Текст написан в соавторстве с Андреем Каганских
Если идти направо от Курского вокзала вдоль железной дороги в область, то Москва будет меняться каждые 500 метров: у вокзала стоят стаями таксисты, кафе-бистро и шаурмичные, затем, когда стихают объявления электричек и поездов, путь проходит вдоль современного искусства: расписанных граффити поворотов на арт-пространства «Винзавод» и Artplay. Вслед за ними начинаются ночные клубы и бары. Вечером буднего дня музыка перекрывает шум идущих мимо поездов, толпы молодых людей курят на улице, из окон слышен звон стеклянных бокалов и радостные крики. Если пройти кластер клубов и поплутать по задворкам, то выйдешь на неприметное одноэтажное здание прямо под железнодорожной насыпью. У здания два входа: за левой дверью за столом, заваленным бумагами, сидит уставший клерк в дешевой рубашке, за правой молодые ребята, не старше двадцати, расставляют стулья в просторном зале. «Ты на собрание? Заходи».
Комната облицована белой плиткой с серыми разводами, у задней стены с граффити в виде черного силуэта голого дерева стоят шкафы, висит светоотражающий жилет и почему-то черный парик. Здесь проходит собрание сообщества взаимопомощи «Анонимные наркоманы» (АН). Группа работает по системе двенадцати шагов — философии, согласно которой наркопотребитель должен признать зависимость и радикально переосмыслить свою жизнь.
Прохождение двенадцати шагов (из которых первый — признать, что «мы бессильны перед нашей зависимостью, что наши жизни стали неуправляемы») может занимать несколько месяцев и даже год: нужно записывать каждый шаг, консультируясь со спонсором — добровольным наставником из сообщества. Группы взаимопомощи, на которых можно открыто говорить обо всех трудностях, с которыми ты сталкиваешься, проходят несколько раз в неделю. «Спонсоры, служение, выздоровление» — в программе принята специфическая терминология, но то, что двенадцать шагов работают, подтверждено многочисленными исследованиями и временем.
Я пришла на группу для «молодежи»: подростков и молодых взрослых. Одним из первых заходит В., он недавно покинул реабилитационный центр. «Я, конечно, пока шел сюда, такие эмоции испытал, — улыбается он, рассказывая, с чем связаны в его жизни клубы неподалеку. — Сейчас, пока шел, вспоминал. А если, не дай бог, еще и какого-то знакомого встречу…» В. двадцать четыре года, он употреблял три с половиной года. Понял, что у него есть проблема, когда осознал, что не может даже проехать на метро без мысли об употреблении. «Еще неприятным открытием было то, что в кино, например, персонажи будут долбать кокаин годами и у них со здоровьем все будет ок, а у тебя в первый год уже начинаются проблемы. Я сел и подумал: “Блин, ну в двадцать четыре года еще и инфаркт получить — это просто какой-то отстой”».
Зал постепенно заполняется людьми: приходит улыбчивая блондинка в вельветовом зеленом комбинезоне. Вместе с подругой заходит кудрявый подросток с шапкой каштановых волос и в клетчатом пальто. Он здоровается с В., друзья обнимаются: «О-о-о, наркоман пришел мой любимый!» В общей сложности в небольшом помещении собирается порядка тридцати человек: рядом с коренастым бородатым мужчиной сидит худосочный подросток не старше восемнадцати. Группа начинается с минуты молчания по тем, «кто погиб, кто сорвался и тем, кто пока ищет к нам путь». В тишине слышен сначала грохот проезжающего поезда, а потом — радостные крики тусовки в соседнем клубе. В зале кто-то хихикает, кто-то сосредоточенно смотрит в пол или на руки.
После минуты молчания можно поделиться, сколько ты уже «выздоравливаешь»: кто-то называет цифру 16 или 18 дней, кто-то — 1444 дня. Всем искренне хлопают, соседи поздравляют друг друга.
Потом на собрании все в свободном формате говорят о своих проблемах. Где-то в середине выступает юноша в спортивном свитере: «Меня зовут А., я наркоман. Сегодня я ходил в школу, а потом ездил по делам. И все это время этот рюкзак с учебниками, который висел за моей спиной, казался мне самой тяжелой вещью на свете. Во-первых, все эти учебники весят просто дофига — я в десятый класс перешел. Во-вторых, было просто очень тяжело: мне даже казалось, что мне было легче, когда я [употреблял] где-то в центре, ковырял решетку гвоздиком [чтобы достать закладку с веществом]. Еще когда я выходил из реабилитационного центра, мне казалось, что я какой-то не такой, что я не умею выздоравливать. Но я сегодня чистый. Я сегодня с вами».
