о чем рассказывать, а какую информацию оставить исключительно внутри их семьи. Сам он — открытый гей, а мамы его дочек — открытые лесбиянки, но как родители они очень берегут право детей на прайвеси. «Они сами потом решат, что и кому рассказывать о своем рождении и взрослении», — считает Анатолий.
Еще до рождения дочек у него с девушками было «несколько мозговых штурмов». Они выписали почти все, что могло и даже не могло пригодиться в будущем. «Дети и религия, была у нас, например, такая тема. Вкратце: лучше держаться подальше. По выбору школы решили, что последнее слово за мамами, поскольку дети постоянно живут у них дома. Бабушки — добро пожаловать всем троим!»
Иллюстрация: Антонина Касьяникова для ТД
«Юридически я ему никто»
Когда в лесбийской семье рождается ребенок, то юридически родительскими правами обладает только одна партнерша — та, которая родила малыша, а вторая остается ему «никем», говорит Макс Оленичев. В некоторых государствах, которые признали брачное равноправие, поясняет он, второй партнерше дается возможность усыновить ребенка и таким образом получить родительские права. Есть страны, где обе мамы получают родительские права сразу. В модели со-родительства все работает так же, как и в гетеросексуальных парах: юридически родителями считаются женщина, которая родила ребенка, и мужчина — биологический отец.
Оленичев также подчеркивает: если лесбийская пара использовала сперму анонимного донора, то она может быть спокойна — никто неожиданно не предъявит родительских прав. Но если сперма была получена от друга семьи или знакомого — речь не о со-родительстве, а о тех ситуациях, когда доноры изначально соглашаются быть просто донорами, — то всегда есть риск того, что мужчина теоретически может потребовать права отцовства.
В случае неожиданной смерти юридического родителя второй родитель, не вписанный в свидетельство о рождении ребенка, не может в приоритетном порядке стать усыновителем, объясняет Оленичев. Такое право есть у родственников юридического родителя. И это одна из серьезных уязвимостей ЛГБТ-семей в России.
Если лесбийские пары выбирают вариант суррогатного материнства, юридически матерью становится та женщина, которая предоставила свой биологический материал, продолжает юрист. После рождения ребенка ЗАГС указывает ее в свидетельстве о рождении в качестве матери. Вторая партнерша не имеет никаких прав на ребенка и не может его усыновить.
У гей-пар все еще сложнее. Как объясняет Макс Оленичев, в России уже много лет существует практика, когда, после рождения ребенка по программе суррогатного материнства, орган ЗАГСа отказывает мужчине, предоставившему материал, быть указанным в качестве отца ребенка. В этом случае он вынужден обращаться в суд. И уже на основании судебного решения орган ЗАГСа указывает такого мужчину отцом.
«Весь этот комплекс невозможности правового признания однополой семьи только усиливает стигматизацию ЛГБТ-людей и лишает их обычных прав. С имущественными вопросами возможно создание альтернативного регулирования через заключение договоров: при расходовании семейного бюджета — оформление крупных покупок на обоих партнеров, при приобретении недвижимости — оформление ее в долевую собственность. С неимущественными же правами решить проблему можно только через признание возможности ЛГБТ-людям заключать однополые браки в России», — прокомментировал Оленичев.
Юридически со-родительство не очень просто реализовать, подтверждает Анатолий. Но они с девушками, говорит он, «пошли по пути наименьшего сопротивления, по классическому пути». По всем документам мужчина проходит как отец девочек, а заранее нотариально заверенные доверенности позволяют каждой из мам принимать срочные решения без подписи папы.
«По бумагам я никто для Славы», — не без сожаления констатирует Ира. Они с Катей планируют заняться всеми юридическими вопросами осенью: девушки хотят сделать доверенности, составить завещание и написать в опеку, чтобы в случае смерти Иры опекуном Гриши стала Катя. Пока же ситуаций, чтобы одной из мам понадобилось доказывать родство с детьми, не было.
Когда детям исполнилось полгода, о вариантах, позволяющих обезопаситься юридически, думали и Вера с Женей.
«Мы все время вместе и пока не очень себе представляем момент, когда может появиться необходимость [в дополнительных документах]. Но мне неважно это — быть родителем по документам, с точки зрения буквы закона», — говорит Вера. В это время к ней подбегает дочка Жени и забирается ей на коленки.
— Это кто? — спрашивает Вера, показывая на Женю.
— Мама, — отвечает белокурая малышка.
— А это кто, — указывает на себя.
— Мама Вера.
— Вот и все мои документы, — смеется Вера.
Как говорит Макс Оленичев, доступные правовые средства, которые в какой-то степени предоставляют второму партнеру права в отношении ребенка, все-таки есть. Так, юридический родитель может выдать второму родителю доверенность, чтобы он мог водить ребенка в детский сад, посещать с ним медицинские учреждения, возить в отпуск, в том числе за границу. Такая доверенность может быть отозвана в любой момент, например в случае конфликта. Также можно воспользоваться процедурой назначения временного опекуна ребенка через органы опеки. Такая мера поможет, если юридический родитель вынужден уехать на длительное время или по иным уважительным причинам не может осуществлять родительские обязанности.
Сейчас семья Анатолия живет на две страны Евросоюза в трех часах друг от друга. В планах — объездить с семьей всю Европу и Америку. В Россию, пока там «действуют средневековые законы о “пропаганде” и прочее», они не собираются. Родные из России сами приезжают к ним в гости или звонят по видеосвязи.
«Здесь, будь это детский сад, школа или работодатель, никогда не возникает двусмысленных вопросов, — говорит Анатолий. — Ах, у ребенка две мамы? Бывает, ну что же! И для самих детей эта ситуация абсолютно естественная. И для их сверстников, одноклассников, соседей. Вам, возможно, сложно поверить, но мы еще не сталкивались с неприятием или агрессией. Чем отличаются наши дети от других? Тем, что с рождения усваивают несколько языков? Тем, что подарков на день рождения получается особенно много?»