Хор голосов говорит спасибо.
Спикеры жалуются на одноклассников, с которыми сложно общаться («Они просто втыкают в телефон, о чем с ними говорить»), на сильное желание снова употреблять, на собственную мстительность (она, согласно программе двенадцати шагов, входит в перечень дефектов характера). Делятся проблемами и успехами на работе и в учебе («Нигде меня не понимают так, как здесь», «Это вторая семья»). Ближе к концу выступает парень с шапкой каштановых кудрей, который здоровался с В. в начале: «Сегодня мой первый день рождения в чистоте. И я очень хочу ***** [снюхать] дорожку, и весь день хожу на лицемерии: в школе всем улыбаюсь, а на самом деле состояние херовое».
После собрания он курит у дверей в окружении друзей, рядом с ним смеется его подруга с ярко-красной помадой и в белой блузке. Мы вместе идем к метро. «Расскажи ей, расскажи, как ты сам начал употреблять меф и меня подсадил! Просто пришел ко мне на выставку и такой: “Будешь меф? На”». Проходя мимо клуба, они подтанцовывают. Компания на улице шумно чокается и горланит песни, но правила АН гласят, что необходимо воздерживаться даже от алкоголя, чтобы не получить новую зависимость. Фил (имена героев здесь и далее изменены. — Прим. ТД) немного тушуется, но рассказывает бойко: употреблять он начал в тринадцать лет, четыре года назад, когда у него в распоряжении оказалась свободная квартира и друзья предложили ему попробовать экстази. Пару лет он то и дело употреблял разные вещества, но в прошлом году плотно подсел на мефедрон: «Я, как человек творческий, пытался взглянуть на мир под другим углом: известно, что многие творческие люди употребляли, и меня это вдохновляло. Но в употреблении я довольно быстро перестал работать, не мог вообще ничем заниматься».
Мы идем по площади Курского вокзала: из торгового центра «Атриум» выходят последние покупатели, громкоговоритель объявляет поезда на Нижний Новгород и Анапу, кругом толкаются люди с чемоданами и таксисты. Фил показывает на красный короб с правилами парковки, стоящий у входа в вокзал: «Когда я вышел из ребы, я знал, что весь город в закладках, я шел, и у меня постоянно взгляд скользил по низам, где обычно находишь [закладки]. Я шел по газону и знал, что под ним сто процентов лежит закладка, и, скорее всего, это мое вещество. Но я просто не разрешал себе об этом думать».
На пике употребления, рассказывает Фил, закладки они находили практически везде, иногда даже соревновались на время. Компании попадались разные вещества: героин, метадон, амфетамин, кокаин. Не всегда понимая, что именно они нашли, друзья взвешивали сверток в руке, пытаясь определить примерный вес, сравнивали запах, цвет и текстуру вещества с описанием наркотиков в интернете. Но чаще всего им попадалось хорошо знакомое вещество — мефедрон.
Африканские листья и израильские пестициды
На ветках высокогорного африканского растения кат между зеленых листьев можно найти небольшие белые цветы. Но листья — это самое интересное. В Йемене, Сомали, Эфиопии и других странах Африки и Ближнего Востока есть популярный ритуал: часами жевать листья ката в компании друзей. Эти листья дают легкую стимуляцию, которую по эффекту на центральную нервную систему исследователи сравнивают с эффектом от амфетамина.
Активное вещество в листьях ката — катинон. Его лабораторный аналог, 4-метилметкатинон, наркоторговцы и прозвали мефедроном. Из-за приставок, которыми обзавелась синтетическая версия катинона, эта молекула стала работать намного сильнее: например, лучше проницать барьер между кровеносной и центральной нервной системами. В итоге получившееся вещество действует быстрее и эффективнее листьев. Мефедрон при употреблении дает [описание эффекта, запрещенное законом]. А наутро после вечеринки — похмелье или «отхода» — усталость, тревогу и депрессию.
«Чтобы держать рот влажным и уменьшить горечь от листьев, их запивают очень сладким и не слишком горячим чаем, — израильский химик, известный под псевдонимом Dr Zee, вспоминает, как впервые попробовал листья ката. Той ночью он жевал их около восьми часов подряд: [по эффекту] они напоминают дексамфетамин и кокаин. Но жевать — не то же самое, что нюхать».
Dr Zee называют крестным отцом мефедрона — считается, что именно благодаря ему мефедрон стал популярным на наркорынке. Он рассказывает, что в начале нулевых в Израиле работал на компанию, которая занималась разработкой пестицидов. «Мефедрон изменяет поведение паразитов, они заводятся и бегают быстрее обычного, а значит, становятся более заметными для хищников. Любое отклонение от нормы для паразитов означает, что их схватят, — так работает их коэволюция», — рассказывает в беседе с корреспондентом «Таких дел» Dr Zee. Во время разговора он раскрывает свое имя — по нему можно найти несколько патентов и профиль LinkedIn, который подтверждает его историю.
Мефедрон уже был известен науке — как забытая еще в ХХ веке химическая формула, которую просто никто не додумался употребить в рекреационных целях. Dr Zee не изобрел мефедрон, однако он был первым, кто понял: это можно продавать. Но только после того, как попробовал вещество сам, — он задумался об этом «почти сразу», еще во время исследований пестицидов, когда впервые увидел и осознал его химическую формулу.
В начале нулевых мефедрон еще был легальным. Dr Zee синтезировал его оптом и продавал через интернет до запрета в Израиле в 2008 году. Затем история с продажей и запретом повторилась в 2010 году в Европейском союзе — и по инерции в России.
Почти суперзлодейский псевдоним Dr Zee появился c подачи режиссера Дэна Рида во время съемок фильма про легальные наркотики (режиссер не ответил на письма корреспондента «Таких дел») в 2013 году — тогда Dr Zee уже торговал другими, еще не запрещенными наркотиками. В прессе активно эксплуатировали получившийся на съемке образ — а Dr Zee рассказывал журналистам, как тестирует все новые психоактивные вещества на себе. Химик до сих пор гордо называет себя психонавтом, хотя уже не занимается поиском новых наркотиков и их дегустацией: у него есть ребенок. Говорит, перестать тестировать наркотики на себе его упросила жена.
Среди наркопотребителей считается, что МДМА и мефедрон дают очень похожий эффект при употреблении, но если верить исследователям, мефедрон, в отличие от МДМА, провоцирует скорый повторный прием вещества — долгие сессии приема стимуляторов российские наркопотребители прозвали «марафонами».
***
Шестнадцатилетние Тоня и Гриша ходят по торговому центру «Охотный ряд». В витринах отражается толпа посетителей: иностранцы в масках, родители с детьми, такие же, как они, подростки. У Тони — розовое каре и аккуратные черты лица, у ее парня бирюзовые волосы, цвет контрастирует с бледной кожей. В магазинах они проводят пару часов: перебирают футболки с принтами, покупают антисептик для рук с блестками, рассматривают кроссовки. Они громко говорят и смеются, посетители то и дело оборачиваются им вслед. На эскалаторе Тоня вдруг достает из рюкзака и протягивает мне маленькую красную коробочку: «О, тут же лежал меф, даже запах остался» — и действительно, можно почувствовать резкий синтетический запах, немного напоминающий запах стирального порошка.
Гриша и Тоня познакомились весной прошлого года в районе Китай-города в Москве, стали встречаться и вместе нюхать мефедрон. «Еще в тринадцать лет у меня была депрессия: я не выходила из дома, была полная апатия. Потом я все-таки стала выбираться на улицу, познакомилась с алкоголем, мне стало легче. Но от алкоголя быстро становится плохо, и я бухала, пока не нашла выход на наркотики. Зачем тебе эти сушняки, зачем [под алкоголем] творить ***** [глупости]?» — рассуждает Тоня. Когда они с Гришей начали встречаться, они пробовали разные вещества, но потом, сходятся они, был только «меф, меф, меф». Гриша и Тоня, которым на тот момент было по пятнадцать лет, употребляли летом, на вечеринках, два-три раза в неделю. «Я умудрялась торчать, ходить в школу, — вспоминает Тоня. — Родители долгое время умудрялись не замечать, что мы торчим, были в лютом отрицалове. Я с родителями практически не общалась, в полпервого [ночи] приходила, смывалась в ванную, а потом в кровать. Завтра родителям на работу, они уже спят. Утром я встаю, мать уже на работе. И никто на меня внимания не обращал». Гриша подсказывает: если ты понюхал, когда родители дома, то ни в коем случае нельзя выходить из своей комнаты.
К началу сентября Гриша весил 45 килограммов, они с Тоней продолжали встречаться и вместе употреблять, и к середине зимы их зависимость усугубилась. «Как проходили наши встречи? — вспоминает Тоня. — Мы встречались, пытались найти деньги, если не получается — мы расходимся, если получается, то мы шли торчать. И так каждый день. Мы ничем больше не занимались, мы не могли никуда пойти, ничего сделать. Нюхали, просто чтобы плохо не было. Когда у тебя отхода, у тебя полнейшая апатия, ты не хочешь ничего: не хочешь спать, дышать, слушать музыку — просто ждешь, пока все закончится», — вспоминает девушка. Со временем она привыкла к такому состоянию, но употреблять они продолжали, постепенно теряя контроль над собой. «Началась полная жопа, — вспоминает Гриша. — Мы в центре Москвы, просто в ноль и ничего не помним, что с нами только что происходило. Мы даже звали с собой друзей, чтобы они забирали у нас часть [купленного вещества], и мы не все сразу съюзывали». Гриша рассказывает, что типичной была ситуация, когда они с Тоней приходили в себя где-то на улице и не помнили, что было до этого. Нюхали они практически везде. В основном в туалетах обычных кафе.
Особой проблемой, вспоминает Тоня, стали деньги: «Нам в день нужно было 1,8 тысячи примерно на двоих на меф — мы просто просили у кого по 200-300 рублей, сколько наберется». «Мы крутили схемы с тем, что я отдавал Тоне свою одежду, а она говорила, что купила ее, и просила денег у родителей», — добавляет Гриша. Пара перечисляет способы достать денег, которыми они пользовались на пике зависимости: Тоня носила ежедневные линзы по несколько недель, чтобы сэкономить и потратить деньги на мефедрон, придумывали друзей, у которых день рождения и нужны деньги на подарок. Искали чужие закладки. Пытались покупать мефедрон большими партиями и перепродавать его с наценкой, но это, по словам Гриши, у них не всегда получалось. Отчасти потому, что купленное впрок они быстро снюхивали, отчасти потому, что их подруге за возможную попытку перепродать что-то на Китай-городе неизвестный воткнул нож в ногу.
Если верить сообщениям МВД, перепродажа и распространение — популярный у подростков способ заработать. В марте прошлого года МВД Дагестана отчиталось о задержании семнадцатилетнего юноши — с собой, по словам полицейских, у него было десять свертков с мефедроном. В апреле уже этого года в Санкт-Петербурге задержали школьницу в такси: с собой, если верить пресс-службе МВД, у девушки было двадцать два свертка с мефедроном общим весом около трех граммов. В мае аналогичная история произошла в Подольске — там у трех подростков изъяли около килограмма мефедрона. Всего за 2019 год уголовное наказание за незаконный оборот наркотиков понесли 1418 несовершеннолетних (это менее двух процентов от общего количества осужденных за незаконный оборот наркотиков). Большинство несовершеннолетних были осуждены по тяжким и особо тяжким статьям (ответственность по «наркотическим» статьям наступает с четырнадцати лет).
Пик употребления у Гриши и Тони продолжался почти два месяца: поворотным пунктом стал момент, когда после концерта Гриша попал в реанимацию с алкогольным отравлением. К тому времени у юноши уже были проблемы с полицией, и пара решила, что им нужно ложиться в реабилитационный центр. Тоня и Гриша записали эфир в инстаграме, объявили друзьям о своем решении и разъехались по разным больницам.
«От этого ***** [ничуть] не весело»
В 2013 году группа ученых из Великобритании и Австралии провела любопытный эксперимент: они оценили стремление крыс принимать мефедрон внутривенно и сравнили его с другим наркотиком — метамфетамином. Этот сверхсильный стимулятор уже долгие годы служит любимым наркотиком американских реднеков: часто, описывая употребление метамфетамина в южных штатах, американские журналисты используют слово «эпидемия» — именно метамфетамин варил Уолтер Уайт из сериала «Во все тяжкие».
Чтобы заставить крыс принимать наркотики внутривенно, ученые вживили тридцати двум животным подсоединенные к венам катетеры с внешними клапанами, через которые крысы могли при помощи специального аппарата получать наркотики (вещества попали в руки ученым благодаря полицейским изъятиям). В этом исследовании принимавшие мефедрон крысы делали это намного охотнее, чем крысы на метамфетамине. «[Отклик крыс на мефедрон] равен или даже превышает отклик, который наблюдается при употреблении других наркотиков», говорится в исследовании.
В одной химической группе с мефедроном находится другое популярное у российских наркопотребителей вещество — альфа-PVP. «Альфа дешевле — в регионах ее употребляют больше», — рассказывает нарколог из Омска Николай. Врач пересказывает историю одного из пациентов: «Он попробовал мефедрон и перешел на альфа-PVP — ее было проще достать. Когда он поступил [на лечение], у него была очень большая дозировка. Он был абсолютно разбитым, не хотел двигаться, говорил, что ему даже разговаривать тяжело, не мог есть. До этого он курил альфа-PVP через день». По словам врача, в момент госпитализации школьнику казалось, что его преследуют. «При передозировке или от синдрома отмены из-за долгого марафона у наркопотребителей бывают галлюцинаторные психозы», — объясняет нарколог. (Паранойю как особенность потребления альфа-PVP уже давно отметили исследователи.) В итоге юноша, рассказывает врач, «стал медлительнее, не может даже запомнить номер телефона и ПИН-код от карты. Я думаю, его семья будет оформлять подростку инвалидность», — говорит Николай.
Анонимный автор телеграм-канала DrugStat анализирует российские онлайн-наркорынки при помощи алгоритма, который скачивает данные с сайтов. Достать таким образом информацию о продажах наркотиков нельзя, но зато можно скачать отзывы, которые на товар оставляют покупатели. По его подсчетам, суммарно катиноны альфа-PVP и мефедрон уступают по популярности только ТГК-содержащим веществам: марихуане и гашишу.
Всего за 2019 год (выгрузка данных есть в распоряжении «Таких дел») пользователи крупнейшего интернет-наркорынка в СНГ оставили больше 750 тысяч отзывов на мефедрон и больше 500 тысяч отзывов на альфа-PVP. Анонимный аналитик говорит, что обычно наркопотребители оставляют отзыв на каждую вторую покупку, а значит, в реальности эти вещества могли купить больше двух с половиной миллионов раз. В популярности мефедрон и альфа-PVP тягаются только с марихуаной и гашишем.
Наркоторговцы тоже замечают спрос на эту группу веществ. «Мне страшно об этом думать, реально!» — рассуждает о подростковой наркомании совладелец московского интернет-магазина, торгующего мефедроном и марихуаной. — Думаю, много, и от этого ***** [ничуть] не весело, просранное поколение получаем». Он сам долго принимал мефедрон: «Три года торчал на мефе. Сам представь: у меня был доступ к нему, считай, бесплатно».
Наркоторговец говорит, что сейчас бросил это вещество из-за проблем со здоровьем — а подсел на него в самом начале моды. Считается, что по-настоящему популярным мефедрон стал около четырех лет назад — в качестве возможной причины журналисты Lenta.ru называют передел наркорынка: мефедрон можно дешево производить внутри России, это сыграло на руку наркоторговцам на фоне закрытия путей ввоза в страну импортных психоактивных веществ.
Эти данные совпадают с личным опытом врача-нарколога Вероники Готлиб, руководителя Центра детско-юношеской аддиктологии. «Если говорить о подростках, то большинство из тех, кто попадает в поле моего зрения, употребляет мефедрон». Готлиб замечает, что многие из ее пациентов сочетают катиноны с другими наркотиками, и сетует на легкодоступность наркотиков. Но при этом отмечает, что мефедрон и альфа-PVP быстрее вызывают зависимость, чем, например, ранее популярный на российском наркорынке амфетамин. Николай, нарколог из государственной наркологической клиники в Омске, также говорит, что из 220 детей порядка 60, то есть больше четверти, наблюдается у него в связи с зависимостью от синтетических катинонов.
За четыре года, по словам Фила, с которым мы познакомились в группе «Анонимных наркоманов», запрещенные вещества стали гораздо доступнее: «Сейчас это сделать легче, чем купить сигареты: при покупке сигарет есть хоть какие-то шансы, что у тебя спросят паспорт. Раньше нужно было находить каких-то барыг, которые могли тебя легко послать, потому что ты малолетка, а теперь все очень просто: никого вообще не **** [волнует], сколько тебе лет».
***
Семнадцатилетняя Галя из Москвы впервые попробовала мефедрон три года назад. И тогда, по ее словам, информации об этом веществе не было практически никакой: «Мы нигде инфы об этом не слышали, в “Википедии” ни слова не было про мефедрон, о зависимости вообще ничего не было написано. И мы с подругой тогда подумали: “Вау, что же это за волшебное средство такое?” А потом, когда уже закончили торчать и более-менее слезли, зашли в интернет, а там куча статей о мефедроне, куча сайтов, посвященных лечению». Галя выросла в обычной московской семье, ходила в школу, жила с отчимом и мамой, которая занималась своим бизнесом. Девушка пробовала разные вещества, но в конце концов перешла на мефедрон. «С детства мама меня не отпускала гулять, я сидела дома, мне не хватало ее любви, потому что она много работала. Пообщаться было особо не с кем». Одним из факторов, подтолкнувших ее к употреблению, рассуждает Галя, стали угрозы бывшего парня разослать всем ее интимные фотографии: «Я помню, как после его угроз я приходила в школу и не знала, что делать: просто стояла как вкопанная и думала: “А вдруг кто-то [снимки] видел?” У меня после этого был сильный стресс, я стала очень забитая, ни с кем не общалась. Наркотики казались мне [описание эффекта употребления]. Когда мы познакомились с одной девочкой и подружились, нас в первую очередь объединяло то, что мы вместе употребляли».
Химические формулы и подростковые мотивы
«Один из моих пациентов говорил, что [описание эффекта употребления]. На мой взгляд, это история про то, чего пациентам не хватает в жизни, и это становится значимым», — объясняет Вероника Готлиб.
Она выделяет несколько мотивов, по которым подростки начинают употреблять наркотики, и делает оговорку: «Именно мотивов». Это, например, нежелание быть белой вороной в компании или попытки уйти от неприятных внутренних переживаний. «В зависимости, несомненно, виновато вещество, вещество — это то, что вызывает непосредственно химическую зависимость, но предпосылками, входом в это являются внутренние проблемы, внешние, человеческий фактор», — говорит Готлиб.
«Это мода. Мода меняется. Химические формулы меняются, причины зависимости остаются, — говорит директор Института наркологического здоровья нации нарколог Олег Зыков. — Все разрушительные формы поведения — это единое пространство асоциального выбора. Стал ребенок употреблять психоактивные вещества, или демонстрирует суицидальное поведение, или начал школу прогуливать — это все симптомы, на основании которых можно сделать вывод: у ребенка есть проблемы, он их так решает».
***
Зависимость от мефедрона у Гали, по ее словам, прогрессировала довольно быстро: попробовав впервые летом, когда ей было четырнадцать лет, Галя стала употреблять постоянно: «Мы брали мефедрон, ехали на Китай-город, смотрели и думали: “Блин, а где бы еще упороться?” Много раз мы ссорились из-за закладок, кому больше досталось, кто больше снюхал: “Нет, ты больше себе отсыпала”. — “Нет, я себе взяла меньше, а вот ты больше”. Когда начался учебный год, мы продолжали нюхать: просто покупали меф, шли в школу, нюхали в школе, шли домой. У меня постоянно были мысли о мефедроне — очень его хотелось, буквально била себя по рукам, чтобы все не снюхать. Чувства примерно такие же, как в детстве, когда ждешь своего дня рождения: очень-очень сильно ждешь, как бы сейчас понюхать, как бы сейчас понюхать». Когда Галя не употребляла, ее одолевала сильная усталость, было больно двигаться, противно что-либо делать и даже о чем-то думать — «все было мерзко». Бросать Галя пыталась с сентября, но этот процесс растянулся до весны: «Когда я бросала, меня кидало в дрожь от одной мысли, руки тряслись, сильно знобило, было очень тяжело держать в голове эти мысли. Тогда мне действительно стало страшно: я каждый день нюхаю, пытаюсь бросить и не могу. Мне хотелось учиться, но времени не хватало ни на что, потому что главным было — понюхать. На фоне мефедрона у меня очень сильно сдвинулась крыша: начались постоянные истерики и слезы. Я плохо себя контролировала, свои эмоции». К тому моменту девушка уже пробовала заниматься с психологом и психиатром, но это, по ее словам, не слишком помогало. Тогда же у Гали появились мысли о самоубийстве, и весной она попыталась покончить с собой.
Врачи спасли Галю после попытки самоубийства, сейчас она не употребляет уже больше двух лет: «Стараюсь говорить себе, что это все происходило не со мной, и сейчас мне кажется, что все это было как во сне. Но иногда чувство, что мне ничего не хочется и все мерзко, преследует меня: и я не могу ни дышать, ни встать, ни что-то сделать».
Работа с подростковой наркозависимостью
Нарколог Готлиб рассказывает, как пришла в детскую наркологию: «Двадцать лет назад подросток из моего близкого окружения начал употреблять наркотики. Мне стало понятно, что никакой помощи специализированной подросткам в этом плане не оказывается. Я решила, что это будет мое призвание». После этого она участвовала в создании первого в России детского реабилитационного центра, директором которого стала в 2003 году.
Она и сейчас невысоко оценивает работу российской подростковой наркологии — Готлиб говорит, что чиновникам больше важны «красивые цифры» в отчетах, чем реальный результат. Среди прочих недостатков государственной системы Готлиб называет отсутствие полноценных реабилитационных центров, ориентированных именно на возрастную группу [подростков], их психовозрастные особенности». По мнению Готлиб, наркопотребителей часто отталкивает репрессивное советское прошлое психиатрии и нежелание попадать на учет: «Когда у человека болит зуб, он идет к врачу, а когда возникает проблема подобного рода, человек, может быть, к врачу пойдет в последнюю очередь: в лучшем случае идет к психологу или просто лезет в интернет, и хорошо, если он в итоге попадет в хороший центр, но бывают ситуации обратные».
Стандарты лечения наркозависимых в России, говорит доктор наук, профессор кафедры психиатрии и наркологии Первого МГМУ имени И. М. Сеченова Юрий Сиволап, не имеют научного обоснования — например, неверным он считает подбор лекарств: «В наркологии необоснованно широко используются антипсихотики (нейролептики), которые нужны при лечении шизофрении. Антипсихотики не могут сами повлиять на зависимость как таковую».
«Сейчас официальная доктрина наркологической помощи в России не имеет научного обоснования и непригодна для применения в практике. [С зависимостью от катинонов российские наркологи] как-то справляются — привычно делают капельницы, которые непонятно зачем нужны, привычно дают психотропные препараты, делая особый упор на антипсихотики. Причем эти препараты не помогают пациентам, а только вредят. Причина в том, что, к сожалению, наша наркология, как и психиатрия, находится в отрыве от общемировой, развивается вне ее контекста и живет сама по себе», — говорит Сиволап.
«Очень часто родители употребляющего наркотики подростка ведут себя неправильно, при том что являются единственными людьми, которые могут ему помочь, — рассказывает Сиволап. — Родители часто угрожают своему ребенку, ставят ему условия, чрезмерно его контролируют и унижают его самолюбие, насильно пытаются тестировать его на наркотики. Таким образом и отталкивают ребенка от себя, и лишают возможности обратиться к ним за помощью. Эту ошибку совершают многие родители — таких людей большинство. И для того чтобы не совершать одних и тех же ошибок в общении с ребенком и не способствовать феномену созависимости, родителю необходимо получать консультации квалифицированного психолога».
***
Опыт подобной «реабилитации», которая не принесла ни результата, ни, к счастью, вреда, был у восемнадцатилетней Тани из Москвы.
Она начала употреблять мефедрон на фоне расстройства пищевого поведения: «В подростковом возрасте, когда я вошла в переходный период, отец как-то назвал меня жирной коровой — и меня переклинило. Я и до этого ощущала себя полным дном, но это стало просто переломной точкой. Я много сидела в интернете, во всяких анапабликах (группах об анорексии — расстройстве, при котором наблюдается болезненная потеря веса. — Прим. ТД): «40 кг», «Ана-бабочка». Я сидела на всяких диетах: стакан молока и один банан в день, на гречневой диете… Бывает, съешь какую-нибудь шоколадную конфету и ненавидишь себя весь день, если не дольше. И начинаешь потом есть уже все подряд, потому что уже все, потрачено. Когда у меня были такие срывы и я переедала, я совала два пальца в рот — и мне становилось легче. Или я могла выпить бутылку воды с содой, и тогда все выходило еще легче. Это было классе в девятом — одиннадцатом, а к одиннадцатому классу я уже сидела на мефедроне — и было совсем легко: не надо было блевать». К концу лета Таня весила 49 килограммов.
Летом перед одиннадцатым классом Таня начала пить флуоксетин (рецептурный антидепрессант, который, помимо прочего, может влиять на аппетит), чтобы похудеть, и тогда же попробовала мефедрон. Она продолжала употреблять разные вещества, на фоне предприняла попытку самоубийства («Мы взяли пледики и решили [описание способа суицида, запрещенное законом] в подъезде на районе у моего парня»), но выжила: «После суицида я блевала уже реже, мне было все равно: меня особо никто не видел, и я набрала килограммы». Выписавшись из больницы, Таня не смогла учиться: таблетки, которые ей назначил психиатр, вызывали сильную сонливость и заторможенность. Параллельно Таня продолжила изредка употреблять мефедрон внутривенно, и родители отправили ее в православный реабилитационный центр. Специализированной помощи, рассказывает Таня, там не было: «Мы просто вставали рано, молились и читали Библию: читали утром, днем, вечером». На вопрос, помогла ли ей такая методика, Таня отвечает: «Нет, конечно» — и смеется. Месяц, проведенный там, она называет абсолютно бесполезной тратой времени: «После ребцентра я не знала, что делать дальше: у меня ни школы, ни работы, ничего нет». Сейчас девушка прекратила употреблять.
Анна уже несколько лет не работает в организациях, помогающих наркопотребителям, но периодически оказывает посильную помощь обратившимся к ней знакомым. Зимой этого года к ней обратилась семья Гриши, когда стало ясно, что своими силами проблему не решить.
После выхода из реабилитационного центра дальнейшая работа, по словам Анны, строится на совместных встречах детей, родителей и модераторов: «На встречу можно позвать всех близких этого человека [наркопотребителя], которые готовы эту ситуацию менять: друзей, родственников, соседей, если у подростка есть с ними доверительные отношения, или школьных учителей, если, опять же, у них хороший контакт и общение с подростком. На этих встречах может наступить тяжелый для ребенка и родителей момент, когда все начинают обвинять друг друга. Родители винят подростков: мол, я тебе доверяла, а ты пошел, напился, я тебя потом простила, а надо было жестче. Или подросток начинает обвинять родителя, потому что хочет снять ответственность с себя: ты виновата, что везде меня отпускала, я напивался, тусовался ночами, ты ничего не делала, а надо было меня держать в ежовых рукавицах. Но так просто не бывает, когда один виноват в той или иной ситуации, а другой — вообще нет. На таких встречах мы стараемся донести до родителей, что зависимость — это заболевание, но это не значит, что ребенок какой-то плохой, порочный, неправильный или что родители плохие. Я стараюсь убедить их не винить себя и не копаться в прошлом прямо сейчас, а думать, что делать дальше, как сохранить социальные связи и доверительные отношения с ребенком, не начать подозревать подростка по любому поводу: не всматриваться ему в зрачки, не проверять карманы, а дать ему понять, что ты его воспринимаешь как адекватного человека, который может сам принимать решения. Потому что если человек будет чувствовать, что его постоянно в чем-то подозревают, он ничем делиться точно не станет. Еще родители часто видят ситуацию как какую-то очень непродолжительную и ограниченную по времени проблему: сейчас мы предпримем такие-то шаги, пролечим это, ну как грипп, и все будет по-старому. Но зависимость — это штука хроническая, и как было до, уже никогда, скорее всего, не будет».
Когда Анна вошла в кейс Тони и Гриши, у юноши, по словам соцработницы, уже начинались проблемы с полицией, а у его матери — с опекой, а Тоня боялась просто признаться родителям и просила отправить ее на реабилитацию, сообщив матери постфактум.
«Тоня и Гриша — соупотребители. В таких случаях часто бывает, что уже после выхода из реабилитации, лечения ребята тянут друг друга на дно. И рекомендуется в таких ситуациях разлучать ребят. Но Гриша и Тоня оба были мотивированы лечиться, к тому же у них были очень тесные взаимоотношения, поэтому родители просили [после лечения] их не разлучать, и я согласна с этим решением: в их случае это могло бы привести только к худшим последствиям».
Пролежав несколько недель в разных центрах, Тоня и Гриша вышли, но вскоре стали употреблять заново — за два дня до нашей встречи летом они «сорвались на мефедроне». На мой вопрос о перспективах Гриша отвечает: «Сейчас мы пытаемся контролировать употребление…», но ему тут же возражает Тоня: «Это очень тупо, потому что как только ты думаешь, что пытаешься контролировать употребление, это значит, что оно уже контролирует тебя». Вечером мы ходим по Охотному ряду, а потом выходим покурить — стоим напротив Госдумы, ребята вспоминают «смешные» истории про закладки и друзей.
Таня и Галина сейчас готовятся к поступлению — Галя хочет стать модельером, а Таня поступает в медицинский колледж. Фил постепенно возвращается к обычной жизни, вместе с другом он гуляет по вечерним Чистым прудам и проходит «Яму» — каменный амфитеатр с небольшой сценой. Рядом по периметру стоят заграждения, а у автозака курит сонный полицейский. Фил с приятелем решают, где бы убить время до следующей группы АН — она только через два часа.